KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Эбрахим Голестан - Горькая доля

Эбрахим Голестан - Горькая доля

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Эбрахим Голестан, "Горькая доля" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

– Значит, ты разговоры слушал, а не играл?

– Я прислушивался, – ответил дядя. – Глаза и уши на что? Всегда полезно быть в курсе событий.

– Зато ты на доске все проморгал.

– Почему проморгал, просто не везло, кости не так выпадали. Бывает же порой – не везет, и все.

– Наверно, доска виновата, – с издевкой сказал отец. Дядя посмотрел на него в упор.

– А это неважно. Игра есть игра. И, чтобы выиграть, надо бороться.

– Кости, что ли, ловчее бросать? – спросил отец.

– Как сумеешь. Главное – действовать самому, а не полагаться на пару костяшек, – ответил Гулям.

Отец усмехнулся:

– Когда ты шашки на доске сдвинул, ты ведь проигрывал?

– Противник был сильный. Но я боролся.

– Это точно, – отозвался отец, – и высказал все, что хотел, и от проигрыша увернулся. А шашки смешивать – это тоже прием борьбы?

– Бывает.

Отец, казалось, был больше не в силах сдерживаться:

– Что ж, дорогой, на здоровье! Да только если людям все без стеснения в лицо выпаливать – далеко не уедешь. Тебе в жизни каждый из них может понадобиться.

– Мне – понадобиться? – закричал дядя. – Такие, как они, не понадобятся. У меня к ним ни дел нет, ни привязанности, ни доверия, ни симпатии – ничего, ровным счетом ничего. Их же куда потяни, туда и потащатся. Разве они люди? Да им кость подкинь – увидишь, как они хвостами завиляют.

– Других неоткуда взять, надо с этими уживаться, – отчеканил отец.

– Уживаться и уподобляться – это разные вещи. Пусть уживаться – но если ты на почетном месте. С ними не уживаться надо, а управляться.

– Ты поосторожнее, это ведь твоего брата Азиза приятели. Он все свои дела через такие знакомства проворачивал.

– Он стал депутатом меджлиса, а они что? Он пустил завод, а они что? Короче, он – это он, так же как я – это я, они ему и в подметки не годятся. Сегодня они нам больше не нужны; они и самим себе не нужны сегодня. Они люди конченые.

Отец перебил его:

– Пусть у них ни денег больших нет, ни чинов – это еще не значит, что они никчемные.

– Они не потому никчемные, что бедны, а потому, что изо всех сил стремятся разбогатеть. Одно дело – когда человеку не надо, а другое – когда очень надо, да он не может, не способен, хребет у него мягок. Перед таким не расступятся, соображают ведь, что почем. Накинут уздечку на шею, как ослу паршивому, и отпустят – пусть себе брыкается. Осел ревет от натуги, воздух портит, а кучка ему подобных. наслаждается. Приятно, и притом совершенно бесплатно.

– Неправда, они себя еще покажут, – зло и с обидой произнес отец.

– Покажут, что они такие же попрошайки, как дядюшка Мешхеди Асгар. Им тоже в богадельне самое место, – закончил Гулям.

Хмурясь, отец мрачно заметил:

– При всех недостатках они по крайней мере хорошо воспитаны.

– Ей-Богу, – сказал дядя, – поговорили, и хватит. Хотя наша сегодняшняя беседа стоит дороже, чем все их воспитание и все их речи, вместе взятые. Почему? Да потому, что не притворялись, говорили напрямик. А если такие разговоры не умещаются в рамки благовоспитанности, то надо рамки менять, а не пороть чепуху ей в угоду.

Гулям замолчал. Отец вопросительно посмотрел на него, но дядя не продолжал. Ом повернулся к софре, словно собираясь ужинать, и неожиданно смутился. Будто понял вдруг, что сильно уязвил и обидел моего отца. А может, мне только показалось. Слова Гуляма сильно подействовали па меня, но его поведение настораживало. Казалось бы, правда на его стороне, но ведь отец обижен. Дядины разоблачения касались отчасти и его. Воцарилось молчание. Мои сестры переглядывались, тетка застыла неподвижно, бабушка перебирала четки, мама испуганно наблюдала за происходящим – все словно дожидались, когда дядя наконец встанет и уйдет. Был поздний вечер. Все еще шел дождь.

Наконец мама сказала:

– Зарин, попроси Рогайе заняться софре.

В доме обычно не говорили «собери софре!» или «сверни!», «унеси!», «забери!» – все были хорошо воспитаны. Дядя встал:

– С вашего позволения…

– Уже уходите? – сказал отец.

– Ну, с Богом, будь здоров, – попрощалась мама.

Бабушка перебирала четки и тихонько бормотала стихи из Корана. Я поднялся с места.

– Зонтик забыл, – спохватился Гулям.

– Наверху? – спросил я. – Сейчас схожу принесу.

Я спустился по лестнице, пересек двор и поднялся по ступенькам наверх, в коридор, где в начале вечера оставляли обувь и зонты. Там ничего не было. Я даже свет включил, но ничего не обнаружил и, вернувшись, сказал:

– Зонта нет, дядя Гулям. Дядя усмехнулся:

– Значит, еще и воры. Все молчали.

