Наталия Вико - Шизофрения
— Смотря что вы имеете в виду, — решила она поосторожничать. — Знаю, к примеру, что это самый знаменитый памятник Северной Америки, знаю, что установлен к столетию принятия Декларации независимости Соединенных Штатов, а от одного доброго знакомого, работающего в архиве нашего Министерства иностранных дел, даже знаю, что в финансировании строительства участвовал, в том числе, и российский император Александр III. Знаю также, что статуя числилась в списке памятников, претендовавших на почетное звание новых семи чудес света… — глянула на Николя, продолжать ли?
— А как родилась идея создания статуи, знаете?
— Расскажите, Николя. В вашей интерпретации мне особенно интересно, — сказав это, подумала, что фраза получилась двусмысленной.
Николя удивленно приподнял брови, видимо, силясь разгадать, есть во фразе ехидство или нет, и пауза затянулась так надолго, что Александра даже начала подумывать, как помочь ему правильно расшифровать, но он, наконец, сам выбрал нужный вариант, признательно приложил руку к груди и склонил голову в знак благодарности. Понял не правильно, но так как надо.
— История началось очень-очень давно, еще во времена Гермеса Трисмегиста, — он откинулся на спинку кресла.
— Вы прямо так подробно будете рассказывать? — поинтересовалась она, но Николя глянул так, что у нее появилось желание оправдаться. — Простите, — смущенно улыбнулась она, решив не выкручиваться, а сказать прямо, — дурацкая шутка и дурацкий стиль общения. Не могу избавиться от привычки подтрунивать, даже когда речь идет о серьезных вещах.
— У вас подтрунивать очень мило получается, — снисходительно улыбнулся он, — но все же постараюсь быть более кратким. Так вот, когда несколько столетий тому назад, — сделал паузу, видимо, давая гостье возможность оценить хронологический скачок, — перед Европой предстал мир древней эллинской мысли и поэзии, а вслед за ним проявился, казалось погребенный навсегда мир древнеегипетской культуры, уходящий корнями не менее, чем на несколько тысяч лет — до первого известного царя Скорпиона, люди как будто вдруг вышли из подземного мрака к яркому солнечному свету. Вначале зажмурились, а потом огляделись и осознали, что вся религиозная и философская мысль Европы имеет своим первоисточником древнеегипетский герметизм…
«Как он все-таки красиво говорит! — мысленно отметила Александра. — В его речи можно купаться, как в чистом источнике».
— …Однако сегодня люди, слыша такие слова, как «герметики», «гностики», «алхимики», «суфии», «катары», «розенкрейцеры», «масоны»…
— В общем, оккультисты, — прервала перечисление Александра.
— … зачастую не могут соединить их в единую логическую и хронологическую цепочку, — продолжил Николя, — отражающую процесс развития философской, научной и религиозной мысли Средиземноморской цивилизации.
— А между прочим, «оккультизм» — почти ругательное слово, — все-таки не преминула заметить Александра.
— Если не знать, что оккультизм включает в себя астрологию, алхимию и магию, — недоуменно посмотрел на нее Николя.
— Эти слова не лучше, — с усмешкой покачала головой Александра.
— Если не знать их смысл! — воскликнул он.
— Христианская церковь добавляет в этот же список сатанизм, спиритизм и много еще чего, — заметила Александра,
— А паства — верит, что все это — ересь от лукавого, — продолжил ее фразу Николя.
— Верит, — подтвердила она.
— Проблема подавляющего большинства современных людей, — Николя взял в руку бокал, — именно в том и состоит, что они привыкли… нет, точнее, их приучили верить, а не познавать и решать самим. Им говорят: «Это черное, а это белое, это хорошо, а это плохо, это правильно, а это неправильно, это благостно, а это греховно», и они просто верят, не пытаясь разобраться, почему? Кстати, помните как у Станиславского по этому поводу?
— И как же у Станиславского? — Александра откинула волосы, упавшие на лоб.
— Не обещаю, что процитирую дословно, но смысл передам, — предупредил Николя. — «Долго жил. Много видел. Был богат. Потом обеднел. Видел свет. Имел хорошую семью, — Николя приостановился и внимательно посмотрел на Александру, — детей… — Жизнь раскидала всех по миру. Искал славы. Нашел. Видел почести. Был молод. Состарился. Скоро надо умирать. Теперь спросите меня: в чем счастье на земле?» — вопросительно посмотрел на гостью. — И каков, вы думаете ответ?
Александра пожала плечами.
