Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2013)
— И болезнь твоя от разных огорчений…
Это вряд ли. Болезнь от глупости — не надо было курам искусственное дыхание делать.
— Дальняя дорога тебе выпадет… Долгий путь, ох, долгий!
Понятно, что дорога, — не останемся же мы тут в Ялте навек. Это и без карт ясно.
— У большой воды будешь жить и много распрекрасного-чудного увидишь…
У большой воды? У Московского моря, что ли? Вообще-то, уже и там начинают строить. Вдруг нам дадут квартиру где-нибудь возле Химок?
— А про любовь что ж не сказываешь? — не выдерживает Галя.
— Про любовь погоди… Не вижу я про любовь. Старец путь укажет, и соберешь ты жатву свою по жизни.
— Это какой же старец? — хмыкает Галина.
— Не такой, как ты думаешь, — отмахивается Катя. — Святой старец.
— Ишь ты!
— А вот — любовью сердце и успокоится, — ждет тебя скорое свидание с тем, кого любишь.
— Интересное гаданье, — вздыхает Ольга Фоминична.
Правда, интересное. Но кого ж это я люблю?
— Отец к тебе! — сообщает нянечка, заглядывая в палату.
Папа? Как это? Приехал?.. А я даже встать не могу — халата мне не выдали. Халат ходячим выдают, а я считаюсь лежачая.
— В окно глянь! — говорит нянечка и убегает.
Папа стоит под окном. Надо же! Это мама нарочно его напугала моей болезнью, нашла чем вытащить из Москвы.
— Я уже здорова! — кричу я. — Совсем здорова. Не выписывают, потому что врачиха говорит: нужно курс пенициллина до конца закончить!
— Это правильно, — кивает папа. — Врачей нужно слушаться.
Нужно слушаться! Сам всегда заявляет, что врач — худший враг человека.
Передал мне сыр и шоколадные конфеты. Я угощаю женщин в палате.
— Вот что значит — Москва, — вздыхает Катя. — Мне врачиха велит шоколад есть, а где его взять? Его и в Жданове не достать. Ни шоколада, ни какао. Завозят, может, раз в месяц, разве ж поймаешь?
— Так возьми! — предлагаю я.
— Нет, что ты! Это я так сказала, ты не подумай…
— Бери, бери! Тут уже, правда, немного осталось. У меня их в Москве сколько хочешь. А я вообще не люблю их.
— Шоколадные конфеты не любишь? — удивляется Ольга Фоминична. — Как это?
— Не люблю, и все.
Папа достал билеты в купированный вагон. Четвертым с нами едет мужчина средних лет, но он ушел в вагон-ресторан и целый час не возвращается. Папа пытается читать, но мама не оставляет его в покое, не для того она вызывала его в Ялту, чтобы он и здесь отгородился от нее своим дурацким чтением.
— Правдолюбец проклятый! — возмущается она. — Азовское море он, видите ли, спасал! Храбрец о двух головах. Про то, что там куры дохнут, ни единым словом не заикнулся.
— Про кур он мог и не знать, — защищает папа фронтового товарища.
— Да уж! Всюду свой нос совал, а тут, понимаете ли, проглядел. Мерзавец! Неужели я поехала бы в эту чертову Ялту, если бы он предупредил. Хоть бы намекнул…
— К сожалению, мой милый Кисик, дар предвидения дается немногим. Геннадий, как видно, им не обладает. К тому же между физиологией птицы, коей является курица, и физиологией млекопитающих, к которым принадлежит человек, существуют глубокие различия, а посему представляется весьма сомнительным, чтобы заболевание кур могло передаться Светлане.
— Могло или не могло, но передалось.
— Несмотря на то, что курица, так же, как человек, принадлежит к типу хордовых…
— Оставь меня в покое со своими хордовыми! — взвивается мама.
— Птицы, как известно, произошли непосредственно от тероподных динозавров… — сообщает папа.
— Нет, ты мне скажи: ты в своем уме? Твоя дочь чуть не отдала богу душу!
— Отдать богу душу, как ты, Нинусенька, изволишь выражаться, можно вследствие множества причин, — не уступает папа.
— Идиот проклятый! Смотрит на черное и продолжает утверждать, что перед ним белое!
— Человек, как биологический вид…
— Куры дохли как мухи! На глазах у всего села.
Папа задирает голову к потолку и почесывает шею.
— Не более чем случайное совпадение.
