Юрек Бекер - Бессердечная Аманда
— У меня никогда в жизни не было серого платья. Я была в джинсах и в белой блузке.
— Неужели это так уж важно?
— Конечно, не важно. Но с какой стати я должна признавать, что была в сером платье? Сейчас ты еще скажешь, что тебе сразу же понравились мои ноги.
— Именно это я и хотел сказать.
— А ты меня когда-нибудь видел в чем-нибудь, кроме брюк? Если я не ошибаюсь, ты вообще ни разу не видел моих ног. До того, как я разделась перед тобой.
— Однажды я видел тебя голую, давным-давно. Я лицезрел твою кричащую, роскошную наготу. А точнее, дважды.
— Не поняла?..
— Первый раз зимой, когда ты жила у нас с Амандой из-за того, что в твоей квартире было слишком холодно. Я как-то отправился ночью в кухню попить воды, и тут наша гостья вдруг выходит из своей комнаты и исчезает в ванной, не замечая ни меня, ни моих вытаращенных, алчных глаз.
— В своей кричащей, роскошной наготе?..
— Именно. Я, конечно, подкрался к двери и приник к замочной скважине, но ты, к сожалению, находилась в мертвой точке. Тогда я затаился за притворенной дверью кухни и прождал десять минут. Я надеялся, что тебе тоже захочется утолить жажду и ты войдешь в кухню. Можно было бы прикинуться застигнутым врасплох. Надеюсь, ты помнишь, что мы так и не встретились в кухне?
— Я бы умерла на месте.
— Правда, я должен признаться, что в тот раз не успел разглядеть твои ноги. Мне нужно было успеть разглядеть столько всего другого, что на нога просто не хватило времени.
— Ну и когда же ты их разглядел?
— Чуть позже, здесь, вот в этой самой комнате.
— Здесь ты увидел мои ноги?..
— Однажды вечером сюда явился твой разъяренный приятель, который достал твои деньги из ящика и смылся.
— И что, он показал тебе мои ноги?
— Он навел меня на одно подозрение. Это и есть отец твоей террористки?
— Нет. Не отвлекайся.
— Когда он ушел, я страшно разозлился. Я хоть и не искал эти деньги, но был бы рад найти их первым и показать Аманде. Меня бесило, что она постоянно одалживает или просто дарит тебе деньги. Это-то ты, надеюсь, помнишь?
— Во-первых, она мне давала в долг не постоянно, а всего два раза. А во-вторых, она говорила, что делала это с твоего согласия. И что значит «дарила»?
— Разве она тебе не давала денег просто так?
— Ни разу.
— Странно.
— Мне тоже так кажется.
— Во всяком случае, когда этот злой коротышка ушел, я обыскал квартиру…
— В следующий раз, когда ты сюда придешь, нам надо будет сразу же договориться, что мы не произносим ни слова. Чем дольше мы говорим, тем дальше мы от цели нашей встречи.
— Мы не так уж далеки от нее, как тебе кажется.
— Я не слепая.
— Это только кажущаяся видимость. Ситуация может измениться в любую минуту.
— Хорошо, будем надеяться на чудо. Значит, Фердинанд захапал деньги и свалил, и ты обыскал квартиру. Что дальше?
— Я не искал ничего определенного, я просто копался в твоих вещах и шмотках.
— И при этом нашел мои ноги?
— Да. Вон в том черном комоде.
— Фотографии! Ты нашел фотографии?..
— Согласись, что после этого я имею основание дать оценку твоим ногам. На фотографии все видно: где начинаются ноги, где они кончаются, фотографии — это надежное материальное свидетельство.
— Я помню, что еще подумала: «Надеюсь, он не станет рыться в комоде и не найдет фотографии!»
— До того, как я их нашел, ты мне просто нравилась, как мне нравились многие другие женщины. А когда я увидел тебя на фотографиях, все изменилось: ты стала «проектом».
— Ты, конечно, не упустил возможности поглазеть и на мое белье?
— Белье?
— Фотографии лежали среди нижнего белья.
— На это я как-то не обратил внимания…
— Не расстраивайся. Большинство тряпок осталось еще со школьных времен, когда мой зад был в два раза толще, чем сейчас. Аманда тоже тогда была настоящим монстром. Она тебе не показывала наши школьные фотографии?
— Она сказала, что у нее нет школьных фотографий.
— Ну, еще бы! Чтобы понравиться мальчишкам, мы жрали, как слонихи. К сожалению, с похудением дело оказалось сложнее, чем с увеличением веса. Только в шестнадцать лет нам наконец удалось вернуть себе человеческий облик. Должна признаться, Аманда опередила меня на пару месяцев.
— Она была очень резвой — в смысле мальчиков?
