Рауль Мир–Хайдаров - Маржанбулак — жемчужный родник
Благодаря стараниям Эллочки они стали переписываться с Тамарой. Фалин даже летал во Львов, просил ее бросить все и уехать к нему вместе с сыном. Тамара тогда сказала: если любишь — жди. Мальчик был очень привязан к отцу, и только сын удерживал отца от той грани, за которой человек падает в пропасть алкоголизма. Переписка оборвалась, когда Фалин женился на Вике Кораблевой, но и тогда она часто присылала поздравительные открытки.
О разрыве его с Викой Тамара узнала не от Фалина. Вика написала злое, оскорбительное письмо во Львов, и Фалин неожиданно получил большое трогательное послание от Тамары, которое еще больше сблизило их.
Теперь у них с Тамарой, кажется, все было ясно. Сын ее, рослый и не по годам крепкий мальчик, бредил морем и после восьмилетки решил пойти в одесскую мореходку.
Только спустя пятнадцать лет, проведя через столько испытаний, судьба решила свести их вместе.
Зиму Фалин ждал с нетерпением. Именно зимой должны были воплотиться в жизнь замыслы молодого главного инженера.
Комбинату, который будет перерабатывать сотни тонн руды в день для извлечения граммов золота, нужны гигантские хранилища переработанных отходов. И построить такие хранилища, в десятки квадратных километров, дело непростое: нужно перерыть горы земли, опоясать хранилища прочной дамбой, подготовить надежное основание, чтобы не загубить вокруг хлопковые поля, поскольку отходы комбината смертоносны для плодородной земли.
Земляные работы обычно стараются провести летом, но работать в голой степи под открытым небом, когда жара под пятьдесят, а то и больше — сложно. Машины раскаляются — страшно притронуться, пыль стоит сплошной стеной, и через каждые полчаса работы необходим часовой перерыв. А главное, как задует ветер — отсыпаемую землю уносит, словно ее и не было. Почему-то все эти сложности не были учтены ни проектировщиками, ни специалистами.
Фалин, которому уже приходилось работать в суровых условиях, предложил перенести земляные работы на зимний период. Ведь зима в Узбекистане мягкая, недолгая. Он представил техсовету расчеты, схемы рыхления грунта взрывами на тот случай, если зима вдруг окажется суровой. По предположениям Фалина выходило, что за три зимних месяца они могли выполнить объем работ вдвое больше, чем в обычных условиях, весной и летом. Зимой проще было и отсыпать, и трамбовать дамбу — не уносило ветром сотни кубометров разрыхленной земли.
В управлении приняли его предложение о новой технологии, но в штабе строительства при обкоме партии это вызвало реакцию, похожую на ту, когда он запросил вертолеты. «Земляные работы зимой? Когда есть долгое лето? Не абсурд ли?» — возражали коллеги.
Кроме всего прочего, и заказчики оказались сверхосторожными и наложили запрет на предложение главного. Но Фалин и не думал сдаваться. Нашлись у него единомышленники в Ташкенте, в проектном институте, дали заключение, что вполне возможно и даже экономически выгодно отсыпать дамбу в зимних условиях. С этим заключением Фалин поехал к секретарю обкома, некогда поддержавшему его идею с вертолетами.
Специально для секретаря обкома Фалин организовал техсовет, куда пригласил представителей проектного института из Ташкента, а также лучших своих механизаторов, имевших опыт работы с мерзлым грунтом. Фалин утверждал, что риск невелик: если даже они не уложатся в срок, то отстанут от графика строительства не более чем на два–три месяца. Но строительство хранилища идет отдельно и не влияет на возведение комбината, поэтому сроки эти большой роли не играют. Идея увлекла секретаря обкома: что ни говори, а предполагалась двойная производительность на земляных работах, а это сулило миллион рублей экономии и высвобождало так необходимую рабочую силу.
В конце концов, Фалин получил «добро» на эксперимент.
Прежде Александр Михайлович в основном строил промышленные объекты, каждый из которых был по-своему уникален. Возводить дома ему не приходилось, да и не было особой тяги: отпугивали однотипность, стандарт и косность в организации столь простого, на его взгляд, строительства. Когда строится промышленный комплекс стоимостью в сотни миллионов рублей, работают до пятнадцати специализированных организаций. Это понятно. Ведь здесь и масштаб, и объемы… Но когда элементарный панельный дом возводит почти столько же организаций, а вырастает он по пословице «у семи нянек дитя без глазу»,— этого Фалин понять не мог. И тем приятнее было удивление главного, когда впервые за долгую свою практику он увидел, что город для золотодобытчиков строится совсем по-иному.
