Леонид Габышев - Из зоны в зону
— Не надо.
Она повернулась и ступила на подножку.
Поезд тронулся. Коля запомнил номер тепловоза, увозившего в неизвестность его первую любовь.
6
Первые дни только и думал о Вере: вот она проехала Куйбышев… приближается в Омску… Он мысленно ехал с ней в плацкартном вагоне в Кемерово. Но дни бежали, и все меньше вспоминал о ней. Не стало Веры, не стало милого надуманного образа, и гнет неразделенной любви постепенно спадал с сердца.
В тюрьме думал: если Вера не будет его — зачем жить? Но с ней все кончено, а жить хочется. Веры нет, но мир не перевернулся. Душа выхолощена: не стало любви, ради которой выжил, и он подумал: «Любил семь лет, а разлюбил в семь дней».
Работал он три дня в неделю. По пятницам ученический, по вторникам военная подготовка. Собирал и разбирал автомат и ходил в строю. Петрову не служить в армии, но для занятий нужны допризывники. И старый служака, участник войны, занимался с ребятами на совесть, будто готовя их в бой.
Постигая азы вольной жизни, наполовину оставался в тюрьме. И сны снились лагерные. Ну хоть бы один вольный приснился.
С завода тащили все. И хотя на проходных и воротах охрана — можно вывезти целую установку.
На машиносчетной станции уборщицей работала веселая женщина Матрена Савченко. В табуляторной стоял маленький будильник «Слава». Как-то девчата поставили его на полшестого, и Матрена, вымыв полы, сунула его в трусы. На проходной будильник-предатель неистово зазвенел, и она судорожно зашарила по трусам, ища у будильника кнопку. Звон прекратился, и усатый вахтер завел покорную от страха Матрену в дежурку.
— Вытаскивай, что у тебя там, — сказал он, шевеля мохнатыми усами.
Матрена, отвернувшись, вытащила из трусов мокрый будильник.
Весной Коля исполнил второстепенную роль в пьесе Л. Устинова «Город без любви» на сцене Дворца культуры, и спектакле в областной молодежной газете появилась корреспонденция. Режиссера-постановщика и ребят-исполнителей хвалили.
В июне сдал экзамены за одиннадцатый класс и, взяв характеристики для поступления в институт, — вот только в какой — не надумал, — решил съездить в Сибирь, а на обратном пути заехать в Москву, посмотреть товарищеский матч по футболу СССР — Бразилия, побывать на родине Есенина, навестить Грязовец и заскочить в Брянск.
Желудок у него болеть перестал, он пил отвары трав, прополис и язва зарубцевалась.
Взяв отпуск и билет на самолет, на экспрессе катит в аэропорт.
ТУ-134 взмыл в воздух. Посадка в Уфе, и Коля — в тюменском аэропорту «Рощино». Ночь. Зеленый огонек. Подбегает к такси.
— До железнодорожного вокзала, — бросает он и падает на сиденье.
Покупает билет до Ялуторовска и вглядывается в лица пассажиров, надеясь встретить знакомого. И если б встретил, пожал бы радостно руку.
Подошел поезд, и первым залез в общий, неосвещенный вагон. Мужчины стали обсуждать шахматный матч Спасский — Фишер. Ввязался, и вскоре только его и слушали. Разговор перекинулся на политику — и в политике не уступил первенства. Переключились на охоту, но и в ней показал себя не последним стрелком, переболтав настоящих охотников, хотя за последние годы в упор не видел ружья.
Разговор продолжался. За окном брезжил рассвет. Коля всматривался в соседку — симпатичную девушку, — а она вдохновляла его, — и он болтал без умолку. Соседка нравилась. Она изучающе смотрела на него. В симпатичной блондинке он улавливал знакомые черты. Она походила на учительницу рисования. «А вдруг — она? Нет, не может быть. С того времени прошло… прошло восемь лет. Должна измениться».
Перед Ялуторовском разговор прекратился, — многие сходили, — а он все смотрел на блондинку, и хотелось с ней заговорить. Как она походила на Нину Владимировну! А Нина Владимировна ему нравилась. Да и не только ему. В Падун она приехала после окончания института. Падунские ребята за ней ухлестывали, но замуж она не вышла и уехала. Она была невысокого роста со светлыми, почти льняными, как у куклы, волосами, и в школе ее прозвали Куколка. Нина Владимировна, чтоб казаться выше, ходила на высоких каблуках, и по деревянному полу старой падунской школы только и раздавалось частое цокание. За это ее прозвали второй кличкой — Козочка.
Коля любовался блондинкой. «Если сойдем вместе — познакомлюсь. А вдруг, а вдруг… и отпуск проведу с ней».
В Ялуторовске на выход, а за ним цокот блондинки. Ну, просто Козочка!
Спрыгнул и протянул девушке руку. Но она без его помощи, осторожно ступая по лесенкам, — не подвернулся бы высокий каблук! — сошла на пыльный перрон.
Белое платье обтягивало стройную фигуру блондинки. Он стушевался. Ну, просто Куколка!
— Простите, — решился он, — вы напоминаете девушку… — Коля хотел поправиться: «Мою учительницу», но проглотил слова.
Блондинка улыбалась.
— Да, — продолжал он, — вы напоминаете учительницу, которая меня учила в школе.
Белые зубы блондинки сияли.
— Вы напоминаете учительницу Нину Владимировну.
— А вы напоминаете мне моего ученика Колю Петрова.
— Нина Владимировна! Здравствуйте!
— Здравствуй, Коля!
— Приехал в гости. Шесть лет не был.
— Как твои дела?
— Хорошо. В прошлом году освободился. Сейчас в отпуске…
— В вагоне я слушала и не могла поверить, что передо мной сидит и ведет умные разговоры Коля Петров.
— Нина Владимировна, дайте ваш адрес, я напишу вам.
— Записывай… Я тороплюсь. Желаю удачи!
В Ялуторовске жили родственники, и он за день их обошел, а утром поехал в Заводоуковск.
Выйдя на перрон, пошел той дорогой, по которой когда-то бежал из-под конвоя, а где его подстрелили — остановился, закурил, и пошел в прокуратуру. Прокуратура находилась в другом месте. Ему хотелось повидать прокурора и подстраховаться: вдруг попадет в неприятную историю.
В приемной поздоровался в девушкой-секретарем. Она обрабатывала ногти. Подняв глаза, спросила:
— По какому вопросу?
— Мне надо Анатолия Петровича увидеть.
— Ему некогда. Придите через час.
— Он один?
— Один. Но к нему должны прийти.
— Анатолий Петрович мой хороший знакомый, — и он шагнул к двери.
Секретарь вскочила, намереваясь грудью заслонить дверь, но услыхав такое, остановилась. Он, не глядя на нее, отворил дверь.
За столом сидел прокурор. Когда-то Коля хотел кинуться на него…
— Здравствуйте, Анатолий Петрович.
— Здравствуй, — прокурор вглядывался в лицо весело ввалившегося к нему в кабинет, без доклада секретаря, парня.
— Узнали меня?
