Валерий Зеленогорский - В лесу было накурено
Больше живым Нина его не видела. Утром она встала, удивилась неслыханной щедрости. Тихонько открыла дверь кабинета, посмотрела, спит ли касатик, и пошла готовить свой кофе, который любила утром пить, соблюдая ежедневный ритуал. Это было ее время: желтые розы были ее любимыми, он дарил ей их в период брачных игр, это ей напомнило то время.
К обеду она пришла поднять его, но он ничего не отвечал, и когда она потрясла его, потрогала его за плечо, все стало черным, позвонила дочь, она в помешательстве сказала, что папа не дышит, остальное она не помнит: ни приезд «скорой», ни глаза детей, ни похороны, ни поминки, очнулась она на третий день после всех таблеток, которые ей давала дочь, сидящая с ней уже третьи сутки. Дочь она отпустила, обошла комнаты, все сияло и блестело, в кабинет она войти не смогла и легла опять, провалившись в сон, в котором ничего не было – ни цвета, ни картинки, ничего, кроме рваной тьмы.
Через день дочь отвезла Нину на кладбище, венки завяли, фотография Семена испугала ее, он не любил фотографироваться, поэтому была фотография с заграничного паспорта в каком-то свитере, единственная, которую нашли в бардачке машины. Нина вернулась домой, телефон молчал, она попыталась выпить, не получилось. Позвонила подружке, зав. кафедрой, поплакали. Они дружили, подруга предложила выйти ей на работу, чтобы переключиться и начать жить для детей и внуков. Нина вышла на работу, делала ее механически, а вечерами тупо сидела в кухне, пила литрами кофе, курила пачками, спать не могла. Не плакала, не вопила, сидела и курила.
Подруга с кафедры позвала в казино отвлечься и переключиться. Нина вяло отказывалась, но потом приехала и просидела с подругой у стола несколько часов. Не играла, но почувствовала нечто в этой атмосфере, что-то такое, что витает в воздухе. Образ Семена впервые за эти дни стал более осязаемым, как будто его энергия осталась в этих стенах, и она почувствовала впервые за эти дни маленькое облегчение. Она забросила работу, взяла отпуск, дети и внуки отодвинулись в ее голове далеко. Она каждый вечер приходила в казино, начала потихоньку играть в автоматы, не понимая, что она делает, и однажды при нажатии кнопки на аппарате ей почудилось, что среди картинок, вращающихся на экране, она увидела своего Семена, живого, смеющегося, таким, каким она его видела во время их посещения казино. Она поняла, что он живет внутри этих железок, и он придет еще и еще раз, и она опять увидит его. Каждый день она приходила туда, экраны светились, вращались картинки, она вглядывалась в экран неотрывающимся взглядом, он появлялся неожиданно, как удар молнии, возникал и моментально исчезал, но она успевала увидеть его и даже поговорить с ним. Вот уже целый год она ходит на свидание со своим Сеней, иногда плачет, понимая, что прошлой жизни нет, зачем было мучить его, копить для детей и внуков на будущее, на пенсию. Она за год проиграла много, почти все свои деньги, накопленные втайне от мужа на учебу внучке, проиграла все свои цацки (сережки и кольца), почти все. Но каждый вечер она идет на свидание с ним, и встречи – это все, что у нее осталось. Она тоже хочет прийти к нему по ту сторону экрана и быть с ним, как всегда в той прекрасной жизни, когда не было этого блядского казино и они были счастливы.
