Михаил Угаров - Море. Сосны
– А ты чего молчишь? – спросила Виктора Лика.
– Я плыву, – отвечал Виктор.
– Он плывет, – поддержали его мужчины.
Вышли на берег.
Девушки трясли волосами, и брызги летели в разные стороны.
Потом все легли на горячий камень обсыхать.
– Хороший ты человек, – глядя на Виктора, задумчиво сказала Лика.?- Скучный ленинградец. Вот приедешь домой, и все у тебя будет хорошо. Скучно и однообразно, а это и есть – счастливо.
– Да у нас у всех особого веселья не предвидится, – вступился за Виктора Стендап.
– Но этот-то… – кивнула Лика на Виктора, – быстрее всех привыкнет. Вовремя кормить, вовремя поить – и все ему хорошо…
– Чего ты напала на парня? – спросил Элик.
– Нашло что-то, – ответила Лика. – Вспомнила вкус его члена, наверное.
Очень резко это прозвучало. И даже грубо.
Все немного напряглись.
Лика намеренно говорила это при всех, вслух. И униматься она не собиралась.
– Вкус вареной кукурузы, – повышая тон, сказала Лика. – Только без соли.
Если бы не было здесь Виктора, то все бы смеялись. Но он здесь был, и все было иначе.
– А мне показалось, – сказала вдруг Верка, – вкус немного с горечью.
И она посмотрела Лике прямо в глаза.
Этот издевательский разговор прекратил Элик.
– Этот вкус, – сказал он, – ничем не отличается от вкуса коленки или локтя.
– Откуда ты знаешь? – спросил его Гоухоум.
– У меня позвоночник гибкий.
Лика резко встала с камня и пошла по тропинке вверх.
Все смотрели ей вслед, а Виктор не смотрел.
Если бы не его южный загар, то он сидел бы сейчас красный как рак. И если бы не его апатичный взгляд в море, то все увидели бы, что он в бешенстве.
Не хочу запоминать
На каменной площадке, на самом ее краю, сидела Лика, свесив ноги над пропастью.
– Хочешь, спрыгну? – сразу спросила она Виктора.
– Лика!
– Я не Лика.
– Ты не Лика, ты не Инна, не Ия… Послушай, я ухожу утром.
– Уходи. Мне-то что? У нас с тобой ничего не было, я даже имени твоего толком не помню.
– Меня зовут Виктором, – усмехнулся он. – Сороковой год рождения.
– Наверное. Может, Виктор, а может, Анатолий. Мне все равно.
– Не хочешь меня запоминать, да? – догадался он.
– Я и своего-то имени толком не помню. Я же не притворяюсь, что я не Лика… У меня провалы в памяти. После того как в меня стрелял Зураб.
– После того как не раскрылся однажды парашют? – разозлился Виктор.
– Какой парашют?
– Какой Зураб?
– Горец.
– А как звали того, кто тебе нож вставил?
– А его я не помню…
Виктор спокойно, не торопясь, взял ее за волосы и рывком оттащил от края пропасти. Поставил к скале.
И ударил ее по лицу.
Это было впервые в его жизни. Ударил и подумал: бить женщину – ничего особенного.
– Нет, не вспомнила, – задумчиво сказала она.
– Ты не Лика и не Инна. И мне совершенно не интересно это знать. Я не хочу тебя запоминать.
А она в ответ ему слабо улыбнулась.
Над скалой появились два военных вертолета.
Виктор и Лика подняли головы вверх.
Но прятаться под каменный козырек не стали.
– Что это они разлетались? Может, война? – спросил Виктор. -
И сам ответил: – Хорошо бы…
Не обернувшись, ушел.
Сердце не здесь
– Иди сюда! – крикнул Виктору Элик. – Американцы говорят – что-то у нас тут происходит.
Компания сидела кружком на плоском камне, все напряженно слушали “Голос Америки”.
– Война? – бодрым голосом спросил Виктор.
– А Лика где? – спросила Мила.
Далекий русский голос из Америки говорил:
– Наблюдатели отмечают концентрацию военных кораблей в районе черноморского побережья Кавказа, на участке Гагры – Пицунда. Также в этом районе отмечено активное передвижение малых групп сухопутных войск. Причина активизации вооруженных сил в этом районе наблюдателям неизвестна.
Гоухоум присвистнул.
– То-то, я смотрю, и кораблики взад-вперед плавают, и машинки с гусеницами ездят…
– Не ссыте, америкашки! – засмеялся Элик. – Это простые учения.
По тропинке сверху спустилась на пляж Лика.
Она села на камень рядом с Виктором, а потом еще и голову ему на колени положила.
Верка, глядя на эту парочку, рассмеялась.
Виктор аккуратно приподнял голову Лики и убрал колени. Отодвинулся от нее.
