Бен Элтон - Два брата
Утром в день свадьбы Пауль и Зильке встретились в квартире, которая отныне станет их общим домом.
— Прекрасно выглядишь, Зилк, — сказал Пауль.
Невеста была в бледно-зеленом костюме и кремовой шляпке с пером. Густые светлые волосы уложены в прическу, а губы тронуты помадой (невиданная редкость).
И впрямь, Зильке выглядела прелестно.
— Спасибо, — сказала она. — Я старалась найти сочетание строгого благородства и женственной податливости. Привет фюреру.
— Ты вполне преуспела. Геббельс поместил бы тебя на плакат.
Зильке улыбнулась и оглядела Пауля:
— Не скажу, что ты прекрасно выглядишь. Повязка со свастикой все портит. Но красиво. Очень красиво. Надо отдать должное нацистам, форма у них хороша. В метро кто-то оставил «Сигнал», там фото английских солдат — ну просто водопроводчики в спецовках.
— Что ж, давай осмотрим апартаменты будущей фрау Штенгель. — Пауль взял Зильке за руку и провел по квартире: — Пожалуй, здесь будет твоя спальня. Конечно, если тебе нравится. А мы с Дагмар заняли бы ту комнату. Но решать тебе. В смысле, сама выбирай.
— Да все равно, — беспечно сказала Зильке. — Меня же целыми днями не будет дома.
Они постояли перед комнатой, которую Пауль определил для себя и Дагмар.
— Странно, как все обернулось, да? — сказал он.
— А как ты думаешь… — начала Зильке, но смолкла.
— Что?
— Ничего. Ерунда.
— Я знаю, о чем ты хотела спросить. Стала бы Дагмар моей женой, если б не нацисты? Если б она по-прежнему была принцессой с Курфюрстендамм, а я — сыном трубача.
— И доктора.
— Ладно, с мамой я чуть выше в сословии. Но вопрос об этом, да?
В гостиной Зильке уселась в кресло и пару раз подпрыгнула — мягко ли.
— В общем, да. Мысль приходила.
Пауль сел в кресло напротив Зильке и чуть сморщился, угодив на пружину под обивкой.
— Думаю, вряд ли. Никто не знает, как сложилась бы жизнь, если б Германия осталась нормальной страной, но, скорее всего, Дагмар уехала бы в швейцарский пансион благородных девиц, а потом вышла замуж за мультимиллионера.
— Пожалуй, — согласилась Зильке.
— Но Германия — не нормальная страна. Здесь сумасшедший дом. Гитлер победил, и нате вам. Каждый выкручивается как может. Дагмар тоже. Я ее не виню. Пойдем глянем кухню.
В просторной, выстланной блестящим желтым линолеумом кухне стояла современная газовая плита. Зильке открыла шкафы и пальцем провела по полкам. Год дармового услужения приучил ее следить за пылью.
— Хочется думать, что она вправду меня любит. Бескорыстно и беспричинно, — сказал Пауль. — Она говорит, что любит. В жизни всякое бывает. Пансион не состоялся, а вышло так.
— И ты завладел тем, о чем мечтал с двенадцати лет. Самое смешное, что если б не Гитлер, ничего бы не вышло. Благодаря ему ты получил Дагмар.
— Знаю, — ответил Пауль. — Как говорится, ирония судьбы.
Зильке привалилась к стенному шкафу и скрестила ноги.
— Знаешь, я была влюблена в Отто, — сказала она.
Пауль вывинчивал перегоревшую лампочку.
— Правда? — без выражения спросил он, глянув на Зильке.
— Только не говори, что не догадывался. Отто слепец, но ты-то прозорлив.
Пауль смутился.
— Наверное, что-то замечал. А мама была уверена.
— Но теперь Отто нет. Ты уговорил его махнуться личностями.
— Зилк, я не замышлял украсть Дагмар и лишить тебя Отто, — серьезно ответил Пауль. — Я думал, как спасти ей жизнь.
— Жизнь той, в кого ты к тому же влюблен.
— Ты меня обвиняешь? И злишься? Я думал, ты все понимаешь.
— Я понимаю, Пауль. Наверное, ты не мог поступить иначе… Просто хотела, чтобы ты знал. Надоело страдать молча.
— Ты сказала Отто?
— Вроде как. Обиняком. В поезде. Но без толку. Он любит Дагмар. Как и ты. Так что мне никогда ничего не светило. Ладно, хрен с ним! — Зильке рассмеялась. — Не волнуйся, я сыграю свою роль. Я же коммунистка. Должна помочь соратнику… и соратнице.
Пауль улыбнулся, Зильке его обняла.
— Славная квартира, правда? — сказала она. — Нам повезло.
— Пожалуй.
— Как думаешь, ее отобрали у евреев? Как жилье твоих деда с бабушкой?
— Не знаю. Я спрашивал в агентстве, но такую информацию они не дают.
Оба помолчали. Может, совсем недавно отсюда прикладами и дубинками выгоняли детей?
— В Польше я такого насмотрелся, — сказал Пауль. — Принудительное выселение. Жуть. Тысячи поляков, не только евреев, в секунду вышвыривали из домов. Говорит радио, еще скворчит готовка на плите, а хозяев уже нет.
— Ладно, пошли. Мы же не хотим опоздать на собственную свадьбу?
Пауль отнес чемоданы Зильке в ее комнату и со столика в прихожей взял новенькую эсэсовскую пилотку.
— Зилк, ты невероятный человек, — запинаясь, сказал он. — Ей-богу. Такой благородный поступок ради Дагмар…
— Я это делаю не ради нее, дурень! — засмеялась Зильке. — А ради тебя. И Отто. Ради близнецов Штенгелей! Ради вас обоих. Потому что вы этого хотите для нее. Потому что втрескались в невиданно красивую еврейку, и теперь всю войну нам всем придется ее оберегать.
— А как же ты? — спросил Пауль. — Выходит, ты осталась ни с чем. Замужем, но без мужа. Значит, не устроишь свою жизнь.
— Поздновато меня отговаривать.
— Да нет, я просто…
— Слушать меня, эсэсовец Штенгель! — Зильке отложила букетик примулы и взяла Пауля за руки. — Я хочу это сделать. По разным причинам. И дело не только в Субботнем клубе и в том, что вы с Отто для меня — все. Меня ждет хорошая жизнь. Во-первых, я смогу бросить трудовую повинность, что уже немало. Брак с военным, тем более эсэсовцем, дает кучу плюсов. Хорошая еда, мягкая постель. Но самое главное — все это прекрасная ширма не только для Дагмар. Для меня тоже.
Пауль понял, о чем речь, и вовсе не обрадовался.
— В смысле, что ты коммунистка?
— Именно.
— А я думал, ваша братия в дружбе с Гитлером.
Зильке болезненно сморщилась.
Советско-германский пакт 1939 года разметал остатки немецкого коммунистического подполья.
— Сталин сделал тактический ход, — набычилась Зильке. — Я уверена, он хочет выиграть время. В один прекрасный день Сопротивление воспрянет, и я буду в его рядах.
Пауль не ответил. Сказать тут нечего. Он использовал Зильке и не мог жаловаться, что она использует его. Все они друг с другом повязаны.
На такси пара отправилась в районную ратушу.
— Нельзя заставлять герра Рихтера ждать.
— Заарканил гестаповца! — Зильке даже присвистнула. — Ну ты нахал!
— В известной мере, — согласился Пауль.
