Юрий Андреев - Республика самбо
— Да что там обсуждать, пошли на ГТО, — Женька махнул рукой. — Погорячился я, конечно. Уж очень он о себе воображает.
— Ну, а я тут при чем? — спросил Антон.
— Да не буду я больше, чего тут обсуждать. Кирилл и Сергей, марш за мной на озеро! — И отправился тренировать своих подопечных. Антон и Валька начали работать со штангой. Валька помахал руками, взяв в каждую по пятикилограммовому блину, и на этом кончил тренировку.
— Это все?
— Хм, тебе хорошо, а я дежурный, за молоком надо идти, обед варить, то, се. В общем, некогда.
— Смотри, брат…
Валентин вернулся с фермы через сорок минут, поставил на огонь воду и улегся на траву.
— Валька, а штанга?
— Видишь, как тебе сказать, понимаешь, ну, в общем, я себя что-то как-то не так чувствую…
Спать охота?
— Ну, спать и вообще…
— Ну, что с тобой сделаешь — не можешь, не тренируйся. Только вопрос о тебе придется ставить на общем собрании, без всяких…
— Хм, видишь, жизнь — такая штука, да… — сказал Ярыгин уже сквозь дремоту.
Антон только покачал головой. К этому времени он уже кончил тренировку. Кровь бешеными толчками билась в виски, спина, руки и ноги задеревенели, ладони горели. Он установил дыхание и легонько побежал, чтобы успокоить сердце.
Добежав до берега, Антон прыгнул в воду и поплыл на середину озера, забирая воду широкими гребками; там он лег на спину, закрыл глаза и забылся — задремал, укачиваемый легкой зыбью. Но какая-то мысль тревожила его, не давая отдохнуть. С Глебом связано? Нет. С Валькой? Нет, не то. С Женькой? Нет… Хотя — да! Где же пловцы? Он поплыл к берегу, у которого они тренировались, — там никого не было. Тогда, набрав воздуху в легкие, Антон закричал:
— Э-ге-ге! Пловцы! Водяные люди! Кирилл, Сергей, Женя, где вы? Эге-ге-ге!
Ответ пришел с двух разных сторон. Из лесу ему крикнул Сергей: «Плыви сюда!» — а издалека, от дальнего острова, по воде донеслось что-то вроде слабого рычания — Антон узнал Женькин голос. Антон вышел на берег и мокрый пошел лесом по-над водой на голоса Кирилла и Сергея. Парни лежали на залитой солнцем поляне совершенно нагие, загорали. Выстиранные майки и трусы сохли на кустах.
— Слушай, Антон, — обратился к нему Сергей, — рассуди: у нас языковедческий спор. Я говорю: «Намажь майку мылом», — а Кирилл меня высмеивает: мыло чистое, им-де нельзя намазать майку. А я говорю: здесь корень «мазь», и действие «наказать» идет от основного значения слова, а не от вторичного, когда намазать — значит выпачкать. Как ты полагаешь?
— Я полагаю, что вы должны сейчас заниматься плаванием, а не лингвистикой, вот как я полагаю! А где Женька?
— Что Женька? Женька нам сказал: побарахтайтесь тут у берега, ребята, все равно в этом толку нет, но и вреда особого не будет, а сам поплыл исследовать вон тот остров.
— Ну и дела! О чем вы только думаете! — Антон плюнул с досады. — Видно, вы и впрямь решили утонуть, если не на обратном пути, так в другом удобном случае! Стыд и срам, все условия оболтусам предоставлены — учитесь только, а они тут лежат кверху… и делают открытия в лингвистике! «Мазь — грязь!» — передразнил он.
— Горячо сказано, — одобрил Сергей, — и, главное, справедливо. Однако что мы будем делать без тренера? Ногами бить по воде уже надоело, глубже зайти — того и гляди, утонешь, тогда тебе придется отвечать в первую очередь…
В это время раздался треск сучьев, и на поляну выскочил Пильщиков:
— Братцы! Малинника на том острове — до черта! Через недельку-другую ведрами ягоду будем носить! Я не я буду, если мы туда экспедицию не организуем!
— Малинника, говоришь, много? Да? А тебе, кажется, другое дело было поручено. Или я ошибаюсь? — ядовито спросил его Жгутов.
Восторженное выражение на Женькином лице сменилось недоумением, он силился вспомнить, какое ему дело поручили, да так и не вспомнил, глянул на Антона: нет, видимо, не шутит.
— А что?
— Их кто должен тренировать в плавании? Ты или ректор Александров? Так у него других забот хватает!
— А чего их тренировать, — неуверенно ответил Женька, — они и сами…
— А вот я хочу сказать о некоторых демагогах, — сказал Антон. — В комитете комсомола они кричали, что хотят туда, где трудности. На целину, на стройку, на Кубу! Им курорт не нужен. А как до дела дошло, так они от своих обязанностей быстренько утекают — цветочки-ягодки рассматривать…
— Ребята! За мной! — крикнул Женька. — Еще успеем потренироваться…
— Нет уж, теперь пожалте обедать, — возразил Антон, — а то и режим поломается, совсем хорошо. Пошли.
