Роберт Гринвуд - Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны
Однако целая нация приняла его. Вся власть, весь государственный аппарат был организован с целью вдолбить это извращенное учение в умы миллионов, задушить совесть миллионов.
Эрнесту казалось удивительным, что никогда идеалы говорящих на английском языке народов не проповедывались с таким рвением и жаром, с каким пропагандировалась ересь горсточки приверженцев нацизма. Ни Англия, ни Америка никогда не тратили столько пыла, чтобы вложить в умы молодежи свои национальные идеалы. А ведь эти идеалы являли собой все лучшее в духовном наследии человека: веротерпимость, свободу личности; справедливость. И только с этим наследием можно надеяться на прогресс человечества.
Он отогнал от себя эти мысли.
— Прощайте, сэр.
— Прощайте, Эрнест.
Мистер Игл смотрел на него грустным, любящим взглядом. В Эрнесте по временам можно было наблюдать бесповоротную решимость, решимость не на жизнь, а на смерть: он имел мужество бороться даже без надежды на успех. Сколько бы ни пало бойцов рядом с ним, Эрнест неуклонно будет итти вперед; если он не устоит на ногах, он и на коленях поползет дальше, одушевленный идеей. Но он хрупкого сложения, тонок и строен, и руки у него почти девичьи; его поддерживает только внутренний огонь.
— Сохрани вас бог и дай вам вернуться домой, — сказал мистер Игл более хриплым и ворчливым, чем обычно, голосом, и его костлявые пальцы от волнения еще крепче вцепились в руку Эрнеста. Чтобы ни ожидало юношу, с его стороны это было последнее прощание, старик это знал. Он стоял среди развалин, глядя, как Эрнест удаляется от него решительными шагами.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Мистер Бантинг доблестно отправлялся каждое утро в Лондон, где бомбежки не прекращались. Сборы к отъезду проводились им в явно повышенном настроении. Он чистил шляпу, свертывал зонтик и укладывал бутерброды в чемоданчик, насвистывая, как зяблик. Можно было подумать, что он собирается на пикник в Маргэйт. Все это имело целью рассеять страхи миссис Бантинг, но только заставляло ее скрываться на кухню и за дверью вытирать глаза уголком фартука. В минуту прощания оба бывали взволнованы, и у обоих проглядывало чувство, более сильное, чем обычная супружеская привязанность.
Хотя мистер Бантинг и делал вид, что не придает значения частым налетам, втайне и он подчас переживал тревожные минуты. Он вздрагивал при неожиданном шуме, сердце у него падало, и дыхание прерывалось. Такие ощущения быстро проходили, он сейчас же справлялся с собой. Их мог вызвать неожиданный шум мотора, порыв ветра, падение какого-нибудь металлического предмета с прилавка в магазине. Он порицал свои нервы за эту слабость так же сурово, как желудок за несварение, словно разные части его организма были виноваты в том, что не слушались его воли.
В поезде он теперь редко смотрел в окна — постепенное разрушение Лондона не вызывало уже такого жгучего интереса, как в первые дни. Очень часто по утрам он ехал на работу не выспавшись, и ему было трудно даже прочесть «Сирену». Если попадалось место в углу, он пытался отдыхать по системе, описанной на страничке медицинских советов «Сирены». Как-то раз ему удалось задремать на целые полчаса, и сосед-пассажир разбудил его на конечной станции.
— Тревога, сэр.
Мистер Бантинг поблагодарил незнакомца за предупреждение и встряхнулся, очень довольный результатом первого опыта проверки новой системы. К северу на небе виднелись вспышки разрывов, но очень немного; должно быть, какой-нибудь фриц разгуливал в одиночку. Из-за угла показался торговый дом Брокли, и он внимательно осмотрел его, этаж за этажом, витрину за витриной, словно ревизуя свою собственность. В знакомой обстановке прежняя храбрость и присутствие духа вернулись к нему.
— Последнее время нам везет, — сказал он швейцару, проходя мимо него бодрой, как всегда, походкой.
Работа сейчас сосредоточилась в одном-двух отделах — во всех остальных она почти сошла на нет. Но мистер Бантинг был занят по горло. Он был самый старый и самый опытный из всего штата; из прежних заведующих отделами оставался только он один. В глазах своего шефа он теперь поднялся весьма высоко. Другие, быть может, быстрее соображали и быстрее работали, но положиться можно было только на мистера Бантинга, на его добросовестность. Даже если его посылали в чужой отдел отправить несколько ярдов линолеума такого-то сорта, то мистер Бантинг не только находил требуемый сорт, но и проверял еще раз номенклатуру, прежде чем отрезать ровно столько, сколько требовалось, — мистер Бикертон мог быть совершенно уверен в нем. Он был так же надежен, как, кронциркуль самого мистера Бикертона. Теперь ему нередко приходилось бывать в чужих отделах, но он никогда не заходил в отдел ковров и линолеума без крайней надобности. Среди скатанных в трубку ковров спали отзвуки речей Горацио и Брута, но самого Джо Кордера уже не было там.
