Даниил Гранин - Заговор
Затем в 1965 году, во времена Брежнева, цифра потерь скакнула до четырнадцати миллионов. Еще несколько лет, и разрешили опубликовать двадцать миллионов. Следующую цифру военные историки выпустили уже спустя четверть века — двадцать семь миллионов. Опять же обходя всякие расшифровки.
Ныне говорят о тридцати миллионах.
Пример Ленинградской блокады характерен. Даже добросовестные историки не учитывают погибших на Дороге жизни, в автобусах, что уходили под лед, и тех, кто погибал уже по ту сторону блокады от последствий дистрофии, и те десятки, сотни тысяч, что в июле, августе бежали из пригородов в Ленинград и здесь вскоре умирали от голода, от бомбежек «неучтенными». Не потери обесценивают подвиг ленинградцев, а идеология руководителей: человеческая жизнь для них ничего не значила. Будь то горожане-блокадники, будь то солдаты на фронте, «невыгодные» потери, будь то сотни тысяч, можно и не учитывать.
Главная у нас могила — Неизвестному Солдату.
* * *Одно дело воевать, другое — командовать. Стрелять да укрываться, да гранаты кидать, это — понятно, а вот обойти противника так, чтобы не в лоб, перехитрить. Генералу соображать надо.
Соображать они сообразили бы, если б им позволили. Так ведь им приказ: «Прорваться, и никаких гвоздей, а сколько угробите, знать не хочу».
Мы-то быстро научились, а нашим комбатам труднее, у них с генералами разговора не получалось. «Взять. Прорвать оборону противника. Что значит „уложил полсотни“? Знать ничего не хочу!»
Я слышал, как в штабе командующий армией генерал Смирнов орал на другого генерала: «Все считаешь, мудак. Ты чего мне докладываешь, на кой хер мне твои потери! Твое дело прорвать оборону!»
Снова требовал — атаки. Снова и снова, матерясь, твердил: «Никаких отговорок». Если бы сам побывал на Пятачке, может, убедился бы, что это безнадежно. Не хотел. Не потому, что боялся, потому, что не хотел убедиться. Может, его тоже не желали слушать. Вот так и воевали.
* * *Вспомнился мне один разговор с биологом Тахиджаняном у него дома на Каменноостровском. Говорили о том, как человек из века в век, гонимый любопытством, устремляется во все стороны. Вверх, в звездные миры, в глубь океанскую, в глубь земли — копает, копает то там то тут, находит развалины погибших городов, царств, вскрывает древние гробницы. Ему хочется узнать, каким он был когда-то, еще до городов, украшений, до культуры, одетый в шкуры, с каменным топором.
* * *Человек — это, как заметил один биолог, «государство клеточек», каждая клетка индивидуум. Из них складывается индивидуум человека.
* * *Колумб искал одну страну, открыл другую, куда более значимую, великую. Непредвиденное открытие, «по дороге», всегда важнее, в нем новизна, оно Неизвестность, то, что таит в себе другие миры. Как-то Пикассо сказал: «Я не ищу, я нахожу». Это дар гениев.
* * *Три четверти земной поверхности занимает вода. Реки, моря, океаны. А еще есть воды подземные. Огромный водный мир нами не познан. В его глубинах идет неведомая нам жизнь. Между тем мы прежде всего связаны с водой, она наша самая близкая родственница. Наша жизнь начинается в гидросфере, первые девять месяцев, как говорят, блаженного состояния мы проводим там.
Не успев ознакомиться с жизнью воды в морях и реках, мы безжалостно испакостили их. Вообще человек — пакостник природы. Сыновья неблагодарность все больше позорит нас. Природа нас вырастила, и чем же мы ей отплатили — «бандитским лозунгом», как назвал его В.П.Трошин, — «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у нее — наша задача». И берем, грабим ее, безоруженную, беспощадно, немилосердно.
Ведем себя хамски. Как последние жлобы. И это все образованные ученые специалисты, умники, любители рассуждать о гуманности.
* * *Арманду Хаммеру было восемьдесят восемь лет, когда я с ним встретился в Америке. Он был бодр, весел, подтянут. Щеголял своей памятью. По-прежнему возглавлял компанию «Оксидентал петролеум». В 1920-е годы он был в России популярной фигурой. Единственный американский предприниматель, «допущенный», принятый в Советской России. Он хвалился мне: «Шестьдесят лет назад я имел единственное личное авто в СССР». Я не стал с ним спорить, предпочитаю слушать. Далее он принялся агитировать меня разрабатывать добычу сланцев. Они не менее выгодны, чем нефть. Всю работу можно вести под землей, чтобы сохранить среду.
