Елена Касьян - Одна женщина, один мужчина (сборник)
Юля почти бежала, едва успевая за широкими шагами своего спутника. Дома расступались узкими проулками, мелькали дворы, подворотни пугали гулкой пустотой. На миг ей стало страшно, и тут они остановились как вкопанные перед небольшим двухэтажным зданием, на котором висела какая-то табличка. В темноте буквы расплывались, и Юля разобрала только слово «ДОМ».
Тяжелая дверь заскрипела, и они оказались перед большим столом, где вязала толстая вахтерша с суровым неприступным лицом.
— Здравствуйте, Жанна Аркадьевна! — поздоровался Юра, и в голосе его Юля услышала незнакомые заискивающие нотки. — Мы как всегда.
Женщина смерила их тяжелым взглядом, отложила спицы, грузно поднялась, сняла с доски один из ключей с биркой и бросила перед собой на стол.
«Что как всегда?» — удивилась Юля, но не успела додумать эту мысль до конца и тут же забыла об этом. Юра подхватил ключ и потащил Юлю в угол, к лестнице.
Длинный коридор второго этажа утопал в темноте. Выключатель щелкал, но свет не зажигался. Юра тихонько выругался.
— Подожди. — Юля достала новенькую зажигалку. Вместе с зажигалкой из кармана куртки выпала пачка ментоловых сигарет, и она тут же сунула их обратно, радуясь, что темно. Зажигалка быстро нагревалась, и они двигались на ощупь, высекая огонек перед каждой дверью. В седьмой раз неровное пламя высветило нужные цифры. Юра повозился с замком и распахнул дверь. Нашарил выключатель справа от двери. Свет ослепил Юлю.
Они оказались в узкой комнатке с двумя койками у противоположных стен. Их было не сдвинуть, панцирная сетка свисала, а в середине жестким горбом торчали два железных ребра. Тощие матрасы пришлось бросить на пол.
Голым она его уже видела — они два раза купались ночью обнажёнными. И потом лежали рядом на песке, завернутые в полотенце. У них больше ничего не было, Юля испугалась и не позволила. Ей тогда вдруг стало тошно, голова закружилась, во рту появился металлический привкус, и ноги стали ватными. Ей казалось, она никогда не сможет себя преодолеть, ее охватывала паника только при мысли о сексе. А без этого — она знала — у нее никогда не будет ни любви, ни семьи, ни детей. Но сейчас все было совсем по-другому, и она чувствовала, что наконец-то готова на большее.
«Меня лишают чести», — подумала она и улыбнулась, так не подходило это старинное, книжное выражение к тому, что между ними происходило. Оба молчали. Из подушек колючими пеньками торчали перья, сквозь тонкие матрасы чувствовался пол. Лампу выключили, и только тусклый свет звездного неба пробивался сквозь пыльную занавеску. В темноте его лицо казалось жестким и некрасивым, глазницы неприятно чернели провалами. Она закрыла глаза.
Он навалился на нее, и она почувствовала, что задыхается. Внутри всё сжалось, стало страшно. Захотелось сбежать, оказаться в другом месте и больше не проходить через эту пытку. Неееет!
— Юль? Что с тобой? — спросил он, остановившись.
Она не могла говорить, горло перехватило, навернулись слезы. И тогда он снова заговорил:
— Послушай. Обними меня. Вот так. Положи ладони на спину. Я буду входить в тебя медленно-медленно, по миллиметру. Станет больно — подними ладони.
Больно не было. Мучительное, сладкое продвижение, казалось, длилось вечность, пока он не выдохнул ей на ухо — всё. Она только вздохнула, ошеломленная незнакомым чувством заполненности. Сердце замерло, будто она на качелях ухнула вниз. Он вжался в неё, и они стали единым целым. Ей хотелось застыть и раствориться в этих ощущениях, но он тут же двинулся обратно, и вообще больше не прекращал двигаться, все быстрее и быстрее, и привыкнуть к этому было невозможно, и постепенно она даже стала получать удовольствие от скольжения, трения и толчков.
…Юра тут же уснул, она смотрела в окно, на низкие, яркие звезды и думала. Наконец-то она смогла это сделать, и это было совсем не так ужасно, как ей представлялось. Теперь они по-настоящему вместе, и впереди у них счастливая долгая жизнь. Он вернется из армии, и они поженятся. Юлька уже знала, какое у нее будет свадебное платье, и продумала фасон до мелочей. Она колебалась, позвать ли ей в свидетельницы Иру Суслик, с которой они сблизились в институте, или же пригласить подружку детства Ирку из шестого подъезда, у которой Юля была свидетельницей в прошлом году. А еще нужно купить обручальные кольца, заказать тамаду и обязательно найти хорошего фотографа, ведь свадебные фотографии — это память навсегда. Дальше Юля пока не загадывала.