«В познавании!» — ответил Станиславский, — Николя снова сделал паузу. — Познавая искусство в себе, познаешь природу, жизнь мира, смысл жизни, познаешь душу. Выше этого счастья нет». Примерно так. По памяти, — отпил глоток вина.
— По-вашему, так Станиславский — почти алхимик! — заметила Александра.
— В каждом человеке спрятан алхимик, — спокойно ответил Николя. — Стоит лишь отказаться от слепой веры — и он уже тут как тут!
— Для большинства людей слепо верить легче и проще, — сказала Александра. — И людей нельзя в этом винить, потому что для них это — залог стабильности существования и душевного спокойствия и, следовательно, защита от стресса и депрессивных состояний. Разве этого мало?
— А я никого, в том числе, верующих — не виню, — он пожал плечами. — Каждый свободен жить, как хочет, если никому не мешает. Если же мозги определенного сорта не могут работать без Библии, то их лучше не трогать вовсе. Потому что все другое для них — наипервейшая «дьявольская кознь», — он усмехнулся, — а жизнь с соблюдением традиций, ритуалов и заучиванием прописных «истин» — вполне устраивает….
— Должна выступить в защиту ритуала, — прервала его Александра. — Ритуал защищает жизненные ценности людей любого типа сознания, причем не только религиозные, но и культурные вообще, — с удовольствием отметила, что Николя слушает ее с нескрываемым интересом. — Ритуалы и есть та крепостная стена, которая ограждает психоядро человека от диких позывов натуры, соблазнов свободы, психических эпидемий моды, жестокости техногенного мира и информационной агрессии других культур.
— Прямо гимн ритуалу! — заулыбался Николя.
— Кстати, исполнение гимна — тоже важнейший ритуал, поднимающий человека до уровня национального сознания, — сказала она. — А что касается поиска непрописных истин… Как говорит один мой знакомый, истина непостижима. Так стоит ли ее искать? — глянула лукаво.
— Удовольствие — в самом процессе поиска, — улыбнулся Николя.
— «Конечная цель — ничто, движение — все?» — Александра тоже улыбнулась.
— Да, именно это подразумевал Бернштейн, — кивнул Николя и, подлив вино в бокалы, продолжил:
— Период, когда люди задают вопрос «почему?» заканчивается в раннем детстве, когда они получают от взрослых стандартные заученные ответы или не получают их вовсе. И неизвестно, что хуже… — он приподнял бокал в руке и, дождавшись, когда Александра возьмет свой, со словами «Ваше здоровье, мадам!» отпил глоток. — «Почему помидор красный?» — спрашивают дети, а взрослые не находят ничего лучше, чем ответить «От стыда за твое плохое поведение» или «Потому что ты плохо кушаешь».
Александра согласно кивнула, вспомнив, что маме действительно было важнее напоить ее морковным соком и вовремя накормить, чем отвечать на вопросы. На вопросы отвечал папа. Но видела она его крайне редко. Отец часто даже по выходным работал. Поэтому ответы она получала не всегда.
— Сейчас, наконец, пришло время, — продолжил Николя, — когда все больше людей, которые наелись досыта, получили крышу над головой и избавились от опасности быть сожженными на костре или сгнить в тюрьме за свободомыслие, ищут себя в этом мире.
— Естественно, чем больше сытых, тем больше исканий и размышлений, — согласилась она. — Надо же себя чем-то занять, если не увлекаешься футболом под пиво и тошнит от телевизионной «развлекухи», — последнее слово она сказала по-русски, для большей экспрессии. — Современные же технологии позволяют за минуты получать информацию, на сбор которой всего пятнадцать-двадцать лет назад понадобились бы годы работы в библиотеках, и дают бога-атую пищу для размышлений и выводов. Впрочем, как и свободу слова придуркам, которые без ошибок двух слов ни сказать ни написать не могут, но с кайфом брызжут ядовитой слюной на весь мир.
— Вот именно, Александра, вот именно! На весь мир! В этом достижение, за которое Билу Гейтсу надо памятник поставить.
Александра собралась было проехаться по поводу богатого заказчика — мечте каждого скульптора, но удержалась, вспомнив собственные недавние извинения.
— В любом случае, — продолжил Николя, — при свободном обмене информацией все больше людей приходит к пониманию того, что человечество — единый организм, в котором все взаимосвязано, где каждый отвечает за каждого, и который, естественно, стремится к гармонии между своими отдельными частями. К единству многообразия, а не многообразию разобщенности и вражды. Люди устали от ненависти, кроме тех, конечно, кто на ней делает деньги. Человечество же на новом витке развития подсознательно ищет общепланетарную объединительную идею и цель, выражением которой должен стать символ, всем понятный и всеми принимаемый.
