Адель Фернандес - Ранний плод - горький плод
— Тебе ничего не нужно?
— Список поручений у Гобера, — отвечает Матильда.
Она берет Клоди на руки и провожает Жоржа до крыльца, Гобер уже там со своей двуколкой, в которую впряжена рыжая, словно вылинявшая лошадь с желтой гривой — она получает мало овса и не желает бегать. Мэтр Фабр вздыхает. Он не стал просить у «этих господ» бензина. Возможно, они бы и дали ему, но у него бы духу не хватило подкатывать на автомобиле к своей конторе или к зданию суда на глазах у своих коллег, которые добираются туда на телегах, велосипедах, пешком.
Он с трудом усаживается, кладет подле себя портфель, вешает трость на спинку сиденья. Гобер прикрывает колени Жоржа старой солдатской шинелью, которую он именует «полостью», когда речь идет о Жорже, и «попоной», когда он накрывает ею лошадь.
— Лучше нам переехать в город, — ворчит Жорж.
На самом же деле он боится, что в его квартире в Эксе еще холоднее, чем в Бастиде, и в городе будет еще хуже с питанием.
— В деревне хоть не помирают с голоду, — говорит Гобер. — Заметьте, мосье Жорж, чтобы обеспечить вас едой, мы с мосье Жилем делаем все, что можем.
Мэтр Фабр колеблется, раздумывает: смогут ли они прожить зиму в большой квартире с высокими потолками, когда нечем топить котлы центрального отопления? Даже в своей конторе на первом этаже он замерзает. И однако, эти поездки в двуколке туда и обратно... Какой кошмар... А когда наступят настоящие холода? И если пойдет снег? Да, лучше было бы вернуться в город, жить у себя. Ведь Бастида — Жорж этого никогда не забывает — принадлежит Жильберу. Франсина и Жильбер живут у себя, со своим ребенком и со своим испанцем... Франсина... Перед ним возникает образ Франсины... Нет, он не может покинуть Бастиду и оставить Франсину Жильберу. «Франсина — самая хорошенькая, самая прелестная девушка в Эксе», — говорили в их студенческом кругу во времена их юности. Франсина — женщина, которой все завидуют, которой все восхищаются; он не покинет ее. Из-за нее он останется в Бастиде.
— Заметьте, мосье Жорж, в нынешние времена опасно разъезжать с провизией. Но вас, конечно, не оставят безо всего...
Мэтр Фабр качает головой:
— Вы же знаете, моя жена так привязалась к ребенку, и потом она любит деревенскую работу. Она знает, как она здесь нужна. Из-за нее придется и мне остаться у брата.
— Оно конечно, нам она здорово здесь нужна, мадам Матильда, — подтверждает Гобер. — Она такая мужественная, сильная, столько работает... Удивительная женщина! Право же, вам здорово повезло, мосье Жорж.
«А ведь и верно — повезло», — думает Жорж, и перед его мысленным взором возникает лицо Франсины, тело Франсины, ее голос, ее смех, ее волнующая наивность... Он обещал ей Париж, консерваторию, лучших педагогов, оперу, успех, триумф!.. А почему бы и нет? Мечтай, милая девочка, приди мечтать в мои объятья, я так дешево отдаю тебе Париж!
Возвращение Жиля несколько осложнило положение вещей, но он так часто отсутствует, усадьба так обширна, отнимает столько времени. И потом — разве Луи не втянул уже Жильбера во все эти безумства? Маки, Лондон, Северная Африка, он уедет, он снова уедет. Двуколка подпрыгивает и скрипит на неровной, каменистой дороге. Сквозь голые ветки платанов показался окутанный туманом Экс со своими колокольнями и розовыми выцветшими черепичными крышами.
— Не пора ли заканчивать эту прогулку? — ворчит Жорж. — Осатанела мне и эта езда, и эта грязная скотина, которая еле передвигает ноги!
— В городе вам было бы куда лучше, — саркастически бормочет Гобер.
