Ольга Литаврина - Пока мы рядом (сборник)
Учиться лучше всех я не мог. До конца школы я запомнил, как мать, унижаясь, носила подарки директрисе за мое пребывание в «элитных стенах», и знал, что на благодарность за учебу в вузе ее не хватит. Преодолеть конкурс самостоятельно было нереально. И я пошел, как тогда мне казалось, по единственно возможному пути: я надеялся на спортивные победы и знал, что если я и выберу большой спорт, то проскочу экзамены по запросу спортивного общества вуза.
До самого окончания нашей «спортивки» я действительно выкладывался на полную катушку. Не вылезал со сборов, почти забросил учебу, отдалился от вас и Майки. Но я старался хоть в чем-то стать первым, стать для нашей четверки надежной защитой и наконец-то заставить вас – и особенно Златовласку – от души мной гордиться!
В ущерб занятиям я на удивление быстро добрался до кандидата в мастера (я играл – ты знаешь – в престижный большой теннис). В команде я был на хорошем счету и даже несколько раз на областных соревнованиях с каким-то замиранием сердца слышал, как меня («Дол-бин! Дол-бин!») поддерживают зрители. Помнишь, Кир, как у нас тогда все было замечательно? Я готовлюсь сдавать на мастера спорта, Майка с отличием оканчивает модельную школу, вам утром с Венькой в день выпускного торжественно вручают аттестаты с проходным для любого института баллом…
А вечером мы собрались в нашем актовом зале, такие счастливые от встречи и от ожидания (блин!) прекрасного будущего, максималисты, вершители своих судеб. Весь наш класс, в особенности девчонки, толпился вокруг нас с раскрытыми ртами. Майку то и дело приглашали танцевать учителя, и я впервые почувствовал себя своим в этом надменном классе, и даже на ступеньку выше. А когда мы с Майкой танцевали последний вальс, мы молчали. Я потом спрашивал ее – почему?
Мы просто вспомнили последнее лето в Краскове. Помнишь, Кир, наши походы в Малаховку по петляющей над обрывом тропинке? Мы тогда остановились на полпути и стали прыгать с обрыва по осыпающемуся песку, помнишь? А Майка качалась внизу на качелях, и тот, кто прыгал смелее всех, мог спуститься к ней, и качаться на соседней доске, и близко-близко смотреть в ее лицо, и махать проходящим поездам; и просто светило солнце, и из окон махали в ответ – и это было таким счастьем, которое ничего не стоило, но и сейчас я отдал бы за него все на свете…
Майка только спросила: «Помнишь наши качели?» – а я кивнул в ответ. Может быть, поэтому так и закончился тот выпускной? Мы просто убежали в пионерскую комнату, закрылись там и целовались до одурения, и когда все случилось, я уже знал, что сумею уберечь Майку от любого зла и буду вкалывать, чтобы она и наши дети ни в чем не нуждались…
С вами следующий раз мы увиделись на нашей свадьбе.
Глава 9
Майя
Что о ней говорить? Отчетливо помню унылые пьяные рожи, твою и Венькину. Помню мою мать, разом помолодевшую и совершенно счастливую; и еще отчетливее помню свое ощущение, не отпускавшее меня, – мне вдруг стало ясно, что привязанность ко мне Майки не имеет с моим безумием ничего общего и мало чем отличается от доверчивой дружбы с тобой и с Вэном. Только наплевать мне было на это – каждый день, проведенный с ней вместе, стоил для меня всей остальной жизни. И то, что мы тогда отдалились от вас, было понятно. Между собой мы, наоборот, сблизились неразлучно – меня даже физически тянуло постоянно держать ее за руку. Конечно, я готов был жить ее жизнью, способствовать ее модельной карьере, быть всегда и во всем рядом и на подхвате. Но этого оказалось мало; чтобы уважать себя, я должен был быть уверен, что моя (пока еще маленькая) семья ни в чем не нуждается. А Майке нужны были все новые и новые туалеты, украшения, рекламные проспекты и дорогущие портфолио. Сама она не придавала этому никакого значения. Ты ведь знаешь, Кир, что именно этим она потрясала – такая немыслимая красота и такое полное отсутствие обычного самодовольства по этому поводу. Красотой своей она просто останавливала взгляды, а держала чем-то совсем другим – что-то было внутри ее, в глубине, и приковывало крепче любой красоты.
И даже я со своей безумной любовью никогда и в мыслях не мог назвать себя ее хозяином. Разве может человек обладать самой душой красоты? Напротив, я и не помышлял ни о чем подобном, я готов был раствориться в своей любви, добиваться всего, что нужно для ее все новых и новых побед на подиуме.
