Валентин Черных - Взрыв Секс-бомбы
Но, когда руководят трое, всегда лидирует один. Этот один скупил акции рядовых акционеров, и теперь он председатель совета директоров. На него было два покушения.
— Сколько ему лет?
— Тридцать восемь. Когда они организовали компанию, ему было двадцать восемь.
— А шестидесятилетние бизнесмены, которые сколотили состояние за последние десять лет, есть?
— Есть, но таких мало. Старики сильны своей осторожностью, а в новых сферах бизнеса нужны люди авантюрного склада, типа бывших цеховиков. Но их перемолола советская власть. Человек, который посидел в тюрьме, уже не рискует.
— Ты можешь меня познакомить с кем-нибудь из этой финансово-чекистской компании? — спросил Сценарист.
Пресс-секретарь задумался.
— Я встречаюсь с председателем Совета директоров этой компании через три дня. Через три дня и дам ответ.
Сценарист расплатился за пиво и креветки. За соседним столиком сидели то ли молодые секретарши, то ли продавщицы, модно одетые. Они поглядывали в их сторону, но Сценарист отметил, что девушки обращают внимание на пресс-секретаря, а не на него.
Внимание секретарш объяснялось спортивной фигурой пресс-секретаря, его модным летним пиджаком, швейцарскими часами, итальянскими башмаками. Они были ровесниками, Сценарист и пресс-секретарь, но секретарь уже много лет служил, а служба предрасполагает к форме. Толстеют уже достигшие определенных высот чиновники, а молодые чиновники, глядя на старших коллег, быстро понимают, что моложавая внешность — основа для роста по службе, и начинают играть в теннис, ходить в бассейн, некоторые даже бегать по утрам, а сейчас, когда появились спортивные залы, заниматься на тренажерах.
Пресс-секретарь начинал с райкома комсомола. В низовых комсомольских организациях вообще полнеть не разрешалось, а чтобы стать секретарем ЦК комсомола, надо было быть или худощавым, а если полным, то моложавым и розовощеким.
Сценарист давно не занимался спортом. Когда не было денег, ел картошку с квашеной капустой и подсолнечным маслом, когда деньги были, обедал только в ресторанах, каждый день с водкой, и к своим сорока семи годам располнел, ходил в рубахах навыпуск, в сандалетах без носков, пиджак и галстук надевал только на премьеры фильмов в Доме кино или если его сценарий обсуждался в Комитете по кино.
Сокурсники распрощались, похлопав друг друга по спинам. Спина пресс-секретаря была крепкой, без слоя жира. Теперь Сценаристу оставалось ждать три дня. За оставшиеся дни он должен будет написать внятную заявку на сценарий фильма.
Пресс-секретарь позвонил, как и обещал, через три дня и сообщил, что Сценариста ждут завтра в двадцать часов. Сценарист понял, что финансисты привыкли к морской терминологии и не делят, как все люди, часы на утренние и вечерние, у которых есть восемь утра и восемь вечера. У военных и моряков восемь вечера всегда было двадцать часов.
Офис судоходной компании находился в обыкновенном жилом доме. Вероятно, первый этаж дома еще недавно занимал какой-нибудь магазин, который обанкротился или был акционирован, а судоходная компания скупила акции и ликвидировала магазин.
Сценарист нажал на кнопку звонка и назвал себя. Звонок щелкнул, он вошел в подъезд, прошел через арку, наподобие тех, какие установлены в аэропортах. Раздался звон. Сценарист вынул из кармана ключи от дома, авторучку в стальном корпусе, диктофон и еще раз прошел через арку. Ничего не звенело. За ним наблюдал майор милиции, у следующей двери стоял капитан милиции. Большинство милиционеров подрабатывали в охране офисов.
Сценарист шел по коридору. Двери кабинетов были закрыты, может, потому, что закончился рабочий день, а может быть, такие были правила.
Председатель совета директоров, он же фактически частный владелец судоходной компании, молодой, с тропическим загаром, поздоровался со Сценаристом и спросил:
— Чай, кофе?
Сценарист попросил кофе. И хотя судовладелец не отдавал распоряжения ни по телефону, ни по кабинетному переговорному устройству, тут же вошла девушка в очень легкой кофточке, короткой юбке и без колготок. Она улыбнулась Сценаристу и поставила перед ним чашку кофе с белым и коричневым сахаром на блюдечке.
Судовладелец предложил Сценаристу сигарету, но сам не закурил.
— Можно включить диктофон? — спросил Сценарист.
— Не надо, — ответил судовладелец. — Наш разговор и так записывается. Если вам потребуются уточнения, то запись расшифруют и распечатают.
— Запись ведется только здесь, в зале переговоров?
— Записывается везде.
— Работники об этом знают?
— Конечно. Иначе это было бы нарушением прав личности.
— И они согласны?
— Кто не согласен, тот не работает в фирме.
— Вы прослушиваете записи?
— Нет. Этим занимается начальник службы безопасности.
— Но вам ведь, наверное, интересно было бы прослушать записи разговоров красивой женщины, которая вам нравится?
— Все записи моих разговоров с красивыми женщинами стираются сразу же.
— Записывающая аппаратура поставлена, чтобы не было утечки коммерческой информации?
— Все началось с утечки информации. Мы принимали решения, а наши конкуренты знали об этих решениях буквально в считанные часы. Я пригласил специалистов ФСБ, и они обнаружили подслушивающие устройства.
— В компанию был внедрен человек ваших конкурентов?
— Да.
— Кем он работал?
— Он был одним из членов Совета директоров.
— Что он делает сейчас?
— Я не знаю. Он где-то за рубежом.
— Если с ним встретитесь, что вы ему сделаете?
— Я — ничего. Сделают другие.
— В вашей приемной сидит секретарша. Ей лет сорок?
— Ей пятьдесят два.
— Обычно секретаршами берут молодых женщин.
— Женщина, которую вы называете секретаршей, больше, чем член Совета директоров. Она подполковник ФСБ в отставке. Хотя чекистов в отставке не бывает, как сказал в своей книге наш Президент.
— Вы сознательно сделали ставку на чекистов?
— Да. Они оказались наименее коррумпированными.
— Но они тоже продаются.
— Только за очень большие деньги. Они знают, что обычно можно продаться только один раз, поэтому надо продаваться очень дорого.
— Сможет ли женщина, не имеющая морского образования, руководить судоходной компанией?
— Конечно сможет. Я не капитан дальнего плавания, не штурман, но руковожу. Но эта женщина должна быть или юристом, или экономистом.
— А если она школьная учительница?
— Может и школьная учительница, если найдет хорошего экономиста и юриста и вообще сформирует квалифицированную команду.
— С какими первыми трудностями она столкнется?
— Как и везде. Будут проверять на компетентность. Если станет делать вид, что все понимает, начнет проигрывать. Если признается, что ничего не понимает, и разделит ответственность, выиграет только первый раунд. Ко второму раунду она должна уже разбираться, кому можно доверять, а кому нельзя. Умный человек справится с любой проблемой, но умных людей не так и много, меньше, чем мы думаем. По-настоящему умных.
— У вас есть крыша?
— Да. ФСБ и МВД.
— Вы им платите?
— Они на службе у государства.
— Больше или меньше, чем бандитам?
— Когда напишете сценарий, покажите мне, я скажу, где вы ошиблись. Хотя в жизни может быть все.
Сценарист посмотрел на часы. Судовладелец уделил ему ровно пятнадцать минут.
— Последний вопрос, — попросил Сценарист и, не ожидая согласия, спросил: — За что вы боретесь со своими конкурентами?
— Очень общий вопрос, — ответил судовладелец.
— Поясняю. Двое мужчин борются за одну женщину, две женщины борются за одного мужчину. У вас есть реальный конкурент?
— Понял, — сказал судовладелец. — Самый богатый, а если точнее, самый надежно денежный заказчик — это государство. Государство выставляет на тендер, то есть конкурс, какой-то заказ. Сейчас мы боремся за два заказа: за строительство двух сухогрузов и за транспортировку старого крейсера в Индию на металлолом.
— У кого больше шансов выиграть тендер?
— Пока не очень понятно. У нас есть зарубежный инвестор, который готов вложить средства в строительство сухогрузов, у конкурента инвестора нет. По логике, преимущество должно быть за нами, но у конкурента лучшие связи в Министерстве, которое организует тендер, и конкурент знает, кого и за сколько можно купить, чтобы решение было принято в их пользу.
— А если бы вы знали, кого и за сколько можно купить, вы бы купили? — поинтересовался Сценарист.
— Конечно, — не задумываясь ответил судовладелец.
— Значит, мораль и бизнес не совместимы?
— Пока решение принимает человек, а человек несовершенен, ничего объективного быть не может. Все субъективно. Человек веками не может соблюдать даже десять заповедей.
