Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 18. Посиделки на закате
И китобои вели себя, как бандиты, лишая аляскинских эскимосов главного средства к существованию. Жалобы в дружественный Вашингтон — «уймите своих флибустьеров!» — цели не достигали. Переписка двигалась долго, и ответы не обнадеживали: «Мы не можем ничего с ними сделать. Ищите средства их отогнать». О золоте, открытом к этому времени на Аляске, памятуя о «калифорнийской горячке», русские благоразумно помалкивали, знали: никакая сила не способна сдержать лихорадку золотоискательства.
И, наконец, перед всеми, кто «присмотрелся» к проблеме, поставлен был главный вопрос: способна Россия в случае войны защитить Аляску?
На это сторонники и противники попятного «округления» единодушно ответили нет. И тогда царь будто бы сказал: «Ну и окончен спор. Продаем. Торговаться Россия не будет, пусть сами назначат хорошую цену».
Вопрос был решенным. В присутствии пяти человек «особого заседания» 28 декабря 1866 года царь подписал документ о продаже Аляски. Все делалось втайне по причинам вполне понятным. Сама уступка Аляски была для России делом отнюдь не почетным. И был еще деликатный момент: Соединенные Штаты, еще не пришедшие в себя от Гражданской войны, в данный момент о подобной покупке не помышляли. Посланник Эдуард Стекль, прибывший в Вашингтон, должен был, предложив сделку, повернуть дело так, чтобы инициатива покупки исходила от Соединенных Штатов.
Задача посланника упрощалась тем, что государственным секретарем в это время был Уильям Сьюард, философия которого о «предопределении судьбы» изменений не претерпела. Сообщение Стекля о предложении Петербурга было для него великой радостью. Работа немедленно закипела. Было испрошено мнение президента и всех, кто мог быть к делу причастен. Утрясли цену. И Стекль послал в Петербург ту самую, стоившую десять тысяч долларов, телеграмму.
Смысл ее состоял в том, что США предлагают России продать Аляску на таких-то условиях. Ответ Петербурга был лаконичным: согласны.
Стекль рассказывает, что с телеграммой в кармане он пришел к государственному секретарю домой. Доложив новость, посланник сказал, что завтра можно будет подписать договор. «Зачем ждать до завтра, мистер Стекль?
Давайте заключим договор сегодня вечером», — вскочил горевший нетерпением Сьюард. Было уже поздно, но по городу Сьюард послал курьеров — собрать работников госдепартамента.
Работали ночью. К 4 часам утра 30 марта 1867 года договор был переписан красивым почерком, подписан, скреплен печатями. По американским законам его теперь должны были утвердить сенат и конгресс. Объявили за покупку и плату — 7 миллионов 200 тысяч долларов. Это было больше, чем ожидал Петербург, снабдивший Стекля инструкцией: «5 миллионов, не меньше». Но, конечно, это была ничтожная плата за громадное приобретение. И пусть доллары того времени были в несколько раз тяжелее нынешних денег, все равно мы можем сказать: Аляска продана за бесценок.
Только одного золота в ней добыто уже на сумму в две с половиной тысячи раз большую той, что была уплачена при покупке. В аляскинских газетах я прочел сообщение: за один только час в 1988 году у берегов полуострова было поймано рыбы на сумму, превышающую плату при покупке Аляски. Конечно, продажа с позиций нынешних выглядит неким абсурдом. Но все происходившее в прошлом мы обязаны рассматривать в контексте существовавших ценностей и обстоятельств. И приговор: головотяпство, совершенно вопреки здравому смыслу, нельзя считать справедливым.
Между прочим, у Стекля и Сьюарда были трудности с оформлением покупки. Брюзжали в сенате: «платим деньги за ящик со льдом», «глупость Сьюарда», а в конгрессе и вовсе дело застопорилось. Пришлось давать взятки. Но не Сьюард давал, а Стекль, опасавшийся срыва сделки. Давал редакторам за поддержку в газетах, политиканам за речи в конгрессе. Больше ста тысяч долларов было списано Петербургом по тайной статье расходов «на дела, известные императору». Двадцать пять тысяч было пожаловано посланнику за труды. Царя Стекль поблагодарил, друзьям жаловался: мало. А что касается «подарка» истории, то дела обстоят так.
Именем Сьюарда на Аляске названы полуостров и город. След же Стекля после службы царю затерялся… Так уж сложилось, Аляска не могла быть не продана. Но в продаже доблести не было. Героем был покупатель.
