Андрей Шляхов - Доктор Данилов в тюремной больнице
Аудиенция у Хозяина была короткой, не дольше пяти минут, но этого времени Данилову с лихвой хватило для того, чтобы записать полковника Скельцовского в солдафоны и самодуры. Осознанно или неосознанно подражая французскому королю Людовику XIV, сказавшему однажды: «Государство — это я!» — начальник колонии через слово повторял: «Здесь один закон — мое слово!» А еще у него был неприятный взгляд — тяжелый и презрительный.
Данилов заранее решил, что не станет сообщать Елене о своем новом месте работы до тех пор, пока не отработает несколько дней и не убедится в том, что работать в колонии можно. Он, в глубине души, не исключал того, что близкое знакомство с потусторонней реальностью может быть настолько шокирующим, что придется сразу увольняться. Но раскрыть тайну пришлось уже вечером первого дня работы, потому что Елена позвонила Данилову в тот момент, когда он шел от остановки служебного «пазика» к общежитию, поинтересовалась, с какой стати он завел моду надолго отключать днем мобильный телефон.
— На новой работе мне нельзя пользоваться мобильным, я оставляю его на проходной, — ответил Данилов и, не дожидаясь следующего вопроса, сообщил. — Я не стал возвращаться в ЦРБ, потому что там ничего хорошего ждать не приходится, а устроился врачом в колонию.
— В какую?
— В исправительную. Здесь же, в Монаковском районе.
— Это туда, где сидят?
— Ну, там не только сидят, но и ходят, и спят…
— Вова, оставь свои шуточки! — Елена повысила голос так сильно, что Данилов едва не выронил трубку. — Ты что, на самом деле устроился врачом на зону?!!
— Да. Хорошая зарплата, работа пять дней в неделю, без авралов…
— И возможность в любую минуту быть убитым! — продолжила Елена. — Данилов, ты что, с ума сошел?
— Если ты помнишь, в Москве у меня с трудоустройством были проблемы…
— Я предлагала тебе хорошие варианты, но ты не захотел! Ты же любишь все делать сам! Данилов, я просто не знаю… Я не знаю, чем ты думаешь!
— Головой…
— По-моему, ты вообще не думаешь! Нет, ну надо же! Всякий раз — как обухом по голове!
— Успокойся, пожалуйста, а через пять минут я тебе перезвоню, — сказал Данилов и отключился.
Для продолжения разговора общежитие с его чудесной слышимостью не подходило. Данилов избегал делать личную жизнь достоянием общественности. Скамейка в уединенном тенистом месте — то, что нужно. Данилов сел, посмотрел на часы, пару минут полюбовался могучим раскидистым кленом, даже погладил его рукой по шершавой коре, и позвонил Елене.
— Данилов, скажи, что ты меня разыграл! — услышал он после первого длинного гудка.
— Нет. Я действительно устроился работать в колонию. И не вижу в этом ничего сверхъестественного, Лен. Ты так волнуешься, словно я не работаю там, а отбываю срок.
— Отбывать срок — это еще как-то понятно, — возразила Елена. — Срок отбывают не по своей воле. А вот взять и по собственному желанию устроиться туда на работу, да еще при наличии вариантов в Москве — это уже нечто! Нонсенс или парадокс, не знаю, как лучше выразиться!
— Нонсенс — бессмыслица, парадокс — нечто удивительное, нелогичное. Оба слова здесь не годятся.
— Не учи меня, пожалуйста!
— Я и не собирался. Просто хотел вежливо намекнуть на то, что ты перегибаешь палку. Ну, работаю я теперь в колонии, и что с того?
— Там же убивают!
— На «Скорой» убивают больше…
— Не передергивай!
— Я и не думал передергивать. Посуди сама: там ты ездишь один или с фельдшером по квартирам, не зная, где на кого наткнешься, — голова сразу же начала болеть, словно напоминая о давней производственной травме, — а здесь заключенные находятся под постоянным присмотром и никакого вреда причинить не могут.
— Да уж — не могут! — фыркнула Елена. — Что я, телевизор не смотрю?! Зэки обожают устраивать бунты и чаще всего берут в заложники медицинских работников!
— Если кто-то где-то когда-то попал под трамвай, то это не обязательно должно случиться с каждым из нас, — рассудительно сказал Данилов, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче, без раздражения. — И вообще, чтоб ты знала, в этой колонии просто образцовый порядок. Даже рыбок в аквариуме учат плавать строем.
— Они там что, совсем охренели?
— Это была шутка, — Данилов вздохнул, понимая, что сегодня нормального разговора не получится. — У тебя какие планы на субботу?
— Отоспаться! — буркнула Елена. — Если получится.
— Получится, — заверил Данилов. — Я приеду в Москву в час с небольшим, пока доберусь до дома, будет уже около двух, так что выспишься превосходно.
— А нельзя ли мне приехать в субботу и посмотреть твое новое место работы? — поинтересовалась Елена.
— Нельзя, внутрь пускают только родственников заключенных, да и то не дальше штаба.
— Жаль.
— Такой порядок. Так я приеду?
— Приезжай, конечно, буду рада, — ответила Елена, но никакой радости в ее голосе не чувствовалось. — Только не вздумай явиться с оружием!
— С че-е-ем? — не понял Данилов.
— С оружием! Тебе разве не выдали пистолет для самообороны?
— Ты что, Лен?! Ты еще про погоны вспомни. Я обычный вольнонаемный сотрудник, гражданский человек. И если хочешь знать, на территории колонии с оружием ходят только часовые на вышках. Все остальные — с дубинками и баллончиками со слезоточивым газом.
— Представляю тебя с дубинкой!
— Я имел в виду охрану, а не себя! — рассердился Данилов. — Мне, как врачу, ничего, кроме фонендоскопа, не положено!
— Если у вас так спокойно и безопасно, то почему охрана ходит с дубинками?
— Потому что таковы традиции. Если хочешь, я буду звонить тебе каждый вечер и докладывать, что со мной все в порядке.
— Звони, когда хочешь, только будь осторожен, не лезь на рожон и не совершай подвигов. Обещаешь?..
— Клянусь! — ответил Данилов.
Кажется, пронесло. Он опасался, что Елена воспримет новость более бурно, но все обошлось малой кровью. Теперь можно было купить пива, закуски и пригласить Конончука в свои апартаменты (по договоренности с больничным завхозом Данилов заселился в свою бывшую комнату 12-а) на небольшое домашнее торжество по поводу выхода на новую работу.
Глава третья
Один день Владимира Александровича
— Сегодня осмотр этапа, — объявила майор Бакланова. — Двадцать семь осужденных. Олег Алексеевич, смотри, не напортачь!
Неправильное ударение на «у» больше не резало слух Данилову, мало того, он понемногу начал считать этот вариант произношения правильным. Ведь что такое норма? Показатель, свойственный большинству.