Кот-д’Азур, ля мур, тужур
Лазурный берег всегда имел русский колорит. До революции там зажигали русские князья, Набоков в Ницце в «Негреско» нашел покой после крушения советского строя. Просмотрев Турцию, Кипр и Канары, наиболее продвинутые люди поехали в Кот-д’Азур, стали покупать виллы в Сен-Тропе и Копфера и селиться в Монако для налоговых фокусов. Первый десант русских нуворишей высадился в 1993–1994 годах, решивших, что после путча назад дороги не будет и можно уже столбить себя на Кот-д’Азур. Стали арендовать дорогие виллы, лодки, чем длиннее, тем лучше. Казино «Де Пари» и дискотеку «Джиммис» заполнили русские плейбои и их девушки, создающие конкуренцию в тратах арабским шейхам и европейской элите, разъезжающие по миру и дрейфующие целый год на «Формуле-1», карнавалах Рио, Уимблдоне, скачках в Аскотте, танцах на Ибице и боях профессионалов бокса в залах Северной Америки, сидящие на VIP-местах суперзвезд: Мадонны, Джексона и П. Маккартни. Потом будет Куршавель, футбол в Лондоне и дни рождения на Таити с бюджетом в три-четыре миллиона. Все это еще впереди, а десять лет назад зажигали самые яркие из первой волны, нарубившие капусты. Многих из этой плеяды нет, но легенды об их дебютах еще гуляют по пляжам Лазурного берега. История, которую мне рассказал Сергей Сергеевич, происходила на Лазурном берегу в те благословенные времена, когда в Москве уже смыли кровь и копоть со стен Белого дома и до дефолта было еще далеко. Компания, торгующая в России французским вином, пригласила основных игроков российского рынка в Бордо на винный аукцион. Сергея Сергеевича пригласил обладатель самого крупного винного бутика в России, его приятель, обрусевший московский грузин по имени Князь, широкий, умный, изящный человек, любивший гульнуть, так что шум трещал о его похождениях в светской хронике по году. С.С. тоже был не дурак по этому делу, особенно за счет заведения. Так вот, вылетели они в Бордо на личном «фальконе» Князя с Внуково-3 в компании с друзьями, стоившими каждый не менее полтинника в условных и безусловных единицах. В Бордо ничего выдающегося не было, аукцион прошел, из 50 лотов коллекционного вина наш самолет забрал 30, и тут же вечером половина коллекции осталась в желудках наших пассажиров вперемешку с водочкой и виски, которых тоже было немало. С.С. вино не любил, но под давлением группы коллекционеров попробовал бокал какого-то «Шато ...» за 30 тыс. долларов без удовольствия, навсегда для себя поняв, что после «Солнцедара» и портвейна «Агдам», любимого напитка студенческой молодежи 70-х, другого вина организм не принимает, не распознает французские изыски обожженное «Солнцедаром» и «Алжирским» нёбо. Далее курс лежал в Сен-Тропе, где у Князя жила семья на вилле, жена с детьми, тетки из разоренного Тбилиси. Пока мы грузились на яхту в порту Сен-Тропе, Князь навестил семью и назначил праздничный обед в ресторане гостиницы «Библос» в месте, известном всем гурманам Лазурного побережья. Три звезды «Мишлен» (знак ресторана высокой кухни) был заниженным, Князь все заказал сам, устрицы не брал – не сезон был, но фуагра, морепродукты (омаров, лангустинов и прочих можно – сам проверил), сыры – все самое лучшее, вино ему лично принес хозяин из подвала, пожилой господин в костюме ручной работы, в ботинках «Берлутти» и сияющий, как медный пятак от русского стола, с чеком на пятизначную цифру. Заказ был сделан, но тут С.С. спросил, а можно водочки принести, пивка, лучку репчатого с маслом оливковым и пюре. Хозяин, услышав это, исчез и больше до конца обеда не появлялся, оскорбление от репчатого лука он перенести не мог, но Грузия на С.