Борис Минаев - Психолог, или ошибка доктора Левина
Лева сел в «фелицию», на переднее сиденье.
Стокман с Петькой – на заднее.
– Ну, здравствуйте! – сказала Даша. – Наконец-то! Вся семья в сборе. Плюс друг семьи.
– Поехали, а? – сказал Лева.
* * *Некоторое время сидели в машине молча.
– Ну что ж! – сказал Стокман. – Значит, ситуация такая. До Москвы часов шесть-семь, так?
– Может быть, восемь, – сказала Даша.
– Может быть, девять, – еще более задумчиво сказал Стокман. – Давайте-ка все серьезные разговоры отложим. Все-таки дорога тяжелая. Петька устал от всех этих путешествий. Ему слушать все это ни к чему.
– Что слушать, пап? – тут же встрял Петька.
– Слушать, как мы обсуждаем маршрут, – важно ответил Стокман. – Будем просто молчать. Хорошо?
– Отлично, – сказала Даша и завела мотор. – Я тоже устала. Попрошу поберечь мои нервы. Включу тихую музыку. А вы все, если хотите, можете спать.
– А если я захочу есть? – спросил Петька важно.
– Вот именно. А если кто-то захочет есть? – поддержал его Лева.
– Там посмотрим, – мрачно ответила Даша. – Включаю музыку.
Они уже ехали.
* * *Сначала пошел снег.
На переднем стекле лениво заработали дворники. Лева сидел на переднем сиденье, искоса поглядывая на Дашу.
Он посмотрел на ее руку в перчатке, лежавшую на переключателе передач. Рука чуть дрожала от вибрации.
Такая маленькая худая рука. Вот черт. Опять то же самое.
Он испугался, что она почувствует его взгляд, его притяжение, и это помешает ей вести машину, вызовет ярость, какой-то очередной припадок.
Усилием воли он отвернулся и уставился в окно.
Снег по-прежнему окружал их, он летел в разных направлениях, бешено кружась и впереди, и сбоку, и сзади, заслоняя обзор.
– Черт, – сказала Даша. – Как плохо видно. Включу фары. Опасно так ехать.
Она включила фары, хотя было часов одиннадцать утра.
Из приемника звучала музыка, какая-то неразборчивая. То ли Стинг, то ли еще что-то мягкое, нетребовательное, с ласковой интонацией психотерапевта.
Она не любила громкую музыку, он помнил.
Наконец он привык и к летящему за стеклом снегу, и к этому неестественному положению – он сидел рядом с Дашей, на расстоянии вытянутой руки, и просто молчал, – и кроме разъезженной колеи на дороге стал различать какой-то пейзаж.
Это был лес. Высокий лес, по обе стороны дороги, толстые ели, облепленные снегом, и сквозь них виднелась какая-то необыкновенно глухая, сказочная чернота.
Лес – это было именно то, чего ей не хватало в жизни. Они много раз говорили на эту тему – лес, река, озеро, что-нибудь такое, что притягивает, где хотелось бы жить всегда.
Он вспомнил слова Стокмана: женщины любят природу, потому что они сами и есть природа. Но Стокман имел в виду что-то другое: что в них есть бессознательная биологическая программа, вроде как у роботов.
Мысль, с которой он совершенно не согласен.
И все-таки… Все-таки.
Конечно, вид деревьев успокаивал. Вот даже сейчас. Но на краю сознания все равно маячил дурацкий страх: вдруг сломается машина, и они вчетвером окажутся перед лицом этой неземной красоты, которая запросто их убьет, если не придет помощь, и которая лишь тогда становится красотой, когда в ней есть хоть один изгаженный уголок, затоптанная тропинка, брошенная бумажка, костер, ржавая труба с теплом, зарытая в канаву, во всех других случаях это не красота, а смерть.
Все, что так красиво: звездное небо, океанский простор, бескрайние поля, глухой заповедный лес, снежные шапки гор – является в своем чистом, первозданном виде смертью. В том виде, в каком это все существует, одна субстанция все равно пожирает другую.
