Глория Му - Вернуться по следам
Я читала, лежа на животе, а Ричард спал, сложив голову и передние лапы мне на поясницу, и только я успела подумать, что дома может быть не так уж плохо, если никто не дергает, как вошла мама, включила верхний свет, и волшебный кокон безмятежности исчез.
– Гло, сколько можно повторять, не читай при таком свете – глаза испортишь. И вообще, иди умывайся – и спать, раз в жизни надо нормально выспаться. И книжку дай сюда, я тебя знаю, будешь втихаря до утра читать.
Я выползла из-под Ричарда, который моргал сонно и бессмысленно, отдала маме книжку и пошла в ванную.
– Спокойной ночи, детка. Там, в духовке, пирожки, возьми завтра с собой, перекусишь после тренировки, Гешечку угостишь…
– Хорошо, мам. Спокойной ночи.
Я почистила зубы, прибрала одеяло с пола, погасила свет, устроилась на своем диванчике, свесив руку вниз и поглаживая Ричарда по носу.
Мама запрещала псу спать со мной, но он, конечно, спал – дождавшись, когда в доме повиснет сонная тишь, вспрыгивал на диван и укладывался рядом, впечатав меня в стенку (пес был большой, а диванчик – маленький). Я обнимала его за шею, и мы мирно засыпали.
Будильника у меня не было, Ричард просыпался в полседьмого и стаскивал с меня одеяло.
Утром я обшарила все свои заначки. Набралось двадцать пять рублей и еще трешка мелочью.
– Маловато для выкупа, – сказала я Ричарду, запихивая деньги во внутренний карман куртки. – Эх, собаконька моя, переходим на военное положение. Боюсь, в ближайшее время никакой говядины тебе не светит. Ну, ничего, свобода дороже.
Ричард изобразил бровями напряженную работу мысли и сел – всех собак, бывших у меня на воспитании, я первым делом учила команде «сидеть», и в сомнительных случаях («чего-то она мне сказала, значит, чего-то хочет, только я не понял – чего?») они всегда это делали – уж за «сидеть» всяко похвалят.
– Молодец, Ричард, – усмехнулась я и потрепала пса по загривку. – Ну ничего мы не забыли? О, пирожки! Пирожки – это дело… – Я сообразила кулечек из дедушкиной вчерашней газеты и скрала полпротивня пирожков из духовки. – Вот и гостинец дяде Жоре…
Я твердо знала: если покормить кого-нибудь злого, то некоторое время он наверняка не будет кусаться.
Сунув пирожки за пазуху, я подхватила Ричарда, и мы побежали на конюшню. Мне нужен был Геша.
Но, поскольку закона подлости никто не отменял, Геши на конюшне не было.
– А я знаю? Где-то по бабам шарахается, – ответил мне Джоник, сонной мухой ползающий по конюшне. – Уй, холодно, блин…
– Давай помогу. – Я схватила ведра.
– Не-не-не, Бабай меня живьем сожрет, он же вам с Юлькой запретил тут вкалывать.
– Бабай? Какой Бабай? Нету ж никого, Джоник.
– Не. Иди отсюда.
– Джо, у меня неприятности. Мне на месте не усидеть. Давай помогу уже, пока Геши нету, – взмолилась я.
– Че стряслось?
Я покачала головой:
– Мне Геша нужен.
– Ну, ладно… Иди мне, может, чайку сделай, а? И пожрать чего-нить?
– Есть, мой капитан! – Я молнией метнулась на кухню и стала готовить еду на всех – разогрела застывшую в сенях собачью кашу с мослами, вскипятила воды и соорудила яишенку для Джо.
Геша пришел часа через два. В куцем пальтишке, расстегнутом, несмотря на холодный зимний ветер, в облезлой кроличьей шапке, сдвинутой на затылок, он шел расслабленной походочкой, и от него за версту несло какими-то мерзкими пряными духами.