Одной из задач мистера Бикертона было теперь восстановить записи, пострадавшие во время бомбежки. Один-два изворотливых клиента пытались оспаривать некоторые условия поставок, и мистер Бикертон возлагал большие надежды на упорство мистера Бантинга при расследовании сути дела. Учитывая наличный товар, допрашивая упаковщика и производя розыски в подвале среди тары, можно было восстановить почти все данные накладных. Но во всем, что относилось к отделу железо-скобяных изделий, фирма полагалась единственно на записную книжку мистера Бантинга.
Занятый этим делом, мистер Бикертон, осанистый, сияя розовой лысиной, сидел в кабинете по одну сторону стола, а мистер Бантинг, тоже осанистый, но погрубее сколоченный — по другую. Тут они встречались почти как равные, ибо шеф давным-давно оставил свой сухой, начальствующий тон в разговорах с мистером Бантингом.
Заложив нужное место пальцем и пропуская стихи, афоризмы и рецепты лакомых блюд, записанные вперемежку с тем, что касалось железо-скобяных изделий, мистер Бантинг прочел вслух:
— Сорок, диаметр три восьмых. — И так как пауза по ту сторону стола свидетельствовала о непонимании, прибавил: — Сетки, сэр, проволочные сетки. — Он надеялся, что теперь будет достаточно ясно.
— Понимаю. Дальше.
— Кажется, сбро-сили бом-бу, — заметил мистер Бантинг, произнося слова медленно, с расстановкой, так как он нередко перевирал их, заразившись этим от дочки. — Вон там, сэр. — Он показал записной книжкой, в каком направлении, впрочем, не очень точно.
Послышалось едва слышное, назойливое жужжание, похожее на комариный писк.
— Удивляюсь, как это немцам не надоест, — заметил мистер Бикертон, отодвигая стул и подходя к окну. Он стоял, глядя в небо, а мистер Бантинг тем временем оттачивал карандаш, с удовольствием раздумывая о том, что сегодня суббота и погода проясняется.
— Поразительный тип этот Гитлер, как, по-вашему? — спросил мистер Бикертон, подходя к камину. Должно быть, никогда не имел дела с порядочными людьми. Вот уж действительно мания величия.
— Вы совершенно правы, сэр, — отвечал мистер Бантинг, мысленно запоминая второе и записывая первое слово, чтобы потом справиться в толковом словаре.
— У нас в Англии тоже бывало автократическое правление — в далеком прошлом, конечно. Помазанник божий и так далее. Идея ошибочная, но все они, по крайней мере, были джентльмены. Мы никогда не повиновались каким-то прохвостам.
— А ведь был простой маляр. В этом, конечно, ничего плохого нет. И все-таки странно, сэр; каких-нибудь десять лет тому назад вы могли бы видеть там, как этот самый Гитлер красит водосточную трубу!
Взгляд мистера Бикертона задумчиво остановился на его помощнике. — В самом деле. Мне это никогда не приходило в голову. Что же, будем продолжать?
— Отчего же, пока они еще далеко.
Мистер Бикертон сел и, словно отогнав от себя мысль о несовершенствах своего собеседника, сказал:
— Нет, вы славный малый, Бантинг.
— Я, сэр? — Взгляд мистера Бантинга выразил неподдельное изумление, но минутой позже он покраснел от удовольствия. — Да что вы, сэр, — пробормотал он и окончательно смутился.
Спустившись вниз, он обнаружил, что магазин уже заперт, — его шеф всегда забывал о времени. Единственными звуками было позвякивание ведра, шлепанье тряпки и напевающий что-то голос миссис Масгрэйв, только что приступившей к субботней уборке. Чувствуя, что удовольствие от полученного комплимента все растет в нем, мистер Бантинг довольно ласково приветствовал ее, воздержавшись от замечания, что медные ярды на прилавках чистить не стоит, так как от этого только липнет к пальцам вонючий состав.
— Мистер Бантинг, — сказала она, понизив голос, — вы меня извините, что я вам раньше этого не говорила, но мне так жалко было, когда вашего сына убили.
Он тотчас же насторожился. — Благодарю вас, миссис Масгрэйв.
