Рауль Мир–Хайдаров - Маржанбулак — жемчужный родник
Главный знал, что все его рабочие, кто при машине, в перерыв разъезжаются в разные концы, туда, где можно прилично поесть. Да и сам он с Азизом старался при случае пообедать у Махмуда–ака. Каждый месяц, визируя бумаги на списание горючего, Фалин испытывал мучительные угрызения совести, но вновь, как в Кашкадарье, открыть чайхану на собственный страх и риск не решался.
И все-таки чайхана у него появилась.
Как-то приехал к нему по неотложному делу председатель колхоза из Явана, и Фалин пригласил его пообедать.
Когда они вышли из столовой, председатель шутя покачал головой:
— Бедный Александр Михайлович, с таким питанием, да без хозяйки — пропадешь. Все, с завтрашнего дня беру над тобой шефство, будешь обедать у меня дома.
— Одному-то скучно есть, вот если бы с друзьями, а у меня их вон сколько,— обвел Фалин рукой толпившихся у столовой рабочих,— тогда другое дело,— сощурился лукаво.
— У тебя что, какой-то план имеется? — спросил председатель, за год общения научившийся понимать Александра Михайловича с полуслова.
— Конечно. Не мог бы ты, Кудрат–ака, открыть у нас что-то вроде чайханы? Чтобы обед был как обед: шурпа, плов, шашлык, чай, лепешки. Помещение, котлы, навесы, все, что требуется, я организую за два дня и транспортом обеспечу… Только корми моих людей, как меня собирался, да и колхозу, думаю, лишняя копейка не помешает. Ребята зарабатывают — грех жаловаться.
— Договорились,— коротко заключил Кудрат–ака, а что слово узбекских председателей надежное, Фалин знал.
Зима неожиданно выдалась необычайно суровой. Фалину не раз пришлось прибегать к помощи взрывников с рудника. Часто ломалась техника, он день и ночь пропадал в ремонтных мастерских. На первых порах упал заработок механизаторов, замаячила угроза сорвать план, а это значит — потеря квартальной премии, к которой уже все привыкли.
Но чем труднее приходилось, тем лучше работали люди, потому что доверяли своему главному инженеру, верили в его идею. Фалину не нужно было упрашивать ремонтников остаться во вторую смену, чтобы экскаватор или скрепер, вышедший из строя, утром опять ушел на полигон. Хотя идея отсыпать дамбу зимой принадлежала главному инженеру, в управлении его поддержали, значит, взяли на себя ответственность. На партийном собрании секретаря обкома заверили, что зимой отсыплют дамбу с наименьшими затратами и высвободят на лето технику, так необходимую стройке. Сооружение дамбы обещано было закончить к марту, так и записали в социалистическое обязательство.
По ночам, возвращаясь в вагончик, Фалин видел яркие сполохи электросварки: домостроительный комбинат монтировал дома круглосуточно. Каждые пять дней бригада монтажников сдавала отделочникам четырехэтажный дом, а бригад таких работало двадцать.
Вглядываясь в яркие огоньки, Александр Михайлович с улыбкой думал: может быть, вот сейчас собирают мою квартиру, мой дом, куда приедет Тамара.
Маржанбулак — «жемчужный родник». Ей очень понравилось название города, где они будут жить. Фалин не раз расспрашивал старожилов о происхождении поэтического названия местечка. Каждый рассказывал свою историю. Кудрат–ака предполагал, что в горных саях — речушках, где били ледяные родники, сверкала на солнце жемчугом чистая вода. А крупицы золота, попадавшиеся здесь, добавляли сияния. Рассказывают, что название и навело геологов на мысль внимательно изучить горы вокруг Маржанбулака, и результаты превзошли самые смелые прогнозы.
Весной, когда они отсыпали дамбу в обещанный срок, Фалина приняли в партию. Вручая ему билет, секретарь обкома, давший Александру Михайловичу рекомендацию, сказал:
— Знаю вашу любовь к масштабам, новым проектам и не хотел бы с вами расставаться. Да и вам, наверное, не захочется покидать наши места. Могу предложить по окончании возведения золоторудного комбината любое строительство на выбор. Подумайте… Работы у нас — непочатый край, сами видите…
Вагонный городок, словно цыганский табор, медленно, но шумно снимался с места… Рабочие перебирались на новый строящийся горнорудный комбинат. Рядом с вагончиком Фалина в плотном ряду бытовок появилась брешь — трест монтажников снялся с места первым.
По плану на месте временного городка должна была раскинуться заводская площадь. И отъезжающие старались поскорее освободить место для строителей. Почтальоны безуспешно разыскивали адресатов в таявшем с каждым днем городке.
Однажды, случайно проходя мимо почты, Фалин услышал, как сокрушалась письмоносица…
— Пять телеграмм поступило сегодня, с ног сбилась, разыскивая людей, куда ни пойду, говорят: те вчера выехали, те с утра…
— Может, и для меня у вас что-нибудь есть? — спросил он на всякий случай.— Фалин моя фамилия…
— Знаю, знаю, что вы Фалин,— махнула рукой почтальонша.— А как же, конечно, есть и для вас… Не телеграмма, правда, а письмо…
Он едва не выхватил из ее рук конверт, узнав Тамарин почерк.
Присев от волнения на крылечке, подумал: «Успеет к празднику пуска»,— и разорвал конверт.
Письмо было коротким, давно Тамара не писала так лаконично.
«Саша, дорогой мой!
Я знаю, ты ждешь меня. Наверное, мне суждено приносить тебе горе… Я не приеду…
Рассказала все сыну, иначе не могла… Ведь взрослый, должен понять… Он понял, но ты бы видел его глаза… Просил не оставлять отца, иначе тот пропадет совсем… Он прав… Свой крест мне нести самой. Пойми и прости…
Тамара».Коктебель, 1980