На огромной площади нового города были сначала выполнены все земляные работы: построены дороги, введены на поверхность коммуникации — газ, вода, канализация, телефон, вырыты котлованы всех будущих зданий.
Короче говоря, строители получили идеальную площадку — все под рукой, даже башенные краны не нужно каждый раз демонтировать, проще перегнать по временным путям к новому готовому фундаменту. Такого Фалин прежде не встречал. И на митинг по случаю закладки первого дома на этой удивительной площадке он шел с волнением.
Выступали многие, но больше всего Александра Михайловича поразила речь одного молодого рабочего. В руках он держал какую-то бумажку, наверное, как бывает, заранее подготовленное и согласованное выступление, решил Фалин. Однако, выйдя на трибуну, рабочий сунул шпаргалку в карман, поправил выгоревшие волосы и, волнуясь, сказал:
— Товарищи! Здесь до меня многие говорили о том, каким красивым будет молодой Маржанбулак. Некоторые говорили, что он не уступит тем «голубым городам», о которых слагаются песни. Скажу вам честно: я объездил много этих «голубых городов», именно песни и позвали меня когда-то в дорогу. И скажу прямо: не очень-то удобны и красивы эти города. В одном из них, например, через центр города проходит железная дорога, и как это «удобно» — можете себе представить. Другой, не менее знаменитый город, пересекает наискось мощный сибирский тракт. Ошибки эти исправить уже нельзя. Да и дома там понастроили типовые, и зимой зачастую в квартирах топят «буржуйки». Но главное даже не в этом. Наш город, наверное, будет красивым, начали-то строить по-хозяйски. Хочу сказать о другом… Если о нашем городе сложат когда-нибудь песню — а я в это верю,— то главными в ней должны стать слова, что живут здесь золотые люди, люди доброй души, а не просто золотодобытчики. В тридцатые годы мой отец строил новые города, которые назывались соцгородами, потому что предполагали новый быт, новые социальные отношения между людьми. Я хочу, чтобы наш Маржанбулак стал городом коммунистических отношений между людьми. Хочу, чтобы он был на радость трудящемуся человеку, чтобы не было в нем места блату, бюрократизму, карьеризму. Чтобы не было в нем пьяниц, тунеядцев, людей равнодушных.
Молодой рабочий сошел с трибуны под бурные аплодисменты. Фалин, аплодируя вместе со всеми, подумал: «Вот таких бы побольше в горсовет нового Маржанбулака…»
Так сложилось, что в управлении Фалина работали в основном выходцы из двух кишлаков. С рабочими из поселка Яван он даже занимал вагончик и, что называется, делил кров и пищу.
У мощной строительной организации большие возможности, это поняли прежде всего председатели колхозов, откуда к Фалину шло пополнение. Поначалу председатели заезжали к соседям Фалина по вечерам и за ужином или за пиалой кок–чая заводили при Фалине разговор издалека. Есть, мол, под носом бросовая земля, да нет сил самим привести ее в порядок, вот если бы парочку бульдозеров да парочку скреперов пустить туда на недельку… Хорошо бы поставить в мастерские на ремонт несколько машин… Отгонять в город на завод — далеко, долго, да и ремонт нынче делают никудышный, жаловались председатели. Фалин никогда не отказывал в таких просьбах… Зато, если случались перебои с продуктами, снабженцы, зная, кто лучше всех ладит с окрестными колхозами, бежали к Александру Михайловичу. И Фалин звонил председателям, договаривался, выручая общепит, который клял почти каждый день.
Главный знал, что все его рабочие, кто при машине, в перерыв разъезжаются в разные концы, туда, где можно прилично поесть. Да и сам он с Азизом старался при случае пообедать у Махмуда–ака. Каждый месяц, визируя бумаги на списание горючего, Фалин испытывал мучительные угрызения совести, но вновь, как в Кашкадарье, открыть чайхану на собственный страх и риск не решался.
И все-таки чайхана у него появилась.
Как-то приехал к нему по неотложному делу председатель колхоза из Явана, и Фалин пригласил его пообедать.
Когда они вышли из столовой, председатель шутя покачал головой:
— Бедный Александр Михайлович, с таким питанием, да без хозяйки — пропадешь. Все, с завтрашнего дня беру над тобой шефство, будешь обедать у меня дома.
