Ричард Бротиган - Аборт. Исторический роман 1966 года
— Испугал? Да ты шутишь, малец. Все, черт возьми, совсем наоборот. Проклятье, обычно я лажу с людьми.
— Что случилось? — повторила Вайда.
— Ну что — выхожу я туда, а там черт знает что. То есть, стоит снаружи и…
— Кто? — спросила Вайда.
— Женщина? — безжалостно уточнил я.
— Неважно, — ответил Фостер. — Дайте досказать, черт бы вас побрал! Да, там женщина, и это слово подходит к ней с большой натяжкой. Звонит в колокольчик, подмышкой книга, поэтому я открыл дверь. Это была ошибка.
— Как она выглядела? — спросил я.
— Неважно, — сказал Фостер.
— Давай дальше, — сказала Вайда. — Рассказывай.
Не обращая на нас внимания, Фостер продолжал рассказ по-своему:
— Когда я открыл дверь, она в тот же миг открыла рот. «Кто вы такой?» А голос — как автомобильная авария. Что за хрень?
«Я Фостер», — сказал я.
«Никакой вы не Фостер, я Фостеров видала, — сказала она. — Не врите, вы кто-то другой, потому что вы — не Фостер».
«Это мое имя, — сказал я. — Я всегда был Фостером.
„Ха-а! но довольно о вас. Где моя мать?“ Она еще чего-то требует.
„Что значит — ваша мать? Сколько вам лет, чтоб у вас была мать?“ — Я уже устал подлизываться к этой ведьме.
„Что вам сделать с этой книгой?“ — спросил я.
„Это не ваше собачье дело, самозванец Фостер. Где она?“
„Спокойной ночи“, — ответил я.
„Что значит — спокойной ночи? Я никуда отсюда не пойду. Я останусь прямо вот здесь, пока не выясню, где моя мать“.
„Я не знаю, где ваша мать и, честно говоря, могу процитировать Кларка Гейбла[11] из „Унесенных ветром“: „мне глубоко плевать““.
„Он назвал мою мать Кларком Гейблом!“ — заорала она и собралась дать мне пощечину. Но я уже все понял и перехватил руку в полете, развернул ее всем корпусом и хорошенько подтолкнул к выходу. Она выпорхнула из двери, точно летучий мусорный бак.
„Отпустите мою мать на свободу! — вопила она. — Мою мать! Мою мать!“
Я начал было закрывать дверь. Тут на меня будто дремота навалилась. Я не знал, просыпаться мне или хорошенько дать этой стерве по мозгам.
Она ринулась к двери, поэтому пришлось выйти наружу и проводить ее вниз по ступенькам. По дороге мы немножко повздорили, но я приподнажал ей на руку, и она малость поостыла, а я одновременно, как истинный джентльмен, предложил сломать ее цыплячью шейку, если она сейчас же не припустит по дороге туда, куда ее только донесут эти вешалки, приспособленные вместо ног.
Напоследок она еще орала: „До чего я дошла? Что я делаю? Что это со мной? Что я мелю?“ И при этом выдирала из книжки страницы и подбрасывала их над головой, как невеста на свадебном обеде.
— Как невеста на свадьбе? — переспросила Вайда.
— Цветы, — пояснил Фостер.
— Ой, я не поняла, — сказала она.
— Я тоже не понял, — сказал Фостер. — Я спустился и подобрал несколько листов — посмотреть, что это была за книга, но на страницах не было написано ничего. Пустые, как снег.
— Бывает, — сказал я. — К нам заходят и авторы не в себе, но по большей части все спокойно. С ними нужно вести себя как можно терпеливее, записать фамилию автора, название книги, добавить небольшое описание в Гроссбух Библиотечного Фонда и предложить им поставить книгу на ту полку, которая им больше нравится.
— С этой-то книгой как раз просто, — сказал Фостер.
Я только открыл рот…
— Описание, — сказал Фостер.
Я только открыл рот…
— Пустая, как снег, — сказал Фостер.
Фургон
— Я пойду спать в фургон, — сказал Фостер.
— Нет, тебе здесь найдется место, — сказал я.
— Останься, пожалуйста, — сказала Вайда.
— Нет-нет, — сказал Фостер. — Мне в фургоне удобнее. Я в нем всегда сплю. У меня там есть спальник, и мне там уютно, как клопу в матрасе.
Нет, все уже решено. Старине Фостеру — фургон. Вы, ребятки, выспитесь хорошенько, вам рано вставать на самолет. Я отвезу вас на летное поле.
— Не получится, — сказал я. — Мы поедем на автобусе, а ты останешься здесь присматривать за библиотекой. Ты не забыл? Она должна быть открыта все время, пока нас не будет. Ты должен оставаться здесь, пока мы не вернемся.