Как реагировал мир? Штаты были довольны, но оценить по достоинству громадный «довесок» к своей территории еще не могли, потенциальное богатство края заслонял образ «ящика со льдом». Недруги России злорадствовали — продажа Аляски была признанием слабости. У англичан к этому чувству прибавлялась озабоченность с огорчением — ее владения в Америке попадали в тиски между новой северной территорией и «нижними» штатами США. В русских столицах общественность глухо роптала — «не амбар продан!» Но широкой огласки «непочетное дело» не получило. И, наверное, тогда же появилась легенда: Аляска продана, но не навечно, а только на 99 лет. Правительство эту легенду, выгодную для успокоения умов, не отвергало, и дожила эта вера до наших дней.
На Аляску весть о продаже ее дошла лишь в мае 1867 года. Для обитателей Русской Америки новость была и горькой, и неожиданной. Губернатор колонии Дмитрий Петрович Максутов «пришел в бешенство». Как личное горе приняли эту весть все, чья жизнь была связана с освоением территории. Сто двадцать шесть лет прошло с года открытия этой части Америки. Карта громадного края пестрела именами русских землепроходцев, моряков и правителей. И теперь вдруг все становилось чужим.
Легко представить, каким тут было «эвакуационное лето». Спешно и за бесценок губернатор продал новым владельцам Аляски несколько небольших кораблей, лодки, недвижимость, меха, табак, продовольствие. Официальная передача колонии в новые руки состоялась 18 октября 1867 года. Площадь под «замком» губернатора в Новоархангельске была заполнена прибывшими с разных мест колонистами, русскими и американскими солдатами. Были тут речи, стрельба из пушек, с высокой мачты спустили российский и подняли американский флаг. «Перегоревший» к этому времени губернатор Максутов «наблюдал церемонию с отстраненным спокойствием, его молодая жена княгиня Мария Максутова смахивала платком слезы».
Людям предложено было: кто хочет остаться тут — оставайтесь, кто не хочет остаться — готовьтесь к отплытию. Всего в колонии русских в этот момент было 823 человека. 90 из них пожелали остаться. Но когда состоявший из разного сброда гарнизон американских солдат начал бесчинствовать, некоторые из желавших поначалу остаться поспешили на последний корабль.
В «нижних» штатах об Аляске скоро забыли. И тридцать лет ее как будто и не было. Заговорили, и громко, на всех языках, об Аляске, когда началась золотая лихорадка. С тех пор у этого края прочная репутация очень богатой и живописной земли. 18 октября ежегодно тут отмечается День Аляски. В Ситке праздник проходит особо торжественно. На костюмированном представлении присутствует «русский губернатор с княгиней», палят пушки, спускается русский и поднимается американский флаг.
Мой приятель, бывший однажды на празднике в Ситке, рассказал, что и ему пришлось принимать благодарности: «Сенк ю вери мач за Аляску!»
— Ну а ты? Нашелся, что отвечать?
— Нашелся, конечно. «Очень рад, — говорю, — что в хорошие руки попала Аляска».
Фото из архива В. Пескова. 2 марта 1991 г.
«Пусть не будут обидными наши суждения…»
С далекой Аляски в Москву, В. М. Пескову.
Уважаемый Василий Михайлович, с добрыми пожеланиями к Вам отец Кондратий, матушка Ирина Карповна и все наше общество в Николаевске. Жаль, что, будучи в марте в наших холодных краях, не смогли нас посетить. Ну что ж, не сумели теперь, может, заглянете в другой раз. Бывайте в любое время. Очень желаем Вас видеть!
Получили посылку Вашу — книжечку «Таежный тупик» и газету с рассказом о житье-бытье нашем. Спасибо за верное слово. Газета, как мы понимаем, многих людей возбудила. Мы тут тоже читали ее в очередь. А теперь получаем письма с родины. Интересные письма. Много людей хотело бы приехать к нам на жительство.
Я хорошо понимаю: не от хорошего люди мечутся растерянные из угла в угол. Каждому хочется жить получше. Однако многого люди не понимают. Думают, что дальше от дома — мед. И не ведают, сколько горечи могут испить. Мы помочь им не в состоянии. Много препятствий с документами, с разрешениями, с работой, с жилищем. Да и община-то наша имеет своеобразие, не всякому в ней место. Говорил с нашими.
Ответ отрицательный: «Людей не знаем, от натужной работы, поди, отвыкли. Сядут на шею — не стряхнешь. И будут одни только обиды и недоразумения». Порешили мы не отвечать на письма. А Вы, Василий Михайлович, коли сможете, скажите об этом в газете. И пусть не обидными будут наши суждения. Читая письма, я вижу: малоопытные в жизни люди. Жалко их. А письма все идут. Почти без адреса. Удивляюсь, как достигают нашей деревни.