У сарайчика их ждал сюрприз. Валька встретил их непрерывным покряхтыванием и отозвал Антона в сторону:
— Видишь ли, как бы тебе сказать… Ну, в общем, черт побери, у меня одну буханку хлеба украли!
— Что-о? Буханку? Украли? Кто? Как? Тебе не приснилось? А ну, ребята, сюда! Валька буханку хлеба проспал!
Из сбивчивого Валькиного рассказа они поняли, что, когда Антон ушел, Ярыгин заснул по-настоящему. Воришка, очевидно, терпеливо дожидался этого момента, лежа в кустах. Очнулся Валька от скрипа немазаной двери столовой. Он поднял голову и увидел, как оттуда выскочил пастушонок Володька. Под мышкой он зажимал буханку хлеба. Валентин, как ветер, понесся за похитителем и почти настиг его у мостков, но тот уже промчался дальше, нырнул в кусты, Валентин за ним и — о ужас! — чуть не налетел на Кирьку, который щипал среди зарослей траву, мирно помахивая хвостом. Володька откуда-то из-под быка закричал тонким азартным голосом: «Кирька! Чужой! Кирька! Задай ему!» Тут уж Ярыгин, ожидая ежесекундно, что очутится на рогах у чудовища, бросился назад и поднял за собой мостки. Вскоре он увидел, как по дороге прошли громадный бык и маленький пастушонок. Володька нагло отщипывал от буханки корку, ел сам и давал Кирьке, а бык плелся за ним, как собачонка.
Самбисты хохотали до слез, слушая трагический рассказ Валентина.
— Да, приятель, видно, придется тебе подавать в отставку из министров общественного порядка, — сказал Сергей, — и будешь ты у нас один рядовой на четырех министров. Вот тогда уж мы на тебе поездим! Каждый получит право заставлять тебя дежурить вместо себя, а кто же таким правом не воспользуется? Пропал, Валька!
— Ну, братцы, — Антон покачал головой, — забарахлила наша республика: одни стали плохо бороться, другие увиливают от своих обязанностей, третьи не могут сохранить продовольствия… Так недалеко и до развала…
Никто не возразил ему.
2
ПИСЬМО. КАКАЯ ЩУКА!
ВЫДАЮЩИЕСЯ ВОЛЕВЫЕ КАЧЕСТВА
МИНИСТРА ОБОРОНЫ
Явившись на вечернее занятие, Глеб с удовлетворением выслушал дружное приветствие, эхо от которого пошло гулять над лесом и озером.
— О! Молодчики! Хвалю. Постарались, постарались. Вижу, да. Вот, значит, таким образом и будем приветствовать. — Он прошелся перед строем, хитро поглядывая на Антона. — Таким образом… таким образом… Да, староста отличился, выполнил мой приказ — натренировал приветствие. Ну что же, наградим его, а? Наградим, наградим!
Он вытащил из заднего кармана брюк голубой конверт, не торопясь разогнул его и прочел:
— «Ленинградская область, Приозерский район, спортлагерь, Жгу-то-ву Ан-то-ну». Видал?
Антон разобрал почерк, густо покраснел и быстро протянул руку, чтобы выдернуть письмо.
— Э, нет! — Глеб спрятал конверт за спину. — Дисциплины нарушать не будем, отвлекаться не будем. После занятий, дорогой, после занятий.
Что и говорить, урок показался Антону бесконечно долгим, а тут еще товарищи подталкивали его все время, подмигивая в сторону камня, на который Глеб положил письмо. Наконец — прошло два томительных часа — отборолись. Глеб взял конверт и, помахивая им, обошел строй.
— Завтра — воскресенье, — сказал он. — Занятий не будет. Значит, отдохнем, елы-палы. Но чтобы в двенадцать часов все как один явились на дорогу к большому валуну около водопада. Знаете? — Знаем.
— Будете сдавать марш-бросок на восемь километров. Чтобы мне пробежали на «отлично», не больше сорока пяти минут: орлы, богатыри, самбисты, понимать надо! Кирилл, ты их проконсультируй. Ну, попрощаемся как следует, — и торжественно-звенящим голосом прокричал: — До свидания, товарищи самбисты!
Ответ прозвучал не особенно дружно, вразнобой. Глеб скривился, пренебрежительно махнул рукой и направился прочь. Антон так и рванулся за ним.
— Держи! — Глеб обернулся и ловко кинул письмо.
Ребята пошли к озеру, а Антон нетерпеливо разорвал конверт и принялся не читать, нет, заглатывать письмо. Он читал до конца и снова возвращался к началу. Обычно такой сдержанный, он сейчас не следил за собой, возбужденно ерошил волосы и не чувствовал этого, смеялся и не замечал своего смеха…
Когда вернулись ребята, он стоял все на том же месте и перечитывал письмо в десятый, наверное, раз.