– Ну, премного благодарен, всего доброго, – добавил он и пошел к двери.

Уже на пороге Гулям заметил, что я собираюсь провожать его.

– Возвращайся, там дождь.

– Возьми пока мой зонтик, – предложил я. Он улыбнулся:

– Твой еще не стащили? Будь начеку! – и в тишине стал спускаться.

Я вернулся и громко сказал:

– Дядя ушел без зонтика.

Все будто и не слышали. Только шумел дождь.

– Его зонт куда-то подевался, а под таким дождем…

Отец, не дослушав, перебил меня:

– Да, вот он каков, этот ваш господин Гулямали-хан, госпожа моя.

Он обращался к маме. Она промолчала.

– Вы слышите? Вот вам его благородие, высокочтимый ага Гулямали-хан!

Сестры мои одна за другой встали, тихонько попрощались и вышли, чувствуя, что снова начинается скандал. Отец вдруг сорвался на крик:

– Если ты, Парвиз, еще раз сунешься в комнату при гостях, я тебе все кости переломаю!

Вошла Рогайе. Отец продолжал:

– Я в жизни еще таких людей не встречал; это что-то новое, госпожа моя, что-то совсем новое – этот ваш господин Гулямали-хан.

Рогайе начала собирать посуду. Я тоже встал, сказал: «До свиданья» – и вышел, но на ступеньках остановился, решил послушать. Минуту спустя появилась тетка. Я сбежал, потому что мой вид только еще больше раздражал бы отца, а тетка выскользнула из комнаты, боясь – не дай Бог! – помешать разгорающемуся скандалу.

Чтобы тетка не заметила меня, я тихонько спустился на пару ступенек ниже. Она прильнула к двери, слушая, что говорят. Шел дождь, я стоял довольно далеко от двери, так что мне было слышно не все.

Отец ругал дядю Азиза, мол, тот уехал в Тегеран, оставил мальчишку – то есть Гуляма – без надзора, что ж, ему виднее, но погодите, дождется еще, в результате сам обожжется.

– Вот, ей-Богу, несчастье, – говорил он, – думали, придет вечерком, выпьет за компанию. Может, и захочет шевельнуть пальцем, вытащит этого дурня из богадельни – да где там! И бедному сыну Баха Султана ни за что досталось. Он парень тактичный, я его попросил, чтоб полюбезнее: мол, господин Гулям, будьте так добры, сделайте милость, поручитесь. Да я представить себе не мог, что из того такая брань посыплется. Распустил язык, на нашу голову! Вот несчастье, ей-Богу! Он, видите ли, за правду, без всяких прикрас. Знаю я, откуда ветер дует – все этот притворщик распутный, Балиг. А ваш ненаглядный Гулям…

В этот момент дверь открылась и Рогайе с большим круглым подносом, уставленным посудой от ужина, пятясь, выбралась из комнаты. Тетя отступила назад, голос отца зазвучал громче, а Рогайе, разворачиваясь лицом к ступенькам, наткнулась на тетю. Поднос упал, и все, что на нем было, рухнуло на лестницу, покатилось, посыпалось, полетело вниз. «Динь, динь-динь!» – зазвенели ложки, вилки и медный поднос, стукаясь о стены и ступеньки. Вопль Рогайе взметнулся в воздух.

– Вай! – закричала она. – Горе на мою голову, да как же это? Избави Бог, госпожа Эфтехар Шарийе, где это видано – в потемках за дверью стоять? Вам разве в комнате места мало, или случилось что?

Когда женщины столкнулись, я поневоле сбежал вниз. По ступенькам с грохотом прыгали тарелки. Рогайе истошно кричала, тетя благоразумно не подавала голоса. Отец умолк и через минуту тоже вышел на лестницу, а вслед за ним мама. Я стоял во дворе, в полной темноте, а они – наверху, на ступеньках.

Отец теперь кричал на тетю. Рогайе все еще жаловалась, тетя помалкивала, а мама, не желая сводить с ней счеты, не говорила ничего, ни единого слова. Наверно, мамина сдержанность больше всего отравляла жизнь Эфтехар Шарийе. Я вдруг заметил, что снова насквозь промок.

Оставив их выяснять, кто виноват, я медленно пошел к себе.

Из окна в моей комнате было видно, как они впотьмах подбирают под дождем черепки и осколки. Нещадно хлестал дождь, бурлили потоки воды, и голосов я разобрать не мог. Да мне и дела не было до их разговоров. Я в тот вечер наслушался, с меня хватало. И насмотрелся тоже. Хотелось спать. Я лег, но почему-то не мог заснуть. Ворочался с боку на бок, а в голове проносились туманные, как бывает спросонок, мысли. Почему отец не захотел сам поручиться за дядюшку Мешхеди? Даже с Гулямом сам не поговорил, подослал лейтенанта Баху. Что в этом поручительстве страшного? Может быть, можно мне пойти написать нужную бумагу? Жаль дядюшку, бедный старик. И жену его жаль, она старая, больная. Моя бабушка тоже старая, что у нее, бедной, есть в жизни, кроме четок и молитв? И тетке не позавидуешь – она молит Бога, чтобы мои родители почаще ссорились, и ужасно боится, что однажды родной брат выгонит-таки ее из дома. Все чего-то боятся.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*