— Дудишь в ту же дуду, что и эти негодяи! Подтявкиваешь, как верная шавка. Пропади все пропадом, лишь бы было шито-крыто. Не дай бог ненароком омрачить этому жулью их блаженное существование. Еще и урановые шахты… Тоже неизвестно, чем оно кончится, это соседство.
— Никаких урановых шахт в окрестностях Азовского моря нет и никогда не было. Досужие бабские выдумки.
— Разумеется, выдумки! Фата-моргана! Вчера были, а сегодня сквозь землю провалились.
— Нинусенька, мне кажется, я уже просил тебя не собирать вздорных слухов.
— Хороши слухи! Пока ты там в Москве наслаждался свободой и бесконечной пьянкой, я в этой дыре чуть не скончалась от ужаса. Светлана молодая и выносливая, если бы я заразилась, все кончилось бы совершенно иначе. И ни капли сочувствия, ни малейшего понимания! Ни с какой стороны никакой помощи… — всхлипывает мама. — Одни сплошные издевательства…
Я лежу на верхней полке и смотрю в окно. Степь да степь, редкие чахлые елочки на железнодорожной насыпи, колеса постукивают на стыках, до Москвы еще больше суток езды. Дальняя дорога…
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Ты знаешь, что я подумала… — вздыхает мама. (Обычное начало любого разговора.) — В “Ткани” вчера завезли коричневый кашемир. По-моему, очень приличный. Может, взять три метра и заказать тебе форму?
Форму?! Вот это да! Восемь лет борьбы не на жизнь, а на смерть, и вдруг полная капитуляция.
— Зачем мне теперь форма?
— Как зачем? Ходить в школу.
— Я не иду в школу.
— Что значит — не идешь?..
— Александра Федоровна сказала, чтобы я не смела больше показываться в школе. Буду устраиваться на работу и запишусь в вечерку. В вечерних школах формы не требуют.
— Что за чушь? Как она могла такое сказать?.. Из-за чего?
Из-за чего? Уже не помнит?
— Из-за истории с Ирой Казанской.
— При чем тут ты?
Ничего себе...
— При том, что ездила к Нине Константиновне, опозорила учебное заведение, оклеветала товарищей…
— Ах, товарищей! Нет, вы подумайте — этот поганец, который наделал бед неопытной девочке, — товарищ. Прохвост, гадкий мальчишка! Уж если кого гнать из школы, так именно его.
— Он секретарь комсомольской организации. Если секретарь таков, то чего стоит вся организация и возглавляемая Александрой Федоровной школа?
— Да что она, с ума сошла? Совсем сдурела? Ты отличница, лучшая ученица!
— Отличницей больше, отличницей меньше — за это ее не расстреляют. А скандал нужно было замять любой ценой.
— Да я такой скандал устрою, какой ей и не снился. Пускай только посмеет! Плохо она меня знает. Сволочь неблагодарная! Забыла, видно, что я свела ее с заведующей обувным. Да. И не только это. Несколько раз оказывала достаточно важные услуги. Жаль, что ты мне раньше не рассказала. Ну ничего, я ей покажу кузькину мать! Где мой ридикюль? Вот змея подколодная!..
— Полностью все отрицает, — сообщает мама, вернувшись из своего похода и плюхнув на стол отрез кашемира. — Утверждает, что если и ляпнула что-то сгоряча, так мало ли, дескать, чего не скажешь в сердцах. Врет, конечно, но черт с ней.
Мама раскидывает отрез по плоскости стола и перемеривает во избежание обмана. Нет, подозрения не оправдались — ровно три метра.
— Нужно сшить так, чтобы не слишком напоминало школьную форму. Сможешь потом носить как обычное платье. Юбку сделаем в складку, если располнеешь, будет откуда распустить…
— Из такого материала кроме форм ничего не шьют.
— Ерунда! Перекрасим в черный цвет, и никто не догадается. Лучше даже, я полагаю, в синий, получится такой не совсем обычный темно-коричневый. Бистровый.
Я захожу в класс, и все разговоры мигом стихают. Никто не собирается меня приветствовать. Бойкот.
— Явилась, фискалка! — шипит в полной тишине Зинка Сапрыкина.
Ничего, как-нибудь переживу. Плевать на нее: я к ней в подружки не набиваюсь.
Я опять оказалась в “Б”. Поскольку весь девятый “Г”, за исключением четырех человек, остался на второй год, десятых получилось только три. Твердая убежденность в том, что всех на второй год не оставят, в данном случае, как ни странно, подвела.
