Аньес Мартен-Люган - Влюбленные в книги не спят в одиночестве
Во время “теста на совместный отдых” Оливье повел меня в магазины, которые я игнорировала последние несколько лет, и я воспользовалась распродажами, чтобы обновить летний гардероб. Я следовала за ним, не заморачиваясь выбранным маршрутом, а он вел меня по парижским улицам, держа за руку. В какой-то момент Оливье остановился перед спа-центром. Я повернулась к нему. На моем лице был написан вопрос.
– Подарок!
– Ты о чем?
– В ближайшие два часа тебя будут ублажать. Отпускная расслабуха начинается сегодня.
– Напрасно ты…
– Тс-с-с! Это доставит мне удовольствие. Потом ты вернешься домой, будешь готовиться, а я приду в семь вечера. Я тут нашел выставку, которая должна тебе понравиться, а потом мы поужинаем в ресторане.
Я бросилась к нему на шею. После Колена никто никогда не заботился обо мне, как он.
Я сбросила напряжение, моя кожа стала нежной, как у младенца, и я впервые надела новое красивое черное платье и босоножки на платформе, которые купила в тот же день. Перед тем как спуститься в “Счастливых”, чтобы подождать Оливье, я остановилась перед зеркалом. Меня радовало, что я такая красивая, и я надеялась, что он это оценит. Взгляд, которым он встретил меня полчаса спустя, не разочаровал.
В метро я держала его за руку, не отрываясь, смотрела на него, целовала в шею, словно влюбленная школьница. Я подвела черту под столькими вещами и не представляла себе, что могло бы прервать мирное очарование моей жизни, которое подарил мне Оливье. Я постепенно признавалась себе, что влюблена в него, и меня охватывало блаженное чувство.
Мы вышли из метро на Монпарнасе. Я шла за Оливье, не задавая вопросов и испытывая возбуждение при мысли о том, что впереди у меня интересная выставка. Он сохранил интригу до конца. Когда мы были на месте, он заставил меня повернуться спиной к двери, чтобы оттянуть момент, когда я узнаю, что меня ожидает. За спиной звучала ирландская музыка: музыка кельтов в “бретонском квартале”[6] – вполне логично!
– Я просматривал “Парископ” и вдруг наткнулся на эту выставку. Она вот-вот закроется, нужно было успеть. – Оливье был доволен собой.
– А что там?
– Зайди и увидишь.
Я толкнула дверь. Это была выставка, посвященная морю и его влиянию на британскую, шотландскую и ирландскую культуры. Организаторы создали атмосферу паба: подавали здесь не шампанское и пирожные, а гиннесс, виски и чипсы с уксусом. Мое возбуждение погасло, уступив место глубочайшему замешательству.
– Ты сказала, что Ирландия благотворно подействовала на тебя, и я подумал, что тебе должно понравиться.
– Да, – с трудом выдавила я.
Оливье обнял меня за талию, и мы стали обходить галерею. Здесь было много народу, приходилось протискиваться сквозь толпу. Я не решалась поднять глаза ни на одну картину, ни на одно фото, опасаясь увидеть знакомый пейзаж, поймать настроение, позволить эмоциям всплыть на поверхность. Я односложно отвечала на вопросы Оливье и отказалась от предложенной кружки гиннесса.
– Кажется, моя идея была не самой удачной, – сказал он в конце концов.
Я взяла его руку и крепко сжала.
– Сама виновата, я говорила, что мне понравилась эта страна и жизнь на берегу моря, и это правда… Но у меня остались не только хорошие воспоминания. Я там была не в лучшей форме.
– Тогда давай уйдем. Меньше всего я хотел причинить тебе боль, вот уж точно. Мне очень жаль, что так получилось.
– Не ругай себя. Но все же я бы предпочла уйти. Давай продолжим вечер где-то в другом месте.
Мы направились к выходу, я прижималась к нему и смотрела под ноги. Мы уже почти вышли, когда из музыки и общего гула вынырнул голос. Голос, парализовавший меня. Вернувший меня в Малларанни. Голос, от которого на моих губах появился вкус водяной пыли. Пахнущий табаком хриплый голос, который, я думала, больше никогда не услышу.
– Подожди, – попросила я Оливье, отрываясь от него.
Я оставила его у дверей, вернулась в зал, эхо голоса, звучавшего будто пение сирен, манило меня и гипнотизировало. Но это же невозможно! Я все придумала под влиянием потока воспоминаний, нахлынувших в этих залах. И все-таки я обязана разобраться. Я вглядывалась в фигуры, лица, прислушивалась к разговорам, отталкивала тех, кто мешал мне пройти, и вдруг застыла на месте. Да, мне не послышалось, это его голос. Всего несколько сантиметров разделяли нас. Вот он здесь, спиной ко мне, высокий, небрежно одетый и непричесанный, без пиджака, с сигаретой, зажатой между пальцами в ожидании, что к ней вот-вот поднесут зажигалку. Если я втяну воздух, его запах наполнит мои ноздри и вернет меня в его объятия. Я дрожала, во рту пересохло, ладони стали влажными, меня бросало то в жар, то в холод.
– Эдвард… – проблеяла я, сама того не желая.
Мне показалось, что меня услышали все присутствующие. Но имел значение только он, один из всех. Его тело напряглось, он на секунду опустил голову, сжал кулаки и несколько раз подряд нервно щелкнул зажигалкой. И только потом обернулся. Наши взгляды впились друг в друга. Мой излучал удивление и вопрос. Его сперва пробежался по мне с головы до ног, а потом обдал холодом и высокомерием. Черты его лица оставались такими же жесткими и надменными, как в моих воспоминаниях. Щетина, как и раньше, покрывала щеки и подбородок. В волосах, по-прежнему встрепанных, появилось несколько белых нитей. Он выглядел изнуренным, с печатью чего-то такого, что мне не удавалось сформулировать.
– Диана, – наконец-то произнес он.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я дрожащим голосом, самым естественным образом переходя на английский.
– Выставляю свои фотографии.
– Сколько ты уже в Париже?
– Три дня.
Я ощутила, как на мое сердце обрушился удар кулака.
– Ты собирался прийти…
– Нет.
– А-а…
Вопросы роились у меня в голове, но я была неспособна связно задать ни один из них. Его враждебное и отстраненное поведение лишало меня воли. Взгляд Эдварда переместился куда-то за мою спину, и я почувствовала на ней руку.
– А я ищу тебя, – произнес голос Оливье.
Как я могла забыть о нем? Я постаралась улыбнуться и обернулась:
– Извини, пожалуйста… Я… Выходя, я заметила Эдварда и…
Он протянул ему руку:
– Рад знакомству, я Оливье.
Эдвард молча пожал ему руку.
– Эдвард не говорит по-французски.
– Ох, прошу прощения! Вот уж не думал, что ты встретишь здесь знакомого! – улыбнулся Оливье, произнеся эту фразу на идеальном английском.
– Эдвард – фотограф и…