– О, явился котяра твой, – сказал Джоник, – ну иди уже, я сам дальше.
– Привет, малáя, че так рано? – спросил Геша.
– Дело есть. Пошли. – Я зацепила Гешу за рукав и повлекла в кабинет.
Пока готовила очередной завтрак, рассказала о встрече с дядей Жорой.
– Так, говоришь, сюда шел?
– Не знаю. На полдороге встретили.
– Ну точно, стукнул кто-то, и пассажир надумал бабла срубить.
– Вот и мне так кажется… А денег у меня всего четвертной нашелся…
– Это ты не ссы, это мы решим сейчас… Деньги в банке, банка тут же. – И Геша полез на полку за нарядной жестянкой из-под индийского чая, в которую он скидывал деньги из карманов одежды перед стиркой. Высыпал мятые бумажки на стол, стал их разглаживать и считать. – Как думаешь, скоко такая псюра стоит?
– Не знаю, Геш…
– Ну ты ж там крутишься с этими… собаководами…
– Веришь, ни разу спросить не додумалась.
Мы оба оценивающе посмотрели на Ричарда, который терся у стола.
– Рублей двести? – предположила я.
– Да ты че? – возмутился Геша. – Ты на него посмотри! Он же ж породистый да с медальками еще теперь… Не, пятьсот, не меньше.
– Геш, ты гонишь, столько и я не стою…
– Так и я, может, столько не стою, а за него – в самый раз. – Геша с гордостью взглянул на Ричарда и собрал в стопку денежные знаки. Пачка получилась внушительная, хоть и неопрятная. – Туточки двести одиннадцать рубликов да твои еще, а с мелочью как раз двести пятьдесят. Ты вот как сделай – приходишь, такая, сразу бабки кровососу этому на стол и говоришь: «Вот вам, дядечка, сколько есть пока, если еще надо, я донесу». Не торгуйся, ясно? Сколько скажет – столько и дадим, и пошел он на хер. Брательник старший даст, скажешь, если надо…
– Геш, так где мы возьмем еще денег, если что?
– Не ссы, сказал. На книжке у меня есть, снимем.
– А тебе не жалко? Это вон же сколько, меня бы мать убила, если бы узнала… Она про деньги всегда очень переживает.
– Так женщины – они вообще переживательные, ты внимания не обращай… А я – чего? Я человек бессемейный, живу бобылем, и на хера мне? Зарплата капает, бабы дают, бухать я не бухаю… Даже телик есть. Не, малáя, мне не жалко. Слушай, может, мне с тобой пойти?
– Нет, спасибо, Геша. Лучше я сама.
– А чего? Мы б с ним там перетерли по-пацански…
– Вот-вот. Ты же мужчина, и он – мужчина, вы начнете друг перед другом выделываться, бочку катить, а он знаешь какой здоровый? Почти как дедушка… А я – ребенок, да еще и девочка. Мне он ничего не сделает.
– Ну… может, и так… Эх, жалко, характер у тебя – кремень, не бабский…
– И что?
– Ну… поплакала бы ему… Мужики от этого дела теряются. Сидит ревет, уже думаешь: что хочешь сделаю, лишь бы заткнулась…
– Нет уж, Гешечка, это не по мне.
– Вот и я говорю – кремень. Ну ты хоть попробуй…
– Да не умею я!
– Так притворись. Ну давай. – Геша плаксиво сморщился и захныкал. Я попробовала повторить его гримасу, но Геша только рукой махнул: – Не, не выйдет. У тебя такая рожа, будто ты меня укусить собираешься. Токо хуже будет… Хер с ним. Так чего? Щас девять. Тренировка когда у вас?
– В одиннадцать тридцать. Я метнусь к нему по-быстренькому. Нечего с этим тянуть, я так думаю.
– И то. Ну, давай, ни пуха тебе…
– К черту. – Я сунула деньги в карман, взяла пакет с пирожками и помчалась на лодочную станцию.