Не хотелось думать о смерти. Лева почему-то довольно ясно и отчетливо различил, что думать о ней сейчас не надо, она и так где-то рядом.
Он повернулся к Петьке.
Петька не спал, тоже молча смотрел за окно.
– Ну ты как, Петруччио? – спросил Лева.
– Нормально, – ответил Петька, не поворачиваясь от окна, лишь коротко взглянув в его сторону. – А ты как?
– И я нормально.
– А в лесу волки есть?
– Ну не знаю… – Леву слегка поразило совпадение их мыслей. – Ну да, есть, наверное.
– А что они едят?
– Вот я сам об этом думаю. Есть-то им там совершенно нечего.
– Они приходят в деревню и ищут коров, – сказал Стокман строго. – Или овец, или кур. Что есть в деревне, то и ищут.
– А людей? – вдруг спросил Петька.
– А людей они не ищут, – солидно сказал Стокман. – Люди все в домах попрятались. А волки, они же открывать дверь не умеют. У них же рук нет.
– А если человек пописать выйдет? – упрямо спросил Петька.
– Он с собой ружье возьмет. Посмотрит, нет ли волка, и пойдет пописает, – поддержал разговор Лева.
– С ружьем пописает? – переспросил Петька.
– С ружьем, – подтвердил Лева.
– А куда же он его поставит?
– Ну куда-нибудь. Куда-нибудь поставит. Пописает и снова возьмет.
– Так, постойте… – сказала вдруг Даша. – Значит, человека вам жалко? А корову не жалко? Или овцу? А как же женщина? Она же, может быть, стрелять не умеет?
– Да! – сказал Петька. – А как же женщина? Она же стрелять не умеет?
– Да… – сказал Стокман задумчиво. – С женщинами всегда проблема. Не знаю, как ее решать. Ну, ладно, горшок можно ей в доме поставить. Ведь можно ей горшок поставить?
– Фу, как неэстетично, – сказала Даша. – Лучше пусть она научится стрелять.
– Лучше? – спросил Лева, как бы слегка очнувшись. – Да вряд ли лучше. Хуже, наверное. Еще застрелит кого-нибудь. Так что лучше не надо.
– Да! – сказал Петька. – Еще застрелит кого-нибудь. Лучше не надо.
– А ты-то откуда знаешь? – возмутилась Даша.
– Я все знаю, – важно ответил Петька.
– Он все знает, – подтвердил Стокман.
– Дискриминация… – продолжала возмущаться Даша. – На машине женщина, значит, везти вас может. А с ружьем ходить – нет. Да не боюсь я вашего волка! Выйду, крикну как следует на него, и не надо никакого горшка. Убежит как миленький.
– Не убежит! – сказал Петька упрямо.
– Голодный очень. Не убежит, – с сожалением сказал Лева.
– Да ну вас, – хмыкнула Даша и вдруг начала смеяться.
Лева видел, как она пытается подавить смех, и начал непроизвольно улыбаться вместе с ней.
Она увидела эту его улыбку и мгновенно нахмурилась.
– Мам! А как ты можешь крикнуть? – вдруг спросил Петька.
– Громко! – сказала она.
– Ну как?
Даша помолчала, а потом застенчиво сказала:
– Гав!
Лева и Стокман непроизвольно заржали.
– Можно, я пока остановлю? – спросила Даша. – Кстати про пописать…
* * *Все четверо вышли из машины.
Потоптавшись, Стокман повел Петьку в лес, за тем самым опасным делом, во время которого человека может съесть волк. Они шли, проваливаясь в сугробы, Стокман держал Петьку за руку, их фигуры быстро стали почти невидимыми в белом мареве летящего снега, и Лева ощутил к ним свое прежнее чувство – острой и печальной любви. В последнее время оно вытеснилось какой-то тревогой или ожиданием, а сейчас вернулось вновь.
