Андрей Кузечкин - Все десять пальцев
Во-первых, те, кто охотится на Юкки, действительно серьезные ребята. Впрочем, нет ничего сверхъестественного в том, как легко они установили личность студента Шнеемана. Вся информация есть в базе данных института, добыть ее при желании нетрудно. Разговор в туалете – лишь психологическая атака, наверняка этой процедуре подвергли многих обитателей общежития, и не только студентов, но и персонал. («...В общаге крыса завелась», – слова охранника Константина.) Этим серьезным людям ничего бы не стоило свободно войти в общагу, заплатив кому надо, но вряд ли из такой затеи вышло бы что-то путное. Посторонние личности, массовые обыски, крик, хаос, неразбериха – под шумок всегда легче удрать. Нет, работать надо осторожно.
Есть другой немаловажный момент. Из уст незнакомца Кирюха получил новую и – главное! – абсолютно правдоподобную версию того, что происходит. Девка сбежала от богатого родителя в поисках приключений, признаваться в этом она, конечно же, не собирается, поэтому загадочно молчит либо сочиняет небылицы. Аввакум – если его действительно так зовут – кто-то из ближайших приближенных отца Юкки или, возможно, специально нанятая ищейка. Ну а розовый рюкзак-кролик набит украденными деньгами – пачками евро, долларов, иен – а в боковом кармане лежит мелочь на карманные расходы: всякие пятисотрублевки и сотенные.
...Кирюха ополоснул пустую тарелку под краном, занес ее в комнату и отправился наверх. Между седьмым и восьмым этажами он повстречал Константина с недокуренной сигаретой в зубах.
– Тебя жду, Кирилл, – сказал он, моментально погасив сигарету. Серьезность его лица и твердость голоса ничего хорошего не предвещали. – Вопрос один есть к тебе.
– Спрашивай.
– Сначала присягу дай.
«Милитарист убогий», – подумал Кирюха.
– Поклянись, что скажешь правду. И от ответа не увильнешь.
– Это обязательно?
– Вот ты и вилять начал, – охранник улыбнулся с укором. – Значит, что-то скрываешь.
– Ничего не скрываю. Весь твой.
– Так ты клянешься или как?
– Клянусь, – Кирюхе хотелось одного: поскорей уйти, чтобы не видеть красные обвислые щеки Константина.
– Как звали ту девчонку, с которой я тебя застал?
– Какая тебе разница? – возмутился парень. – Сам сказал: спи с кем хочешь, это не мое дело.
– Все поменялось, Кирилл. Это действительно не мое дело, я только хочу убедиться, что эта девка наша, общажная.
– Ловишь своих нелегалов? Ее зовут Маша.
– Какая Маша? У меня здесь полсотни Маш.
– Грызлова, Костян. Грызлова.
Лицо охранника заметно изменилось, приобретя выражение изумленной брезгливости:
– Это правда, Шнееман?
– Спроси у нее, сходи, узнай. Только где ты ее найдешь?
Последний вопрос Кирюхи был вполне логичным. Уже третий год подряд Мария Грызлова кочевала из комнаты в комнату, будто переходящее знамя. Ни красивой внешности, ни складной фигуры, ни ума, ни вкуса в одежде и косметике, ни умеренности в еде и выпивке природа ей не дала. Всего одно качество делало Машу неотразимой в глазах парней: безотказность. «Ты ее уже попробовал?» – спрашивали старшекурсники у перваков. Грызлова ублажала парней не только в койках – на балконах, в туалетах, в душевой, на лестнице, в коридоре... Говорили, что с помощью своих навыков она исхитрялась даже сдавать некоторые экзамены.
– Ты шутишь! Ты ж не такой!
Кирюха улыбнулся с иронией:
– Кто сказал?
Щеки Константина стали двумя воздушными шарами, которые то надувались так, что вот-вот лопнут, то с шумом выпускали воздух. Он тяжело пыхтел:
– С Грызловой? Ты?! Как ты с ней спутался?
– Легко... – пожал плечами Кирюха. – Напоил, шоколадкой угостил...
– Не верю все равно!
– Ты слышал ее голос. Разве не узнал?
– Да не помню я, не вслушивался... Ты скажи: она что, лучше, чем Оля? Ты Олю ради этой поблядушки бросил?!
– Да нет! Все совсем не так. Я еще до этого решил с Олей расстаться...
– И тут же с Грызловой перепихнуться? Не понимаю я тебя, вообще не понимаю.
– И не надо об этом! Увидимся, Костян.
Кирюха устремился вверх по ступенькам. Второй раз за день он стал клятвопреступником. Дважды обещал говорить правду и дважды соврал. На том свете зачтется? Или все же будут приняты во внимание смягчающие обстоятельства?
Он постучал в дверь актового зала условленными четырьмя ударами.
– Я гляжу, вы времени зря не теряли! – заметил он, войдя.