С. не обиделась: во-первых, он гость, во-вторых, желание гостя – закон, а француз перебьется. Попили, поели, все было превосходно, Князь поцеловал жену, детей и теток, и сборная сексуальных террористов московского бомонда двинулась на Кап-Антиб, где предстоял трехдневный тур. На яхте все, конечно, выпили под песню «Три счастливых дня было у меня, было у меня с тобой....». Эту песню выбрали лейтмотивом предстоящего отдыха. Князь снял дом на первой линии с парком гектаров на 10, бассейн был размером с бассейн «Москва» до постройки храма Христа Спасителя. Дом был старый, и, по легенде, его Сальвадор Дали подарил своей музе Гале на юбилей первого адюльтера, которых впоследствии было тысячи. Комнат в доме было около 40, был еще гостевой дом в парке, чуть поменьше основного, но там предстояло жить украинскому десанту женского генофонда, самолет которого уже летел из Киева в Ниццу. Ужин был заказан на террасе с безумной красоты цветами, повар, заказанный на три дня со своими ассистентами, брал 5 тыс. у.е. в день, продукты за счет гостей. В гараже томились «бентли» Князя, кабриолеты и еще несколько тачек представительского класса для всех участников, чтоб пешком не ходить, слава богу, годы уже не те. В восемь часов прибыл микроавтобус с кудесницами, и в девять под бой курантов Спасской башни на террасе появилась горячая десятка девушек, сборная Украины всех мастей и конфигураций, глаза разбежались, все были хороши, пухленькие, плоские, черные и белые, лошади и дюймовочки. Ответственный за Лазурный берег секс-маэстро по имени Петр был мастером по торговле мохнатым золотом.
Ужинали долго и обстоятельно, девушки ели и пили задорно и весело, с хорошим аппетитом, мужчины шутили, говорили тосты, длинные, как на Кавказе, и яркие, как в Одессе. Бывший поэт, а ныне трубный король, читал стихи о нелегкой доле олигарха и о классовой ненависти[3]. Украинские девушки, плотно поужинав, стали спивать на украинской мове, что придало французскому вечеру гоголевского колорита. За полночь начали расходиться кто с кем, Князь выбрал себе девушку с нервным, утонченным лицом, похожую на любимую его модель Лютицию Каста, с которой в прошлом сезоне провел пять дней в Биарицце всего за 25 штук в день. Эта была более яркая и существенно дешевле, что тоже греет. Кроме всего прочего, Князь из резюме на нее узнал, что она имеет пирсинг в укромном месте. Он дал ей кличку «Стальной Клитор». Металл он любил, т. к. блокирующий пакет «Криворожстали» был бриллиантом его металлургической коллекции. Князь спал мало, два– три часа за день, и времени у него было много. Следующим пунктом назначения был отель «Карлтон», где в одноименном казино его знали как крупного игрока, и не только там. Он шпилил по-крупному, и ставки для него устанавливались хозяевами всегда максимальные. Он пригласил с собой С.С. и артиста, любимца Андрея Тарковского, за компанию. Новый «бентли», спецзаказ, пригнали из дома в Лондоне, и троица поехала в Канны рвать казино. Казино в «Карлтоне», известное тем, что там играют серьезные люди, небольшое, но случайных пассажиров там нет, минимальные ставки велики, и поэтому сразу отсекаются случайные люди. Играли крепко, поставить бывало трудно из леса рук с фишками – как шоколадки плоские, прямоугольники достоинством 1, 2, 3 и 10 тыс. долларов. К пяти утра на момент закрытия Князь влетел уже на 300 тыс., но несильно расстроился. Мы поехали в дом на Кап-Антиб на отдых. Всем игрокам захотелось перекусить, но в доме было тихо, обслуга уехала до утра, и в доме была только охрана, а старая перуанка, не понимавшая ни слова по-французски и тем более по-русски, осталась в доме стирать носки и трусы гостям. Троица прошла на кухню, остатки великолепного ужина были уже в мусорных баках – в таких домах ужин на завтрак никто не оставляет. Бедная старушка все кивала головой и говорила «си» (по-испански «да») и никак не могла понять, почему русский хозяин так орет: «Где ужин, где мой фазан? Построить всех, будем разбираться, всех порубим». Открыв по порядку шесть холодильных шкафов, полных полуфабрикатов, он нашел лоток с яйцами