Что мне оставалось делать? В чистом спорте больших, а особенно регулярных, денег не заработаешь. Обрести имя, которое работало бы на меня, я еще не успел. Я отказался от себя, чтобы обеспечить имя Златовласке…
Пришлось устроиться каскадером. Здесь оплата зависела от сложности и опасности выполняемых трюков. А поскольку мне ничто не было так страшно, как потеря Майки, то именно в этом качестве я довольно быстро приобрел известность. Я пропадал на работе целыми днями и научился всему, что требуется от профессионала высокого класса, – навыкам рукопашного боя, прицельной стрельбе, научился классно водить автомобиль, отрываться от погони, закладывать самые немыслимые виражи. Наверное, ни один тогдашний боевик, коих снималось в изобилии, не обошелся без моего участия. Меня ценили. И я ценил возможность хоть раз в день видеть Майку, спать с ней, быть единственно родным ей человеком. Я каждое утро удивлялся, что мы опять проснулись вместе, хотя и не мог подавить тревожное чувство – я ведь знал, что повезло мне ненадолго… Но я очень хотел, чтобы все это продлилось еще день, еще и еще…
Сначала я думал, что Златовласка просто не хочет иметь детей. Я был заранее согласен с тем, что не время приостанавливать ради ребенка ее крутую карьеру. Но она как-то вдруг сама заговорила об этом…
Я и сейчас помню этот разговор. Майка неожиданно рано тогда вернулась из Дома моделей, с большого показа, который мы с мамой смотрели по телевизору. Моя мама специально приехала поздравить нас, ведь газеты писали, что все финалисты показа в скором будущем поедут представлять нашу страну в международном мире моды. Ты же знаешь, Кирюха, братан, как тогда сложно было стать «выездными»!
А когда Майка вошла, чуткая мама Тоня сразу смутилась и засобиралась – таким нерадостным, осунувшимся и больным показалось нам Майкино лицо с темными кругами под глазами… Я видел, что мать волнуется, но удерживать ее не стал – мне самому хотелось узнать, что произошло.
Майка присела на стул у накрытого стола, и не успел я закрыть входную дверь – хватила полный бокал шампанского, потянулась ко мне и заплакала так горько, что я даже не стал ее расспрашивать. Я все гладил Майку по голове, как ребенка, а она бессвязно жаловалась, что никогда не завидует подругам… хочет только глубже подчеркнуть красоту представляемых костюмов, в которых дефилирует по подиуму. Что этого почти никто, кроме самих модельеров, не понимает. Все стараются перещеголять друг друга, бешено завидуют любому успеху и гадят, могут подпилить каблук или насыпать перца в трусы. А сегодня Людка Красникова, как бы по своей доброте, предложила ей шикарный лосьон для лица, после которого пришлось вызывать «Скорую» и колоть лошадиную дозу антигистамина (Майка пояснила мне, что это противоаллерген), иначе к моменту показа ее лицо превратилось бы в раздутую багровую подушку…
А дальше, уткнувшись мне в плечо, она бормотала, что это противно слащавое общество, все эти богатые полумужики-полубабы, которые правят бал на конкурсах красоты и предоставляют места в показах только через бесконечные постели, никогда не примут ее. Ведь если всем позволить идти ее путем, независимым путем под крылом богатого и неслабого мужа, то куда тогда деваться им самим? Но ведь иным путем идти не стоит… И что пора уже сделать передышку, может быть, попробовать действительно подучиться за границей, попробовать найти мир, где правят не посредники, а сами кутюрье, настоящие таланты. Ведь именно им нужно, чтобы модель подчеркивала красоту их вещей, а не только свою красоту, отлакированную на подиуме… Вот тогда она и сказала, что хочет ребенка.
Майка полночи тогда проплакала. Я утешал ее и все-таки был счастлив – я так хотел, чтобы в нашей семье появилось ее продолжение, но просто не смел мешать ее карьере…
Но, Кир, опять, как всегда для меня, все оказалось совсем непросто.
Всю положенную после того показа неделю отдыха мы почти не вылезали из постели. Мать я успокоил, объяснив, что Майка просто устала от этой бешеной работы и готова обзаводиться потомством. Та, как и я, воспарила и старалась не докучать молодым излишним вниманием.
Неделя прошла, прошел и следующий месяц, в котором мы специально и грамотно подгадали «детородное» время, и еще один, и еще… И наконец известный профессор, на прием к которому я с огромным трудом записал Майку, объяснил мне, что ей предстоит длительное лечение. На Западе в ее случае дают семидесятипроцентную гарантию успешных родов.
