Юрий Андреев - Республика самбо
Когда вернулись ребята, он стоял все на том же месте и перечитывал письмо в десятый, наверное, раз.
— Эх, завидую влюбленным! — произнес Сергей, проходя мимо Антона и задевая его как бы нечаянно плечом. — Добрых четверть часа стоит в одной позе — и хоть бы хны!
— Иди, не мешай, — Женька засмеялся. — Видишь, человек решил письмо наизусть выучить.
Антон вздохнул, медленно огляделся.
— Вы уже выкупались?! — изумился он.
Общий хохот был ему ответом.
— Слушайте вы, горлодеры, курортники, вот как живут люди работящие, трудовые. Садитесь! Вот: э-э-э… «милый» — нет «люб…», нет! Вот: «Встаем мы в шесть утра. Зарядка, завтрак, и в семь часов выступаем колонной, с песней идем четыре километра до плотины. Первое время проходили это расстояние за пятьдесят минут, а теперь не больше чем за тридцать пять — тридцать восемь. Наша бригада землекопов работает на засыпке тела плотины. Приходится и ломом землю долбить, и лопатой копать, и тачки возить, и пути из досок строить. В первый же день мы выполнили норму на сто двадцать пять процентов. Прораб изумился: такие, говорит, на вид слабые девочки, а работают крепче иных мужчин. Родн…» Э-э-э, нет: «…представь себе: солнце печет вовсю, ты катишь тачку, полную сырой глины, а на спину тебе садится овод, за ним другой, тачку бросить нельзя, хоть караул кричи! Завизжишь, кто-нибудь хлопнет тебя по спине, ты уж не сердись, не всегда это девушка».
— Надо простить, — Женька заржал. — Такие уж обстоятельства. Прощаем?
— Прощаем! — ответили все. — Читай, Антон, дальше.
— «А вчера носили камень на укладку нижнего бьефа…»
— Слова-то какие: «Носили камень на укладку нижнего бьефа», — со вздохом опять произнес Пильщиков. — Это тебе не задняя подножка или бросок через бедро. Тут тебе, брат, техника.
— «Представляешь, — продолжал читать Антон, — весь заготовленный до нас запас камня мы уложили в два часа. А где взять еще? Тогда мы начали доставать камень из реки. Мы становились в воду по горло и ныряли, доставали валуны и тащили их к берегу. Как замерзнешь, идешь работать на носилки. Таким образом выполнили дневной план; правда, пришлось работать до семи вечера…»
— Вот, черт побери, это будет хозяйка: чего не хватает — со дна морского добудет, — сострил Валька.
— Вот как работать надо, — сказал Кирилл. — Весь день в холодной воде камни ворочают и не ноют, а еще хорошие письма пишут. Читай дальше.
— «Три раза в неделю по вечерам мы сдаем нормы ГТО, я уже сдала на вторую ступень полосу препятствий и плавание, в воскресенье бежим кросс. Кроме того, ходим в окрестные села с концертами самодеятельности и лекциями. Мил…» Нет, где же? — Антон забормотал, перебирая глазами строчки.
— Ну что, больше нет по делу? — спросил Женька. — Один щебет небось? Ну ладно, и так все ясно. Законная краля, ничего не скажешь. И работают они там здорово. Как надо работают.
— Вот я и думаю: а все ли у нас так к делу относятся? — начал Антон.
— Э, дорогой, дорогой, без политинформаций! Ты сегодня именинник, — Сергей обнял его. — Тебе сердиться нельзя, иди умойся, а то неудобно перед девушкой: она тебе такое письмо прислала, а ты грязный, потный, небритый. Иди, иди! На речке прочитай письмо еще три раза, обдумай, как перевоспитать нерадивого Женьку, а мы пока тут ужин сготовим. Иди, иди!
Утром все спали очень долго — отсыпались вволю за все время. Только дежурный Женька встал в шесть утра, сварил кашу, поел и отправился было с удочками на реку, но затем вернулся и оставил записку: «Министры! Каша готова. Я взял плотик и еду за рыбой. К двенадцати буду у валуна. Привет. Маршал Е. Пильщиков».
К полудню на перекрестке двух дорог около огромного валуна расположился шумный табор. Преподаватели сидели в сторонке, уточняя маршрут и очередность забегов. Корженевич подозвал Антона и спросил, все ли в порядке.
— Да, только еще нету Пильщикова.
— Как нету?!
— Он где-то неподалеку ловит рыбу, обещал прийти ровно в двенадцать.
— Вечно у вас не как у людей! — разозлился Глеб. — А если он вовремя не придет, для него одного все снова затевать? Вот народ так народ — никогда гладко не получается!
— Да, но есть нам что-то надо, — возразил Антон, — а денег на мясо нет, сам знаешь. Да вот и Женька! — Он обернулся на общий шум, сквозь который пробивался громкий торжествующий смех Пильщикова.
— А ну, что там? — Глеб поднял брови. — Посмотрим.