и французский батон, быстро выпив стакан и заев сырыми яйцами с булкой, он умиротворился и дал уборщице тысячу франков. «Хуй с ним, с фазаном», – сказал он и пошел спать. Утром у бассейна на завтрак прошел разбор полетов, кто, как и сколько раз поимел Украину, хозяин тоже отчитался. Стальной Клитор выдержал испытание на сжатие и упругость, давление и прочие характеристики, Князь всегда считал, что у него лучший член на Кавказе и в Средней Азии. Утром на яхте поплыли на пляж в Монте-Карло, где ждали друзья. Яхта вместила всех, она была длиннее яхты Валентино, но короче Дональда Трампа, за что яхтенный брокер получил по харе два раза. В Монте-Карло пообедали, покупались в море и вернулись к себе в Кап-Антиб для послеобеденной сиесты и сладких утех. Ужин на бассейне был изыскан: Князь заказал фазана, тушу на вертеле и много всякого. Все поехали в Канн на фейерверк, особенный тем, что он шел полтора часа на барже в море; далеко от берега стояли баржи, с них стреляли, но залпов из-за расстояния было не слышно. Специально записанная партитура из классического репертуара вместе с шикарным фейерверком синхронно под музыку создавала сильнейший эффект. Самые топовые места были веранды «Карлтона», на левой веранде сидели простые туристы, заплатившие за номер не менее 600 у. е. в день, а вот на правой, где в фестиваль всегда сидят звезды, сидела группа русских коммерсантов платино-никелевой группы с девушками, разодетыми, как рождественские елки, с камнями в ушах, освещающими берег не хуже фейерверка. Люди на набережной разглядывали их, пытались узнать их лица, но, к сожалению, не узнавали никого, это хозяевам веранды очень не нравилось, они даже жили всей своей группой в «Эден Роке» – гостинице, где живут суперзвезды на Каннском фестивале. Плохой пиар был в этой компании. После фейерверка все уехали в дом, а троица – Князь, артист и С.С. – поднялась в казино «Карлтона» на второй раунд. Опять засадили двести штук, и Князь уже завелся. Утром на завтраке принимали гостей, творческую интеллигенцию Москвы. Приехал модный телеведущий с девушкой, у которой овощная фамилия, они по заданию гламурного журнала разъезжали на арендованном «пежо» и собирали материал об отдыхе новых русских. С.С. на правах приятеля этой пары провел их по дому, прочел им байку про Сальвадора Дали, и когда через два месяца в отчете в журнале «Медведь» он прочитал это, он поразился, какая дешевка эта наша журналистика. Телеведущий все хвалил и вино, и сыр, и девушек с Украины, девушка его с овощной фамилией морщилась, она была выше этого и блядей не любила по определению. Телеведущий похвалил двух певуний из группы поддержки, пообещав им промоушн на Первом канале и всесоюзную славу, они возгордились и перестали давать нашим кавалерам, считая, что теперь они уже звезды, но, получив пару раз по голове, решили отложить славу на потом и заработать естественным способом, т. е. стоя и лежа. Обед в ресторане «Горный козел», куда поехали на десяти машинах с сопровождением мотоциклистов, с музыкой из всех кабриолетов из репертуара М. Круга и «Белого орла», привлек внимание всего побережья от Канн до Ниццы. Обед в ресторане проходил высоко в горах и был омрачен душевной черствостью французов и каких-то сраных немцев, которым не нравилась песня «Три счастливых дня было у меня...». После второго куплета подошел управляющий и сказал, что здесь не караоке-бар, а ресторан «Мишлен», три звезды, и что орать не надо. Князь предложил заплатить десятку за неудобства, на что получил вежливый ответ засунуть себе десятку в жопу и не портить репутацию ресторану, в который ходил еще Наполеон до посадки на остров Святой Елены. Это воодушевило обедавших русских, всегда сочувствующих всем, кто сидит или сидел. Поэтому, спускаясь из ресторана вниз до стоянки, они исполнили «Владимирский централ» в честь Наполеона Бонапарта.
