Марина Юденич - Ящик Пандоры
Однако обо всем по порядку.
Танька, а если быть точнее, Татьяна Сергеевна Фролова, была секретарем Ванды, ее помощницей, тенью, поверенной и чуть не стала подругой. Но — чуть, как известно, не считается. Верная себе, Ванда, оказавшись близко к совершению крупной ошибки, что нет-нет да и случалось в ее точно выверенной и вымеренной жизни, в последний момент делала один-единственный шаг — назад, — и ошибки не происходило.
Так было и с Танькой.
У Ванды никогда не было подруг, с детства. Приятельниц, просто хороших знакомых, компаньонок в разного рода делах, приключениях и авантюрах — тьма тьмущая. А подруг — ни одной. Этот незыблемый жизненный принцип оставила внучке в наследство, вместе с редким, красивым именем и профессиональной принадлежностью бабушка — Ванда Болеславовна Василевская — известный некогда врач-психиатр; женщина, в молодости неземной, противоестественной, как говорили и писали о ней и поклонники, и завистники, красоты; а в зрелые годы, вплоть до довольно поздней, около восьмидесяти лет, смерти — порази- тельной и опять же противоестественной для таких лет ясности ума, ироничного, тонкого, склонного всё и вся ставить под сомнение и подвергать тщательному анализу.
— Пресвятая Дева наделила тебя, как и меня, будем говорить без лишней скромности, красотой. И не спеши радоваться сему дару, хотя и не забывай постоянно возносить благодарность Матери Божьей, потому что многое легко сложится в твоей жизни именно в силу твоей внешности. Но помни, что красота, кроме всего прочего, есть еще и сильное весьма искушение, которое определено всем, кому суждено с ней соприкоснуться. В первую очередь — тебе самой, ибо очень скоро ты поймешь, как многое тебе простится и какие двери без труда отворятся пред тобой только потому, что ты так красива. Не стану обременять тебя проповедями о том, как безнравственно уповать на это, — ты их сейчас не услышишь, а услышав, забудешь, ослепленная открывающимися перспективами. Запомни только одно: все кончается рано или поздно. И судьба — тоже женщина (о них мы поговорим позже!), будь уверена, выберет именно тот, самый главный, как будет казаться, в твоей жизни ход, чтобы именно перед ним лишить тебя козырной карты. Красоты. Посему запасись и другими. Далее — мужчинам, которым суждено повстречать тебя на пути. Для них красота твоя затмит то многое, что должно бы в первую очередь пленить их в тебе как в личности, и заставит воспринимать тебя лишь как объект желания и обладания. Бороться с этим их видением и восприятием своей персоны ты будешь всю жизнь, до старости. Но более всего — женщинам, которые будут окружать тебя всю жизнь, включая собственную твою мать — мою дочь. Возможно, к их числу я бы отнесла и себя, но слава Господу, старость своей трясущейся рукой вычеркнула меня из этого списка. Запомни: женщины, как бы искренне ни любили они тебя, какого бескрайнего счастья ни желали бы, подсознательно никогда не простят тебе твоей красоты, затмевающей их собственную. И если только представится им случай столкнуть тебя с твоего пьедестала, о чем бы конкретном в тот момент ни шла речь, они сознательно или не ведая того, что творят, сделают это, не задумываясь ни секунды. Посему запомни главное. Оно станет единственным надежным оружием и защитой от неизбежного предательства: ни одну женщину, как бы симпатична и мила ни казалась она тебе, не подпускай к себе ближе чем на удар копья, как говаривали благородные рыцари, правда, совершенно по другому поводу, но тоже имея в виду принципы нерушимой дружбы.
Бабушка умерла, когда Ванде было уже двадцать семь лет: случаев проверить ее мудрость судьбой было предоставлено более чем достаточно.
Разжимая холодные пальцы с зажатой в кулачке горсткой стылой кладбищенской земли, которая гул- ко ударилась, рассыпаясь, о крышку бабулиного гроба, Ванда дала себе слово более не экспериментировать в этом направлении, дабы не тревожить заслуженного бабушкой тихого ваганьковского покоя.
Так и жила она все последующие годы, общаясь с огромным количеством людей, трижды сходив замуж и сменив с десяток любовников, по праву слывя душой каждой, даже чисто женской компании, но не имея ни одной близкой подруги. Ванда Василевская была человеком слова.
Таньку она подобрала из жалости, как подбирают на улице приблудного котенка или щенка, четко осознавая полную и абсолютную его ненужность и даже обременительность, но ничего не в состоянии с собою поделать.
