Дуглас Кеннеди - Особые отношения
О своем обеде с главным редактором Тони почти ничего не рассказал — обмолвился только, что все прошло хорошо. Но через пару дней он вдруг решил посвятить меня в детали их встречи. До вылета в Каир оставался час, когда он повернулся ко мне:
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Что-то важное? Ты так серьезен. — Я отложила роман, который читала.
— Я не серьезен, просто интересно.
— Ты имеешь в виду…
— Ну, в общем-то, я не хотел заговаривать об этом, пока не вернемся из Лондона, потому что жаль было бы тратить последние два дня на обсуждение этой темы.
— Какой темы?
— Главный предложил мне новую работу.
— Что за работа?
— Заведующий отделом внешней политики.
Потребовалось несколько секунд, чтобы до меня дошло.
— Поздравляю. Ты согласился?
— Конечно нет. Потому что…
— Что?
— Ну… потому что я хотел сначала переговорить с тобой.
— Потому что это означает перевод в Лондон?
— Вот именно.
— Ты этого хочешь?
— Скажем так: его светлость очень прозрачно намекал, что я должен принять должность. Еще он намекнул, что после двадцати лет «в поле» настало время потрудиться в редакции. Конечно, можно было бы настаивать, чтобы меня оставили на прежнем месте, но не думаю, что мне удалось бы его убедить. Кроме того, возглавлять такой отдел — это, мягко говоря, не понижение… Пауза. Я сказала:
— Значит, собираешься принять предложение?
— Думаю, придется. Но… это не означает, что я должен возвращаться в Лондон один.
Снова пауза: я обдумывала его последнее замечание. Наконец произнесла:
— У меня тоже есть новости. И мне надо кое в чем признаться.
Он встревоженно посмотрел на меня:
— Что за признание?
— Я не принимаю антибиотики. Потому что горло у меня не болит. Но мне все равно нельзя пить, потому что… в общем, я беременна.
Глава 3
Тони достойно воспринял известие. Не вздрогнул, не побледнел. Конечно, на миг он оторопел, потом ненадолго задумался. Но после этого взял меня за руку, сжал ее и произнес:
— Хорошие новости.
— Ты правда так думаешь?
— Ну конечно. А ты уверена?..
— Тест дал положительный результат, — сказала я.
— Ты хочешь оставить ребенка?
— Мне тридцать семь лет, Тони. А это значит — теперь или никогда. Но то, что я хочу оставить его, вовсе не значит, что ты обязан быть с нами. Конечно, я была бы рада. Но…
Он пожал плечами:
— Я хочу быть с вами.
— Уверен?
— Абсолютно. И хочу, чтобы ты поехала со мной в Лондон.
Настала моя очередь слегка побледнеть.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил он.
— Удивлена…
— Что тебя удивило?
— Направление, которое принял наш разговор.
— Тебя что-то волнует?
Это было мягко сказано! Хотя мне и удавалось скрывать тревогу во время поездки в Лондон (не говоря уж о неделе до отъезда, когда я уже знала от своего врача в Каире о положительном результате теста на беременность), она не оставляла меня ни на минуту. И у меня были для этого основания.
Да, какая-то часть меня спокойно радовалась беременности, но другая, не менее значительная часть моей личности была в ужасе. Может, дело было в том, что я как-то не думала, что могу забеременеть. Нет, с гормонами и инстинктами у меня все было в порядке, просто в моей вольной и независимой жизни совершенно не было места для такого-ответственного дела, как материнство. Поэтому открытие, что я уже беременна, меня потрясло и выбило из колеи.
Однако люди никогда не устают нас удивлять. Тони это, безусловно, удалось. По пути в Каир он до конца полета говорил мне, что беременность — это просто прекрасно; что вкупе с его переводом в Лондон это прекрасно вдвойне; что он видит в этом перст судьбы и что нам предстоит принять важное решение. Все это произошло как раз вовремя. Потому что мы так чертовски здорово подходим друг другу. Конечно, нам придется притираться, когда начнем жить одним домом, а мне придется привыкнуть к работе в редакции (Тони не сомневался, что я сумею убедить руководство «Пост» перевести меня в лондонский офис), но разве уже не ясно, что нам обоим пора смириться с неизбежностью и вообще остепениться?
— Ты имеешь в виду женитьбу? — спросила я, когда он наконец закончил.
Хоть и не глядя мне в глаза, он все же ответил:
— Ну… да, я… хм., да, наверное, так.
Внезапно мне отчаянно захотелось хлопнуть стакан водки, и я страшно пожалела, что не могу себе этого позволить.
— Мне нужно обо всем как следует подумать.
Тони сразу умолк. Он не давил на меня и всю следующую неделю не задавал никаких вопросов. Да это и было бы не в его стиле. Итак, вернувшись из Лондона, мы дали друг другу несколько дней на раздумье. Вернее так: он дал мне время на раздумье. Да, мы дважды в день разговаривали по телефону и даже один раз пообедали вместе — и при этом ухитрялись обходить молчанием вопрос, который интересовал обоих. В конце концов я спросила:
— Ну что, ты уже сообщил в «Кроникл» о своем решении?
— Нет, я ведь ожидаю кое от кого уточнений.
Говоря это, Тони слегка улыбнулся. От него ожидали ответа, но он не хотел давить на меня. А я невольно сравнивала его с Ричардом Петтифордом, поведение которого не выдерживало никакого сравнения с терпением Тони. Пытаясь уговорить меня выйти за него замуж, Ричард то и дело выходил за рамки дозволенного, обращаясь со мной (чисто адвокатские штучки), как с упрямым присяжным, которого нужно заставить поменять точку зрения.
Я спросила:
— В ближайшие три месяца ты не уедешь?
— Нет, но главному редактору нужен мой ответ до конца недели.
И он сменил тему.
Тем временем я не только все обдумывала, но еще и сделала множество важных телефонных звонков, первый — Томасу Ричардсону, главному редактору «Бостон пост», человеку, с которым у меня сохранялись теплые, даже сердечные отношения, хоть и на изрядном расстоянии. Янки старой закалки, он, как и я, ценил прямоту. Поэтому, когда он взял трубку, я была с ним совершенно честна. Я объяснила, что выхожу замуж за журналиста из «Кроникл» и собираюсь переехать в Англию. Еще я сказала, что «Пост» для меня — родной дом и я хотела бы остаться в газете. Но нужно учитывать и то обстоятельство, что я жду ребенка, а значит, месяцев через семь мне неизбежно потребуется отпуск на двенадцать недель.
— Ты ждешь ребенка? — В его голосе слышалось искреннее удивление.
— Похоже на то.
— Так это же чудесная новость, Салли. И я прекрасно понимаю, что ты хочешь родить и растить его в Лондоне…
— Но мы переедем туда не раньше, чем через три месяца.
