Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
Он тоже сделал паузу, как бы обдумывая предложение, а потом сказал:
— А если я откажусь?
По лицу Джабраила Пирошников понял, что тот доволен таким ответом. Партнеры оказались достойны друг друга.
— Тогда я буду вынужден выселить оставшихся арендаторов, снести этот дом, заказать новый проект, потом строительство… Долго и дорого.
— Почему вы хотите отдать дом мне, если на то пошло?
— А кому? Вы один можете выправить его. В нынешнем состоянии привлечь арендаторов почти невозможно, значит, нужно непрерывно тратить деньги на содержание дома…
— А если мне не удастся это сделать? Или удастся, но не сразу?
— Я буду следить за финансовым состоянием объекта. Геннадий посылает мне бухгалтерские отчеты, я гашу долги… В разумных пределах. Я полагаю, что с вашей стороны злоупотреблений не будет.
— Спасибо, — кивнул Пирошников. — Можете быть уверены.
Собственно, тут только до него начало доходить, что речь идет не о зажигалке, а об огромном старом доме, практически пустом, с тремя подземными этажами, с полутора сотнями жильцов, живущих на глубине десяти метров, — доме, который погружается в землю, заваливаясь при этом набок.
И этот дом надо спасать, налаживать в нем быт, находить средства к существованию.
— Значит, по рукам? — спросил Джабраил.
Но Пирошников колебался.
— Знаете, я привык искать истинные причины событий, — ответил он. — Если я их не понимаю, я не знаю, зачем мне в них участвовать. Вы предлагаете революцию, смену власти. Я не понимаю причины… Вы же знаете, что я не владею методикой управления подвижками дома. И исследования Браткевича тоже пока ничего не дали. Зачем вы отдаете дом мне, вместо того чтобы просто назначить де юре управляющим Геннадия, который и так является им де факто?
Джабраил затянулся, выдохнул дым и хитровато взглянул на Пирошникова.
— А вы сами не догадываетесь?
— Нет.
— Дело в том… Геннадий — отличный работник, я его ценю. Но что бы он ни делал, ни говорил, ни думал… Как бы ни изворачивался… Дом не сдвинется ни на миллиметр. А на ваши движения души он почему-то реагирует.
— Но я же говорил… Это неуправляемо.
— И прекрасно. Это меня устраивает. Считайте, что я хочу посмотреть, что будет. Я историк. Я закончил Московский университет, сейчас учусь в Оксфорде. Моя специализация — новейшая история России… Если хотите, я ставлю эксперимент.
— А я и все арендаторы — подопытные кролики?
— Да. Впрочем, мы все подопытные кролики. Итак? Джабраил достал из кармана пиджака связку ключей и протянул на ладони Пирошникову.
И Пирошников их взял.
Часть 3. Диктатор
Рекогноцировка
Разумеется, передача ключей от резиденции была увенчана обедом в столовой, оформленной росписями по шелку в мавританском стиле. Джабраил и Пирошников сидели вдвоем за овальным столом, устланным крахмальной скатертью, прислуживали им два официанта. Геннадий к столу допущен не был, однако Джабраил не забыл предложить Пирошникову позвать Серафиму.
Попытка Пирошникова не увенчалась успехом.
— Я совершенно не готова, — ответила она по телефону. — К олигархам либо при параде, либо никак.
Пирошников разглядывал мебель, посуду, картины на стенах, пытаясь испытать хоть какие-то чувства от мысли, что все эти вещи теперь принадлежат ему и документы, подтверждающие это, лежат рядом в папке. Напрасно! Ни удивления, ни довольства, ни алчного любопытства — что же тут есть еще и сколько может стоить — не возникло в его душе. Он был абсолютно равнодушен, как если бы ему подарили аквариум с золотыми рыбками.
Пирошников никогда не интересовался золотыми рыбками.
За обедом разговор шел об отвлеченных вещах: футбольном клубе «Челси», поэзии Бродского и визовом режиме Великобритании. Джабраил подчеркнуто не интересовался проблемами, связанными с домом, как бы говоря: я вам его отдал, решайте сами, это теперь не мой вопрос. И Пирошников, поняв это, тоже обходил стороной эти темы, хотя неожиданно в голове вспыхивало что-нибудь тревожное по поводу угла наклона здания и его влияния на работу лифтов. Понятно, что при каком-то критическом угле лифты перестанут работать, сила трения им не даст. Но что мог сказать молодой олигарх из Лондона о наших углах трения?
Поэтому они расстались, довольные друг другом и совершенной сделкой, и Джабраил отбыл в аэропорт в сопровождении шестерых двойников.
Пирошников остался один рядом с дверью лифта, куда только что скрылись Джабраил с клевретами, включая Геннадия.
Он оглянулся. Голубая вода, наклоненная к углу бассейна, образовывала зеркальную поверхность, по которой изредка пробегала рябь. «А ведь это неспроста, — подумал он. — Рябит, потому что смещаемся, ползем куда-то…»
И он, повинуясь какому-то внезапному азарту, желанию показать самому себе и даже этому бассейну, кто здесь хозяин, скинул брюки и туфли, разделся догола и прыгнул в голубую прозрачную воду.
Вода в том углу, который был наклонен более других, выплеснулась за край бассейна.
Пирошников сделал три гребка и оказался у противоположной стенки, оттолкнулся от нее и ушел в глубину, наслаждаясь свободой и невесомостью.
Когда он вынырнул, то увидел стоящего у края бассейна Геннадия, который с понурым видом ожидал, когда Пирошников покинет бассейн. В руках он держал большое махровое полотенце.
И это полотенце в руках у слуги было доказательнее любых дарственных.
Пирошникову сразу сделалось грустно и даже гадко. Почему? Что изменилось за этот час? Откуда взялось неравноправие?
Он махнул Геннадию рукой.
— Раздевайся! Вода прекрасная!
Но Геннадий лишь покачал головой. Пирошников понял, что допустил ошибку, и от этого стало еще тоскливее.
Уже растираясь полотенцем, Пирошников спросил:
— Ты знаешь, конечно?
— Я вам так скажу, Владимир Николаевич: Джабраил ошибся. Ничего вы с нашим домом не сделаете, а провалить все хозяйство можете. Вы только не обижайтесь…
— Но мы же будем… вместе…
— Так не бывает. Один рулит. Второй подруливает.
Пирошников и сам понимал, что теперь он отвечает за все, что происходит в этом доме, а значит, надобно ознакомиться с его устройством и населением. Но первым делом — поговорить с Серафимой. Если Геннадий стал его правой рукой, то Серафиме надлежало стать левой — той, что ближе к сердцу.