Лика погладила рукой по его небритой щеке и сказала:
– “Он суров и нелюдим, только крысы дружат с ним”.
– Ладно тебе, – сказал Стендап. – Он парень невредный, и у него, наверное, доброе сердце.
– Сердце у мужчины большое, – подхватил Элик. – Оно вмещает несколько женщин. А у женщин – маленькое, там едва один помещается…
– Поэтому они такие ревнивые? – развеселился Гоухоум.
Верка и Мила только стреляли глазами – с Виктора на Лику и с Лики на Виктора.
Лика отвечала девушкам долгим и безмятежным взглядом.
А потом она положила руку Виктору между ног, на самое неприличное место.
И все, совершенного того не стесняясь, стали смотреть на ее руку, ожидая – что же будет дальше?
– Сердце не здесь, – спокойно сказал Виктор.
Лика ничего на это не ответила, но руку не убрала.
А он сидел, никак не реагируя. Просто сидел, смотрел в море.
– Все? – спросил он наконец насмешливо.
– Ты ничего не чувствуешь? – спросила Лика.
– Ничего. Ты думаешь, если взять мужчину за яйца, то он сразу что-нибудь почувствует?
– Да, я так думаю, – мягким голосом сказала она. – Мужчина – животное.
– Ты ошибаешься.
Виктор грубо отшвырнул ее руку.
Он сделал это чуть резче, чем нужно. Из-за этого Лика потеряла равновесие, свалилась с камня, вскрикнула от боли.
Коленка была разбита, ссадина темнела на глазах, тонкой струйкой потекла кровь.
– Как сказал Гагарин, “чувствую себя хорошо, травм и ушибов не имею, – сказала Лика. – Прошу передать лично Никите Сергеевичу Хрущеву”…
Не договорила. Заплакала.
Резко поднялся на ноги Стендап.
Виктор, подхватив его движение, поднялся тоже.
– Ты обидел девушку! – сказал Стендап и ударил Виктора в лицо.
Виктор остался на ногах, равновесия на наклонном камне не потерял.
– Я умею драться, – сказал он Стендапу. – Раньше не умел, а теперь вот умею.
И ответил Стендапу коротким ударом в лицо.
Того повело от удара назад, нога поехала по камню. Он взмахнул руками и упал коленями на камень.
Виктор опустил руки, драться он больше не хотел.
Все отвели глаза, они старались не смотреть на Стендапа, стоявшего в нелепой и позорной позе раком.
Тишину прервали позывные “Голоса Америки”. И дикторский голос:
– ?Наблюдатели сообщают, что в СССР не исключена возможность внутриправительственного переворота. Есть сведения, что лидер Коммунистической партии и советского правительства Никита Хрущев блокирован военными в своей резиденции в Пицунде. Говорят о возможном смещении его с высшего государственного поста. По сведениям информированных лиц власть в СССР скорее всего перейдет к Леониду Брежневу…
Новые времена
Молчали, не знали, как реагировать.
Первой откликнулась Мила-Бикини. Она подняла вверх кулачки, потрясла ими в воздухе:
– Это же здорово!
– Новые времена… – растерянно сказал Элик.
– Что хорошего? – настороженно спросил Гоухоум.
– Хрущев старый и глупый, а Брежнев молодой, он все поменяет! – ответила Мила.
– Может, хоть Гумилева издадут наконец? – спросил Элик.
– Размечтались! – поднимаясь с коленок, сказал Стендап. – Пускай для начала перестанут сраться со всем миром, а то стыдно!
– Это ты размечтался, а не мы! – засмеялся Элик.
– А я хочу съехать из коммуналки, – сказала Верка и добавила: – Еще мужа и двоих детей.
У Лики была разбита коленка, и кровь все шла, потому что она обмывала колено морской водой, а та соленая…
– Пускай откроют все границы, – вытирая слезы, сказала Лика. – Во всем мире.
Последним сказал Виктор:
– Чтобы все было иначе, не как до сих пор!
Этого хотели все.
Они загадывали желания, как это делают в детстве. Или на Новый год, когда в руках у каждого по бокалу шампанского.
…Они хотели в жизни перемен – все равно каких.
Они не знали, что в октябре 1964 года в стране начнется самый серый и самый скучный отрезок в их жизни, в жизни всей страны. Многие из их сверстников просто и тупо сопьются – от беспросветной щемящей скуки.
И когда через двадцать с лишним лет начнутся хоть какие-то перемены в жизни, то они будут уже не молоды. И никогда не будут так красивы, как сейчас, освещенные вечерним солнцем.
Все просто
Виктор рывком, одним движением снял с себя трусы.
Что с него возьмешь – он нудист.
– Нифа се! – сказал Элик, что на языке тех времен означало “ничего себе”.
Все стали спешно раздеваться.
Виктор, отсвечивая абсолютно белой попой, зашел в воду первым.