— Никаких комментариев.
— Она как-то рассказывала об учителе физики, которому из-за нее даже пришлось сменить школу.
— Ну, значит, ты уже знаешь самое главное. Только это был не учитель физики, а учитель русского. И ему пришлось сменить не школу, а всего лишь класс. Я так ей завидовала, что наша дружба чуть не кончилась.
— Она говорила об учителе физики.
— Ну что ты опять прицепился к Аманде?
— А потом у нее еще, кажется, было что-то с неким Мартином?
— Я ничего не знаю ни о каком Мартине.
— Такой рыжий, с пижонской ямкой на подбородке. В один прекрасный день он вдруг нарисовался перед нами на пляже на Балтийском море, загородив собой солнце и нагло ухмыляясь. Аманда представила его как школьного товарища, но у меня было такое чувство, как будто она чего-то недоговаривает. Бывают такие ухмылки, которые сигнализируют о некой предыстории. Если бы на нее так уставился какой-нибудь совершенно чужой мужчина, она бы возмутилась.
— Я знаю целую кучу друзей Аманды, и среди них нет ни одного Мартина.
— И тебе это не кажется подозрительным? Если бы он был из вашей школы, ты бы его наверняка знала. Единственное объяснение, которое мне приходит в голову, — то, что они познакомились недавно, может даже совсем недавно. Это тебе говорит человек, который никогда не ревновал свою жену, а теперь вдруг понял, что, может быть, это было ошибкой.
— То, что ты — «не машина» и не можешь включаться в процесс по команде, я, как тактичная женщина, готова понять, но я должна видеть хотя бы желание, хотя бы попытку «включиться». Может, нам лучше отложить наше мероприятие?
— Когда я пришел, мне ничего не нужно было, кроме тебя. Но потом до меня дошло, что ты, кроме всего прочего, еще и — уникальный свидетель.
— Ты не будешь возражать, если я выключу свет?
— Пожалуй, я выпью еще глоток вина.
— Я сегодня рано встала, нужно было отвести Зою к половине восьмого в детский сад. Ты хочешь ночевать здесь?
— Это ты убиваешь настроение, а не я.
— Если мы продолжаем беседовать, то расскажи мне, что ты еще обнаружил, кроме фотографий.
— После такой находки продолжать поиски вроде бы уже ни к чему. Остается только притащить добычу в свое логово и радоваться успеху.
— Значит, ты улегся в постель и разглядывал фотографии, пока не уснул?
— Сначала я съел принесенные с собой полкурицы, потом подмел пол, потому что пепельница с окурками упала со стола, и только потом лег и заснул. А что, я мог найти еще что-то интересное?
— Ну, может, письма…
— Письма, похожие на фотографии? Я бы их не стал читать. Я деликатнее, чем ты думаешь. Правда, то, что я разглядывал фотографии, как бы свидетельствует об обратном, но это было, выражаясь языком юристов, что-то вроде хищения продуктов питания с целью их немедленного употребления.
— Наша переписка с Амандой за несколько лет.
— Это меня не интересует.
— Даже письма, в которых речь идет о тебе?
— Послушай, давай оставим эту тему.
— А что нам еще остается делать?
— То, что мы собирались делать, похоже, не получается, а других идей у меня нет. Может, нам и в самом деле есть смысл попытаться уснуть?
— Ты не думай, что я расстроилась или рассердилась на тебя. Все в порядке.
— Я так зверски захотел тебя, что мне казалось, я Moiy безнаказанно говорить с тобой обо всем во время этого дела. И вдруг Аманда лежит вместе с нами в постели! Аманда! Аманда! Аманда! Если бы сейчас судья спросил меня, когда я в последний раз был с ней в постели, я бы сказал: сегодня. Не понимаю — что происходит с этим дьявольским отростком? Меня это беспокоит не меньше, чем тебя, это же стыд и позор. Он уже в прошлый раз проявил себя далеко не с лучшей стороны, хотя нельзя сказать, что это была катастрофа. Он просто отработал свою смену — и никаких сверхурочных! Педант несчастный. Ты, конечно, из вежливости сказала, что довольна результатами. Зато я недоволен! Сегодня я ожидал от него более высоких показателей, а он, собака, вместо этого притворился мертвым! Знает, что я не могу его наказать, и потому наглеет на глазах. Я прекрасно тебя понимаю, когда ты намекаешь, что хотела бы остаться одна. Мне не хотелось уходить, потому что от одной мысли о возвращении домой у меня волосы встают дыбом — красться, как вор, по коридору мимо спальни, где Себастьян лежит на моем месте, в гостиную и спать на этом дурацком неудобном диване… Ладно, я сдаюсь и исчезаю.