— Насчет этого я не знаю, — сказал Фостер. — После тех переживаний, которые на меня свалились, я просто не знаю. А ты не можешь позвать кого-нибудь из агентства по временному найму, "девушку Келли" или кого-нибудь типа, а? Черт, да я заплачу из собственного кармана. Они присмотрят за библиотекой, а я пока смотаюсь на Норт-Бич, стриптиза насмотрюсь вволю, пока я тут.
— Нет, Фостер, — ответил я. — Мы не можем вверять библиотеку первому встречному. Сиди здесь, пока нас не будет. Мы ненадолго.
— Подколи его, Фостер, — сказала Вайда.
— Ладно. Интересно посмотреть на следующего психа с книжкой.
— Не беспокойся, — сказал я. — Это было исключение. Пока нас не будет все пойдет гладко.
— Ну еще бы.
Фостер направился к выходу.
— Вот, глотните еще вискача, — сказал он. — Я заберу бутылку с собой.
— Во сколько вылет? — спросила Вайда.
— В 8:15, - сказал Фостер. — Поскольку наш дружок не водит машину, вам, наверное, придется ехать автобусом, ведь Библиотечный Малец хочет, чтобы я остался и возделывал его садик шизиков.
— Я умею водить, — сказала Вайда — плавная, красивая и молодая.
— И фургон можешь? — спросил Фостер.
— Могу, наверное, — ответила Вайда. — Я как-то летом водила грузовики и пикапы, когда жила на ранчо в Монтане. Я всегда умела водить то, к чему пристегнуто четыре колеса, — спортивные машины, что угодно. Однажды даже школьный автобус — детишек вывозила на пикник.
— Фургон — это другое, — сказал Фостер.
— Я водила фургон на конной тяге, — сказала Вайда.
— Этот фургон не на конной тяге, — слегка возмутился Фостер. — В мой фургон никогда не запрягали лошадь.
— Фостер, — сказала Вайда. — Не злись, дорогуша. Я просто пытаюсь тебе сказать, что смогу его водить. Я могу водить что угодно. Я ни разу не попадала в аварии. Я хороший водитель. Вот и все. У тебя прекрасный фургон.
— Да, неплохой, — умиротворенно сказал Фостер. — Ладно, большого вреда не будет, к тому же на нем вы доедете гораздо быстрее, чем на автобусе, да и вернетесь быстрее. И поездка пройдет намного глаже. Автобусы чудовищны, а фургон можно оставить на стоянке прямо перед летным полем. Мне, понятное дело, в этом проклятом дурдоме фургон не понадобится. Хорошо, бери, только рули осторожнее. На всем белом свете это только один такой фургон — мой, и я люблю его.
— Не волнуйся, — сказала Вайда. — Я его тоже полюблю.
— Договорились, — сказал Фостер. — Ладно, я, наверное, на улицу и спать. Вискач еще кто-нибудь будет?
— Нет, мне, кажется, уже хватит, — сказал я.
— Ладно.
— Тебя разбудить? — спросила Вайда.
— Не надо, сам встану, — сказал Фостер. — Я просыпаюсь, когда захочу, минута в минуту. У меня в голове будильник. Он меня всегда поднимает. О, чуть не забыл тебе кое-что сказать. Не ешь ничего на завтрак. Такое правило.
Джонни Кэш
Фостер ушел ночевать в фургон, а мы стали собираться в завтрашний путь. Утром, когда проснемся, лишнего времени у нас не будет.
У Вайды в библиотеке было достаточно одежды, поэтому ей не пришлось идти домой. Жила она всего в квартале от библиотеки, но я у нее, разумеется, не был ни разу. Иногда я расспрашивал ее, и она мне все рассказала.
— Там все очень просто, — рассказывала она. — У меня не много вещей. Несколько книг на полке, белый коврик, на полу — небольшой мраморный столик, несколько пластинок для проигрывателя: "Битлз", Бах, "Роллинг Стоунз", "Бёрдз", Вивальди, Ванда Ландовска, Джонни Кэш. Я же не битница. Я просто всегда считала, что владеть таким телом, как мое — это и так слишком много, поэтому все остальное должно быть просто.
В старую сумку фирмы "КЛМ" она сложила кое-какую одежду, зубные щетки и мою бритву на тот случай, если придется заночевать в Сан-Диего.
— У меня никогда раньше не было аборта, — сказала Вайда. — Надеюсь, что в Сан-Диего ночевать не понадобится. Я как-то там была, и мне не понравилось. Слишком много недотраханных моряков, и всё сплошь голые камни и неоновая дешевка. Некрасивый город.
— Не беспокойся, — сказал я. — Сыграем на слух, и если все в порядке, вернемся завтра вечером.
— Разумно, — согласилась Вайда, закончив наши немудреные сборы.
— Давай я тебя поцелую, милая, и ляжем спать. Нам нужно выспаться, — сказал я. — Мы с тобой устали, а утром вставать очень рано.
— Мне еще нужно принять ванну и душ, — сказала Вайда. — И подушиться за ушами.
Я обнял Вайду, набрав целую охапку листвы и цвета ее близости, — она мне ответила, нежно, словно букет.