Они протиснулись сквозь толпу и чуть не опрокинули ведро с водой, полное рыбы. Но на ведро никто и не глядел: рядом на траве лежала огромная щука.
Глеб подцепил ее за жабры и поднял: тяжелая скользкая рыба была больше метра длиной. Глаза его зажглись алчным блеском. Женька перехватил его взгляд и, продолжая рассказ, тоже уцепил щуку за жабры и настойчиво потянул к себе:
— Да, поймал это я малька, и будто кто шепчет мне на ухо: не вынимай, не вынимай, здесь быстринка, такое место щуки любят, пусть потрепещется. И вдруг — раз!..
— Ну-ка, ну-ка! — Глеб тянул щуку к себе, но Женька уцепился за нее еще решительней, и положение Глеба стало явно неудобным, он отпустил рыбу и раздраженным голосом закричал: — Сказано было всем — к двенадцати, а ты почему отдельно? Дисциплины не знаешь?
Кругом затихли. Не в обычае Женьки было сдерживаться, но сейчас он вызывающе взвесил добычу в руке и улыбнулся, как улыбается взрослый человек капризам ребенка:
— Так ведь двенадцати еще нет, и девочки еще не бежали…
Глеб не ответил и отправился к Подвысоцкому:
— Василий Ефремович, пора бы и начинать, что мы тут, до обеда канителиться будем?..
Наконец побежали девушки — им предстояло преодолеть пять километров. Подвысоцкий поехал за ними на велосипеде до поворотного пункта. Самбисты начали понемногу разминаться, пловцы посмотрели на них и тоже поднялись. Минут через двадцать пять Василий Ефремович вернулся, приколол лист бумаги к фанере и приготовился записывать показатели. Глеб держал секундомер.
Вскоре группами стали прибывать девушки, оживленные, запыхавшиеся, и едва прибежала последняя, Глеб выстроил мужчин — пятерых самбистов и шестерых пловцов, — скомандовал: «Внимание. Марш!» И они побежали. Подвысоцкий опять поехал на велосипеде. Вперед сразу вырвался Кирилл и легким ровным шагом помчался вперед. Женька, тяжело топая, увязался за ним.
— Женька, не тянись за ним! Сорвешь дыхание! — закричали самбисты, но он, не слушая их, бежал, стараясь не отставать от Кирилла. Скоро эти двое скрылись за поворотом. Валентин, Сергей и Антон бежали рядом первом километре быстро бежавшие пловцы их обогнали.
— Не осрамиться бы, — забеспокоился Сергей.
— Ничего, не осрамимся, они так восемь километров не выдержат, а мы минут в сорок уложимся, — ответил Антон.
И самбисты продолжали бежать тесной стайкой. Маршрут был очень тяжелый, дорога шла с холма на холм, встречались крутые подъемы до трехсот метров длиной, но были и спуски. Весь третий километр шел непрерывный подъем, и самбисты, держась все так же кучно и сохраняя прежний ритм, нагнали одного за другим всех пловцов, из которых только двое еще бежали, а остальные шли. Эти двое примкнули к самбистам и стали настраиваться на их темп.
— Валя! Нажми! — кинул Сергей лидеру, и они, ускорив шаг, быстро взбежали на вершину холма, оставив измотавшихся пловцов позади. Навстречу им к вершине уже бежал в обратный путь Кирилл, он улыбнулся, помахал рукой и помчался мимо все тем же легким широким шагом. Дыхания его не было даже слышно.
— Вот бежит! Сила! Как олень! — восхитились самбисты.
Почти добежав до поворотного пункта, они встретились с Женькой, который тоже бежал назад: он тяжело дышал широко раскрытым ртом, его голова моталась из стороны в сторону, ноги еле поднимались от земли.
— Женя! — крикнул ему Антон. — Иди шагом, мы догоним, тогда побежим вместе — легче будет.
Но Женька отмахнулся от него и пробежал мимо, только неукротимо сверкнули его глаза. На поворотном пункте их встретил Подвысоцкий:
— Молодцы, ребята! Двадцать одну минуту бежите.
— А Кирилл?
— Кирилл — пятнадцать минут, Женя — восемнадцать или девятнадцать. Далеко там мои орлы?
— Нет, рядом.
Самбисты повернули обратно, пробежали вдоль растянувшихся на полкилометра пловцов и постепенно стали приближаться к Женьке, хрипящее дыхание которого было слышно издалека. Когда они поднялись на гребень холма и увидели его внизу, он уже едва бежал, черпая подгибающимися ногами песок. Услыхав за собой шаги, оглянулся — до самбистов было метров двести. И откуда только силы взялись: он рванулся, как в начале кросса, и стал быстро уходить от них под гору, но даже издалека доносилось его ужасное клокочущее дыхание со стоном и рычанием.
Мимо самбистов проехал Подвысоцкий. Они попросили его что-нибудь сделать с Женькой, чтобы тот хоть немного передохнул. Подвысоцкий быстро догнал его:
