Мэтью Томас - Мы над собой не властны
Он говорил с такой серьезностью, что Эйлин чуть не ответила: «Очень понравится, пап!»
Она сказала только:
— Вот это уж точно бесполезная трата денег!
И спросила, какой цвет ей больше подойдет — вишневый или темно-синий?
Можно было сэкономить и все-таки купить подержанный автомобиль, а можно было объявить во всеуслышание, какое будущее она для себя наметила, и, возможно, повлиять на это самое будущее.
— И что я должен тебе ответить? — сказал отец.
Эйлин выбрала вишневый.
Мама пришла с работы, когда Эйлин сидела за учебниками.
— Опять занимаешься?
Эйлин только что-то буркнула в ответ. Мама, разбирая сумку, уронила ключи на раскрытую тетрадь. Громадная связка ключей, и каждый обозначает одну или несколько комнат, которые убирает мать. Эйлин спихнула их с тетради, словно источник инфекции.
— Может, отложишь книжки на пять минут? — спросила мама. — Подвезешь нас с друзьями...
— Куда подвезти? Какие такие друзья?
— Мои друзья, из группы.
Из группы, мысленно повторила Эйлин. Звучит почти светски.
— Возьми мою машину, — сказала она, не отрываясь от учебника.
— Я боюсь ее водить.
Мама всего год как получила права и на дорогах чувствовала себя неуверенно, а «понтиак» был еще совсем новый.
— У меня контрольная.
— Мы договорились подвозить друг друга по очереди. На этой неделе я обещала за всеми заехать.
— Не надо было обещать.
— Ну перестань! — сказала мама. — А то опоздаем.
Первый знакомый жил в районе Джексон-Хайтс. Эйлин удивилась, увидев большой кооперативный жилой комплекс; она-то думала, что люди со средствами не страдают обычными человеческими недостатками. Мама вышла из машины, а Эйлин сейчас же достала учебник. Она решила, что будет заниматься при каждой возможности, даже когда в машину сядут мамины друзья. Нет у нее времени на пустые разговоры, хватит и того, что она согласилась помогать в этом печальном путешествии.
Вернувшись, мама сказала повеселевшим голосом:
— Познакомься, Хайрам, это моя дочь, Эйлин.
— А, — отозвался тот, усаживаясь на заднее сиденье. — Значит, ты у нас сегодня Харон?
— Эйлин, — поправила она.
— Харон, лодочник. На реке Стикс.
— А-а, — сообразила Эйлин. — Ну да.
— Мертвецов через реку перевозит.
Забираясь в машину, Хайрам стукнулся головой и сбил набок накладку, но, вместо того чтобы незаметно поправить, снял ее совсем и снова пристроил на место с такой непринужденностью, будто носил не для того, чтобы скрыть лысину, а чтобы ее подчеркнуть.
— Ты-то как раз очень даже живой, — прыснула мама. — Чего не скажешь о твоей нашлепке!
— Вот тебе мораль: не доверяй мужчинам с заемной шевелюрой.
— Разумный совет, — отозвалась Эйлин.
— Скажи это моей жене! Хотя видели бы вы мои кудри, когда мы с ней познакомились! Я был Самсон.
Эйлин смотрела в зеркальце заднего вида, как он задумчиво глядит в окно. Хайрам перехватил ее взгляд и посмотрел прямо в глаза, словно привык к тому, что за ним наблюдают.
— Бойтесь женщин, приносящих ножницы, — хмыкнул он, словно знал какую-то тайную шутку и благодаря ей все тяжелое и трудное становилось невесомым. — Бойтесь ланчей на три бокала спиртного.
— На один бокал, — поправила мама.
— Ну что же, если уж ехать в преисподнюю, то с шиком! Чудесная машина.
— Спасибо, — сказала Эйлин.
— Наоборот, — возразила мама. — Мы выбираемся из преисподней.
— Да-да, — вежливо согласился Хайрам. — Мы в чистилище, но полны надежд. По крайней мере, не поддаемся отчаянию. А если и поддаемся, то в этой прекрасной машине.
Мама искрилась весельем, когда звонила у очередной двери, усаживала друзей в машину и легкой болтовней поддерживала непринужденную атмосферу. Эйлин так и не смогла раскрыть книгу, даже пока в машине был один Хайрам. Неожиданно для себя она прекрасно провела время. За несколько минут поездки она успела разглядеть каждого и поняла, что позитивный взгляд на жизнь давался им нелегко. Всех удалось доставить в три приема. Припарковавшись у обочины, Эйлин наблюдала в зеркальце, как мама с последней четверкой разнокалиберных приятелей и приятельниц спускается в подвал дома священника.
На обратном пути, после того как они всех развезли по домам, мама курила, выпуская дым поверх чуть приопущенного стекла, и говорила, говорила без умолку. А Эйлин видела, что при всей деланой бодрости уголки рта у матери опущены вниз, как у рыбы, попавшейся на крючок. Мама не верила, что Эйлин ее до конца простила. Эйлин и сама не была в этом уверена, хотя и сказала, что простила, когда мама, усадив ее однажды за кухонный стол, принялась каяться в своих прошлых ошибках, которые Эйлин старалась забыть. Мама силилась зачеркнуть прошлое, а Эйлин не могла от него избавиться. Ее постоянно точила мысль, что все это, казалось бы, прочное благополучие в любую минуту может растаять, раствориться в проклятой жидкости, что пропитала все ее детство, неся с собой гниль и распад. Неистребимый запах прошлого темной тучей висел между ними, отравляя воздух, и не было больше рядом посторонних, чтобы эту тучу развеять.
— Открой, пожалуйста, окно пошире.
Мама без слов повиновалась. Она курила, глядя прямо перед собой, мимо Эйлин, как прежде, в дни запоев. Эйлин остановила машину, вышла и опустила задние стекла до отказа. Она задержалась, глядя на мамин затылок, — на какое-то странное головокружительное мгновенье он показался чужим, будто в машине сидит незнакомая женщина. Эйлин не позволяла себе задумываться о том, что сейчас переживает мать. Ей надо было строить свою жизнь. Будь у нее такой дом, как у некоторых маминых знакомых, ничего бы ей больше и не надо. Так чего же им не хватает? Живи она в таком доме, ей бы не пришлось ездить в чужой машине на собрания группы анонимных алкоголиков в сыром церковном подвале. Она сидела бы и радовалась своему камину, кожаному дивану, книжным шкафам в гостиной, слушала бы тишину, любовалась пустующими пока спальнями, дожидающимися милых, обаятельных гостей. Разве все это не стоит какой-то там выпивки? Но от фактов никуда не денешься: кому-то этого мало. Это тревожило, наводило на мысль о непрочности всякого благополучия. Эйлин вытряхнула эту мысль из головы, словно пыль из восточного ковра. Собственного дома вполне достаточно для счастья, решила она.
6
Всю осень шестьдесят третьего года Эйлин уговаривала кузена Пата поступить в колледж. Накатил декабрь, и уже во многих колледжах прошли все сроки подачи документов. Эйлин решила сделать последнюю попытку.
— Да не гожусь я для колледжа!
Они были в квартире тети Китти. Пат развалился на диване, положив свои здоровенные ноги на кофейный столик, а Эйлин сидела напротив, плотно сдвинув колени под складками плиссированной юбки.
— Чушь!
— Никогда ученьем не увлекался.
Пат, подавшись вперед, стряхнул сигаретный пепел в чашку из-под кофе и снова откинулся на спинку.
— А мог бы отлично учиться! Ты умнее всех своих одноклассников.
— Хватит из меня делать будущего президента!
Сказать по правде, она уже и не надеялась. Пату хватило способностей, чтобы закончить последний школьный год, ни разу не сделав домашнего задания. Инстинктивным умением привлекать людей на свою сторону он ей напоминал отца. И весь этот непосильный груз талантов и возможностей он растрачивает по молодежным барам — ну и пусть, ей уже все равно. Лишь бы только в беду не попал.
— Если бы ты хоть чуть-чуть постарался, мог бы все сдать на отлично даже во сне!
Эйлин, скрестив лодыжки, вертела в руках пачку сигарет и еле удерживалась, чтобы не отогнать плывущее к ней облако дыма.
— Не могу я все время учиться. Я неусидчивый.
— Я за тебя заполню все анкеты...
— Мне двигаться нужно. В помещении я зверею.
Он ткнул в пепельницу окурок и закинул руки за голову.
— Во Вьетнаме подвигаешься, — сказала Эйлин с горечью. — Пока в землю не закопают.
В феврале шестьдесят четвертого ему исполнилось восемнадцать. Эйлин его тормошила, чтобы женился на своей девушке, а он ни в какую. В июне, окончив школу, он получил повестку с вызовом на медосмотр. Эйлин пришла в ужас, потому что Пат был здоров как бык: рослый и сильный, зрение единица и при всем этом избежал семейного проклятия — проблем с коленными суставами. Словом, нечего было и надеяться, что его признают негодным к военной службе. Эйлин уговаривала его записаться в Национальную гвардию, чтобы не отправили куда похуже. После августовской Тонкинской резолюции[4] она была просто уверена, что он поступит в какой-нибудь колледж, а вместо этого Пат через пару недель записался в морскую пехоту.
Быть может, привыкнув побеждать в кулачных драках, он думал, что все несчастья будут от него разбегаться сами. Его отправили на остров Пэррис, проходить курс молодого бойца, затем он прошел спецподготовку по борьбе с танками и был приписан к базе морской пехоты Кэмп-Леджен, в Северной Каролине. Там и оставался до июня шестьдесят пятого, а с началом наземной войны в Южном Вьетнаме записался добровольцем.
![Елена Белая - Дорога к себе [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