Мы завтракали с ним в колледже, которому он помогает.
Вечером у Норманна Казинса я встретился с еще более интересным человеком — Рейем Брэдбери. Грива желто-серых волос, мальчишеские манеры. Этакий Том Сойер. В петлице значок «Вояджера» — Юпитер на синем небе. Брэдбери был переполнен идеей отправки ракеты к Юпитеру. Возможно, ракета уйдет за пределы Солнечной системы, на что кто-то ему заметил, что эмиграция — акт предательства, как считают русские. Все засмеялись. Вспомнили вчерашнее выступление Анатолия Иванова. Был у нас такой член делегации, писатель в то время популярный, главным образом за счет телевизионных сериалов, таких как «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень». По его романам. Толстенные книги, к сожалению, ничего о них сказать не могу, не читал. Он резко выделялся в нашей делегации. Представлял партийно-большевистское начало и был придан нам, «либералам», в нагрузку, чтобы не забывались. Так вот, вчера он на дискуссии выступил, заявив, что быть эмигрантом некрасиво, более того, это предательство, измена родине своей. У нас, в России, такое сошло бы, более того, считалось бы «идеологически выдержанным», здесь же, на этой половине земного шара, оно для американцев прозвучало скандально. Они все были эмигранты. Они все из эмигрантов, вся Америка, кроме индейцев, создана из эмигрантов, поэтому они даже не позволили себе возмущаться. Переглядывались, улыбались. Пожимали плечами. Диковинное невежество русских бесполезно было опровергать, а может, не невежество, а предрассудок, шут его знает, как они это оценивали. Они предпочли не обсуждать этого нелепого выпада, а мы предпочли не спрашивать. Не знаю, понял ли Анатолий Иванов их реакцию. Вполне возможно, что не понял, а был убежден, что вправил им всем мозги, поставил их, изменников и предателей, на место. Герой — сказал им, кто они на самом деле.
* * *У себя в тетради я нашел запись: «Рассказ Паустовского о встрече с Дзержинским в Москве во время ликвидации анархистского мятежа» и дальше чистая страница. Видно, хотел продолжить. Что-то помешало. Отложил? Теперь не вспомнить, ни за какие коврижки. Паустовский был великолепный рассказчик. У него было несколько устных рассказов про его друга, детского писателя Фраермана, автора повести «Дикая собака Динго», про Аркадия Гайдара, про Бабеля. Не знаю, записаны ли они где-то.
* * *Сколько лет ложь, ложь. Никто не сказал с трибуны, что´ на самом деле он думает.
Не рассказал своим иностранным гостям правды.
Редакторы редактируют не в сторону правды, а в строну вранья.
Учителя огибают все то, что «не соответствует», на вопросы ребят исхитряются ответить, как им указано.
Всюду врут — по радио, в печати, лишь в черепах укрыта измученная страхом и немотой правда.
Память народаКазенная память обращается с исторической памятью без жалости. Триста лет Царицын хранил память о пребывании Петра и Екатерины в городе и отметил это в названии улицы Петровской. Местное же начальство, ничтоже сумняшеся, переименовало Петровскую в ул. Чуйкова. Но кроме казенной, оказывается, существовала и другая, сокровенная память народа.
Став на царскую службу, Петр начал свои беспрестанные поездки по России. Я никогда не представлял себе масштабы этих поездок, они насчитывают 131 населенный пункт, от севера до юга, от Архангельска да Каспия и вширь по России. От больших городов до малых поселков, а во многих Петр побывал неоднократно. Это длилось на протяжении всей его жизни. Пешком, на лошадях, в карете, в двуколке, как служивый человек в командировках. Для Петра престол был именно службой, как никто он служил Отечеству, позже это превратилось в привычную формулу. Для Петра Отечество было его хозяином, и он служил этому хозяину верой и правдой. Никто из монархов русских, да и из сановников и чиновников, так много не объездил, не посмотрел. Как правило, поездка была не просто любопытством, ознакомлением, была деловая составляющая. Прибыв в Царицын, решает, как обустроить там крепость. В Астрахани, бывая неоднократно, Петр знакомится с производством шелка, селитры, с промыслами рыбы, выясняет природные богатства края, дает указания по строительству верфи. Он обследовал астраханский край и как военачальник, и как судостроитель, и, что интересно, как этнограф, знакомясь с обычаями местных народов.
Память о Петре распространяется не только на места его посещений, но и на его сподвижников. Благодаря стараниям местных краеведов сохранены и ухожены могила Василия Татищева, могила жены Меншикова в Верхнем Услоне (Александр Данилович Меншиков обожал свою супругу).