– Вот именно, зайчик, – кивнула Настя, на ее шее темнела крупная точка – свежий ожог от сигареты. – За сегодня должны управиться...
– Да, а потом обои на стены поклеим, все остальное покрасим, и финиш, – продолжил за нее Антон. – Еще двое суток, максимум трое – и будем сдавать объект. Куда потом твою девчонку определить – ума не приложу. Твою ДОРОГУЮ девчонку, – он ухмыльнулся и подмигнул Кирюхе незаметно от Юкки, что находилась здесь же, в актовом зале. С большой разноцветной коробкой в руках она сидела, закинув ногу на ногу, на скамье и кидала в рот попкорн.
Взгляд друга не очень понравился Кирюхе. Новая беда! Конечно, Слепень видел объявление. И, само собой, ничего не сказал узнице. Сейчас он, разумеется, прикидывает, на сколько недель ему хватит пива и сушеных кальмаров, закупленных на всю сумму вознаграждения. Дружба дружбой – бизнес бизнесом?!
– Определите меня куда-нибудь, где есть мягкая кровать. Я, как принцесса на горошине, всю ночь ворочалась на этих плакатах! – пожаловалась Юкки. – И в ведро ходить мне не нравится!
«Ну еще бы. Ты привыкла, чтобы тебе задницу медом мазали, как делали твои богатенькие мамаша с папашей». Почему-то история, рассказанная невидимым уродом в туалете библиотеки, становилась для Кирюхи все более и более правдоподобной. Дочка олигарха бесится с жиру, играет в тайного агента, выдумала себе легенду, а все остальные должны плясать вокруг нее, прятать, укрывать, рисковать учебой и проживанием в общаге... Да наплевать на ненормальную бабенку! Сдать ее, как утиль, получить от благодарного папы сто штук, поделить на троих да и провести каникулы где-нибудь в Ялте. Пусть Настюха позагорает на солнцепеке: старая шкурка слезет с нее вместе со следами порезов и ожогов, новая кожа будет гладкой и загорелой. И Антошке не мешало бы здоровье поправить...
– Жаловаться не на что, кисуня, – строго сказал Кирюха. – Я б на твоем месте гордился своей изворотливостью.
– Гордился... Да, гордился... – грустно сказала девчонка, и вдруг ее щеки и края рта поползли вниз, превращая симпатичную мордашку в физиономию девочки-дауна. Из глаз полились крупные слезы, Юкки зарыдала:
– Дорогие мои, хорошие! Пожалуйста, не выдавайте меня никому! Они расскажут вам сказку, будто я от родителей сбежала, будут предлагать большие деньги – не поддавайтесь! Смерти моей – вот чего они хотят! Помогите...
Она свалилась на пол, рассыпав попкорн, и долго дергалась в истерике, захлебывалась слезами, хлопала ладошками по полу. Антон, Кирюха и Настя виновато смотрели друг на друга.
После отбоя Кирюха долго не мог уснуть: лежал на боку и вымучивал очередное эссе к экзамену, положив между матрасом и тетрадью книгу, чтобы удобно было писать. Вместо артикля the он машинально втыкал a; там, где следовало употребить форму has, выводил have; doesn't свободно заменял на don't и наоборот... Если и замечал ошибку, то не тратил время на то, чтобы исправить ее. Главное – закончить, а отредактировать готовый текст можно когда угодно.
Над Кирюхой храпел Вовка, завернувшись в одеяло, будто в кокон.
Настя и Антон, которым не спалось, стояли на балконе: девчонка выпускала длинные струи дыма, очкарик обнимал ее за плечи.
Пила холодный кофе Оля Ступкина, сидя за столом, и беззвучно плакала, при этом глядела в раскрытый учебник, хотя и не могла понять ни единой буквы. Зина слушала через наушники ночную радиопередачу, Лиза давно спала – она отправлялась на боковую раньше всех, памятуя эскимосскую мудрость: еда – это сон (то есть недостаток одного можно восполнить избытком другого; хотя от крепкого сна, как известно, не полнеют).
Дверь в актовый зал была распахнута. Там горел свет.
Внутри было четверо: Константин, двое других охранников и низенький человечек в очках и засаленном пиджаке, еще не старый, но сухой и согбенный. Последний стоял – без определенного выражения на морщинистом лице – у входа в зал, в руках он перебирал, словно четки, тяжелую связку ключей разного цвета и размера. Остальные носились по помещению, громко топая, распахивали ящики и шкафы, раздергивали занавески, заглядывали под скамьи, то и дело забегали в маленькую каморку, заполненную плакатами. Константин вытирал пот с лица и злобно шептал:
– Ну где эта крыса? Где она? Где?
5. Кирилл Шнееман, реаниматор
– Знаешь, Кирюх, по общаге слухи ходят про твою девчонку. Вчера перед сном, когда ждал своей очереди в душе, слышал, как две девки из 314-й обсуждают.