Близкий приятель Ванды, крупный правительственный чиновник, внезапно попал в опалу и, как бывает в родном отечестве в таких случаях, в одночасье лишился всего: должности, работы, машины, государственной дачи и еще много всякой всячины, о существовании которой нормальный человек даже не подозревает. Вместе с должностью чиновнику полагалась и секретарша, а существующие на тот момент номенклатурные правила были чем-то сродни древним скифским или сарматским обычаям — вместе с низвергнутым вождем низвергалась и его ближайшая обслуга: секретари, водители и прочие люди, выполнявшие разные вспомогательные функции. Словом, Таньку, которая и была секретаршей низвергнутого чиновника, из солидной приемной на Старой площади попросту выкинули на неуютную московскую мостовую.
Таньку, на руках которой были к тому моменту: мать, слегка помешанная, но не настолько, чтобы быть признанной невменяемой, и довольно еще молодая и энергичная, для того чтобы сильно отравлять окружающим жизнь; младшая сестра без мужа и работы, но с маленькой трехгодовалой дочкой, и беспородная, но очень преданная собака, которая (единственная!), понимая остроту момента, пыталась найти пропитание самостоятельно, обследуя окрестные помойки, но, как правило, безуспешно, нарываясь чаще на озлобленных конкурирующих собратьев. Таким образом, Танька была единственной кормилицей всей этой общности людей и животных, и потеря ею работы, особенно с учетом общего психического состояния семьи, была проблемой более чем серьезной.
Кстати, в том, что Таньку звали Танькой, не было ничего уничижительного. Очевидно, так сложилось в ее семье с детства, и она сама каким-то чудным образом внедрила именно эту весьма фривольную форму обращения в строгие коридоры Старой площади. Впрочем, имя ей шло.
Ванда неплохо знала Таньку, поскольку часто по делам заглядывала к своему чиновному приятелю, особенно в канун всяческих предвыборных кампаний, и неизменно получала из ее рук чашку довольно приличного кофе, пепельницу и то, что ей, Ванде, в данный момент требовалось.
Танька выгодно отличалась от других чиновных секретарш отсутствием державного гонора, который те немедленно и с точностью до мельчайших интонаций копировали у своих руководителей и распространяли на общение со всеми, за исключением тех, кто сам разговаривал с ними подобным образом. В последних безошибочно признавались хозяева. Она была в меру внимательна, но не навязчива в своем желании оказать услугу. Достаточно умна, чтобы быстро, без дополнительных указаний, рассортировать многочисленных посетителей шефа на его друзей; людей, ему нужных; тех, кому нужен он; и безнадежных просителей. Она, конечно же, быстро и без особого труда совместила скромный секретарский статус с почти узаконенными обязанностями любовницы по случаю, но не стремилась демонстрировать это обстоятельство. Когда в небольшой комнатушке, сокрытой за одной из дверей державного кабинета и именуемой обтекаемо «комнатой отдыха» — более скромной по виду и оформлению, но отнюдь не по характеру и значимости принимаемых в ней решений, завязывающихся приятельских, дружеских, любовных и прочих отношений, подписанных на заставленном тарелками и рюмками столе рескриптов, — ее же, Танькиными, руками организовывалось очередное застолье, она никогда не оказывалась в числе его участников, если не поступала на то отдельная команда шефа.
К сему остается добавить, что Танька была довольно высокой и стройной девицей, длинноволосой крашеной блондинкой, с неумеренной яркой косметикой на миловидном юном лице. Весь этот внешний антураж Таньку явно портил, потому что подлинная ее внешность, помноженная на молодость, позволяла добиться гораздо более впечатляющих результатов. Все это, естественно, заметила Ванда, но лишь однажды, мельком и, разумеется, про себя, тут же обо всем и забыв.
Однако некоторое время спустя она поймала себя на том, что снова вынуждена была обратить внимание на Танькину внешность, и, поняв тому причину, добавила той еще один балл в собственном рейтинге людей, предметов и событий, которые ее окружали. Танькины волосы остались светлыми, но приобрели более естественный, почти натуральный оттенок и аккуратно собраны были на затылке в тяжелый красивый пучок. Косметики на лице вроде бы не стало совсем, точнее, она, разумеется, была, но наметанным глазом Ванда безошибочно определила, что бедной Таньке пришлось раскошелиться на вполне приличную косметику, к тому же употребляла она ее теперь весьма и весьма умеренно.