Восемь часов. Алина Гобер свистом подзывает собаку. Она собрала стадо — тридцать овец и шесть коз — и гонит его к холму, где солнце высушило траву и растопило иней на кустах. Слышен звон колокольчиков, блеяние овец. Словно морская волна серой шерсти вздымается по склону, вытягивается лентой, затем расстилается. Подгоняемое Алиной и верным Бумьеном, который следит за отстающими овцами, стадо добирается до вершины холма; овцы щиплют траву, обгладывают листья и неясные побеги кустарников. Алине восемнадцать лет. У нее хорошенькое загорелое личико, большие карие глаза, черные волосы заплетены в две толстые косы, полинявшее платье плотно облегает худенькое тело; заштопанное на локтях, с заплатами под мышками, платье это так коротко, что не прикрывает ее длинных ног, которые по самые лодыжки упрятаны в большие мужские ботинки. У нее есть свидетельство об окончании школы — она дипломированная портниха. Но кто теперь шьет и что? Она любит вязать, но ей надоело распускать обрывки старого трикотажа и мастерить из них что-нибудь. Она не очень-то любит деревню и баранов. Она предпочла бы жить в Эксе и работать портнихой в ателье, болтать с подружками, хорошо одеваться, делать красивую прическу, прогуливаться с молодежью по городскому бульвару. Немного посмеяться — что в этом плохого! Правда, для души у нее есть Жан-Поль. Ему двадцать лет. Они знают друг друга со школьной скамьи. Он не захотел ехать на принудительные работы в Германию и присоединился к маки, теперь он прячется, но время от времени приходит к ней через гипсовые разработки. Он высовывает голову из черного провала подземного хода и смотрит на холм. Если Алина поднимает руку, значит, дорога свободна, никого нет, все спокойно. Тогда он выскакивает из своего укрытия и бежит, перепрыгивая через дрок, через заросли розмарина, до самого стада. Бумьен все понимает: пес радуется появлению юноши, но не лает. Алина и Жан-Поль ложатся на холодную, увядшую, пожелтевшую траву. И втихомолку предаются любви, ни на минуту не выпуская из виду овец и дорогу, — предаются любви не мешкая, наспех, как получится, они говорят: «Вот когда кончится война...» И появляются надежды, проекты, мечты о счастье... Но война еще не окончена. Они, дрожа, встают — одежда запачкана землей, отсырела. Они целуются, уже тревожась за завтрашний день, и Жан-Поль исчезает в черной дыре у гипсовых разработок.
Девять часов. Франсина просыпается, жмурится от яркого света, потягивается и, вытащив руки из-под одеяла, чувствует, что в комнате очень холодно. Она раздумывает: умываться или нет? Для этого нужно сверхчеловеческое мужество! Нет, она умоется на кухне, где у Матильды всегда есть кастрюля с горячей водой.
Франсина быстро одевается: толстый свитер, бархатные брюки, сапоги на меху... Да, этот толстяк Жорж умеет доставать самые невероятные вещи. Под воротом свитера этикетка: «Сделано в Германии». Жилю это может не понравиться, лучше спороть этикетку... Жиль так упрям — совсем как ребенок. Франсина думает о прошедшей ночи — вспоминает, взвешивает, сопоставляет. Жиль в любви куда лучше Жоржа и много лучше маэстро Галтьери. Она проводит это сопоставление без тени цинизма. Франсина и не развратна, и не особенно чувственна. Она рассуждает наивно — так, будто речь идет о ком-то другом, ибо сама получает мало удовольствия. Она принимает любовь Жильбера, потому что он ее муж, это ее долг, она никогда не помышляла от этого уклоняться. Связь с Жоржем возникла сама собой — потому что он был тут, в то время как Жиля не было. Жорж с уважением относится к ее искусству, никогда ни в чем ей не отказывает. С маэстро — это для карьеры. Расплачиваться своим телом — она не находит в этом ничего необычного. Она выполняет положенный ритуал скромно, со своеобразной честностью. Ничто ведь даром не дается. Если бы Матильда страдала от ее связи с Жоржем, Франсина отказалась бы от Жоржа, потому что она любит Матильду, восхищается ею и ни за что на свете не хотела бы причинить ей боль. Но Матильда, по-видимому, все знает, все понимает и все приемлет. Они с Матильдой всегда дружили, и она по-прежнему все такая же милая, всегда готова прийти на помощь, поэтому Франсина не задается вопросами. Она никогда не утомляет себя бесполезными «почему». Она живет, поет, старается не слишком мерзнуть и по возможности есть повкуснее, она холит себя, развивает свой голос. Так что забот и хлопот у нее хватает. Франсина спускается с лестницы. Целует Клоди, которая бежит к ней через кухню, целует Матильду, которая приготовила ей чашку молока и тартинки с вареньем. На кухне жарко, в старой плите гудит огонь, и, потрескивая, горят дрова в камине. На улице бледное зимнее солнце освещает остатки листьев на деревьях.
— Как здесь хорошо, — мурлычет Франсина.
Она запирает на задвижку дверь, раздевается и ставит перед камином чан, в котором Матильда только что купала Клоди.
— Восхитительно, — говорит Франсина, лениво намыливаясь перед огнем. Красные блики играют на ее коже. Матильда улыбается. Она любуется красотой Франсины, грацией ее движений, гибкостью, совершенными очертаниями ее тела, белизной кожи, блеском влажных от пара волос.
— Ты сейчас поджаришься, — предостерегает Матильда, протягивая ей полотенце, — отодвинься от огня.
И смеется, видя, как Франсина отряхивается, словно мокрая собачонка, быстро проводит тряпкой по кафелю, который забрызгала Франсина, и отгоняет Клоди, пытающуюся залезть в бак.