Спать вдвоем было непривычно. Юрка, оказывается, храпел, и Юля до утра лежала без сна, боясь пошевелиться, потому что его голова лежала на ее руке. Утром раскалывались виски, слипались глаза и болело плечо. Юлин институт лишился чести вместе с Юлей — из-за ее неявки на олимпиаде им присудили одно из последних мест. Ира Суслик не разговаривала с беглянкой целых две недели, но Юля решила, что это того стоило.
Вечность длиной в два армейских года закончилась. Заявление в загс они переписывали три раза. Когда Юля увидела бланк, она чуть не расплакалась. Юрке его фамилия шла, ей — нет. Она быстро, с невиданным ранее напором уговорила жениха поменять фамилию Лахно на Лебедев. Потом уже Юра долго смотрел на свое новое имя. Они одновременно представили глаза его отца, и Юра отправился к хмурой регистраторше за чистым бланком. В конце концов решили ничего не менять, и каждый остался при своей фамилии. А инициалы у них и так были одинаковые.
До армии Юра был кандидатом в мастера спорта по тяжелой атлетике и после демобилизации сразу вернулся в спортзал. В институт поступать в этом году уже было поздно, и он неторопливо подыскивал себе временную работу.
Тренер предложил небольшую подработку телохранителем. Охранять пришлось известного криминального авторитета, и вскоре Юра уже ездил на сходки братков, носил в сумке нож, палку с цепью и черную шапку с дырками для глаз. Юля готовилась к свадьбе, составляла список гостей, спорила с мамой из-за фасона платья и ничего не замечала. Даже когда он притащил целую груду самоварного золота, вывалил на стол тяжелые цепи, массивные кольца, какие-то украшения, все грубое и тяжелое, и широким жестом предложил — выбирай! Даже тогда Юля ничего не заподозрила. Ей пришлось впору только тоненькое серебряное колечко с янтарем. Юра подарил ей это кольцо, а все остальное куда-то отнес. Юля не была дурой, просто в ее картине мира некоторых вещей не могло происходить никогда.
В день свадьбы Юля сидела у него дома, в его комнате, и методично напивалась, заливая в себя горькое, как лекарство, спиртное. Юра не появлялся уже три дня, и Юля знала, что между ними все кончено, но все-таки надеялась на лучшее — что его ударили по голове и он в беспамятстве лежит в больнице. Или его сбила машина, или смертельно ранило случайной пулей. Но с ним, к сожалению, все было в порядке. Отношения разладились незаметно. Юля старательно игнорировала тревожные звонки, но не заметить Юрино увлечение стриптизершей она не могла. Их первая встреча произошла у нее на глазах. Она захотела в театр, и Юра купил билеты… в театр стриптиза.
В темном зале полукругом стояли стулья, на небольшой сцене высился шест, вокруг которого по очереди извивались полуголые девушки в откровенных костюмах и полумасках. Среди публики больше не было женщин; стульев не хватало, и она устроилась у Юры на коленях.
Вдруг музыка оборвалась, и Юля услышала тяжелое дыхание сидевших вокруг нее мужчин. Она тоже обратила внимание на миниатюрную блондинку с остреньким подбородком, которая танцевала прямо возле их стула. А потом она увидела их вдвоем в стеклянной витрине модного ресторана «Макдоналдс», и отмахиваться от очевидного стало невозможно.
Под окнами засигналили лимузины, их забыли отменить в горячке выяснения отношений. Юля вышла на балкон и посмотрела вниз. Возле машин объяснялся с шоферами несостоявшийся свекр. На лимузины еще не успели навязать белые ленты, и сверху они походили на катафалки. Ей вспомнился обычай хоронить незамужних девушек в свадебном платье, и она подумала — это будет быстро и платье опять же пригодится.
Юля перегнулась через перила, подтянулась. Сзади на нее вдруг набросились. Юркина мама схватила ее за плечи и оттащила в комнату, причитая:
— Да ты с ума сошла, девочка моя, да разве можно так?
Юлька разревелась, и рыдала ей в колени, и косточками позвоночника чувствовала, как ее тихонько гладят по спине мягкой рукой, и от жалости этой становилось еще горше.
Письма Юры она сожгла в старом тазике на балконе, костер вышел небольшим. Дурочка, она хранила все его послания, складывала их по порядку в коробку, нумеровала. А ее письма, целый чемодан, он не сберег, потерял на вокзале в угаре пьяного дембеля. Она вынимала листочки из конвертов, перечитывала их в последний раз, рвала на мелкие клочки, и казалось, что ее жизнь превращается в пепел. Глаза механически пробегали по строчкам, выхватывая отдельные слова. «Милая», «Люблю», «Не могу дождаться нашей встречи». Всё это была ложь, и лучше внушить себе, будто всего этого на самом деле не было. Но в шкафу укором висело подвенечное платье, и каждый раз, открывая дверцу, Юля вспоминала свой позор.
