Мэтью Томас - Мы над собой не властны
Эйлин провели в комнату с телевизором, где вдоль стен выстроились инвалидные кресла. В основном тут были женщины старше ее мужа на один-два десятка лет. Они, кажется, не воспринимали толком передачу, просто смотрели на световое пятно. Были и несколько мужчин, истощенных и ослабевших. Эйлин не сразу нашла взглядом Эда. А, вот он — его заслонил пациент, который то раздувает щеки, то выпускает воздух, словно играет на трубе. У Эда было лицо человека, попавшего в дорожную пробку. Он тихонько стонал. Когда Эйлин встала перед ним, стоны перешли в протяжный крик. Эд замахал руками. Эйлин откатила в сторону трубача — тот посмотрел на нее скептически и снова с громким «пфф» выдохнул воздух.
Эйлин попросила разрешения отвезти Эда в общую гостиную, чтобы не беспокоить соседа по палате. По дороге Эд все порывался обернуться и посмотреть на нее. Привстать на сиденье ему не давал ремень, а если он все-таки пытался подняться, стоило слегка нажать ему на плечо, и он бессильно падал обратно.
Одолев пару коридоров, Эйлин добралась до общей комнаты, — к счастью, там никого не было. Плотно закрыла дверь, подкатила кресло к плетеному стулу и села лицом к Эду. Он не переставал подвывать. Когда Эйлин успокаивающе положила руку ему на плечо, он сбросил ее руку. Эйлин потянулась погладить его по щеке — Эд щелкнул зубами, словно хотел ее укусить. Потом что-то прошипел сквозь зубы. Эйлин все-таки пригладила ему волосы. Он был страшно лохматый, какой-то неухоженный. Конечно, ему выдали обтрепанную пижаму не по размеру. Надо будет поговорить со здешним персоналом. Пусть знают, что она не собирается пускать дело на самотек, иначе их не заставишь работать как следует. Точно так же было и с ее подчиненными.
Эд вначале терпел, что она поправляет ему волосы, а потом поднес к голове руку и все опять растрепал, будто нарочно хотел свести на нет ее старания.
— Я знаю, тебе здесь не нравится...
— Нет! — Он затряс головой. — Нет, нет, нет, нет, нет. Нет.
— Я здесь. Я буду с тобой каждый день.
Он смотрел растерянно и печально, явно стараясь передать, что чувствует.
У Эйлин комок застрял в горле.
— Дома я не могла хорошо о тебе заботиться. Не могла обеспечить твою безопасность.
Эд притих. Эйлин все труднее было держать себя в руках, но она дала себе слово, что справится и не устроит истерики.
— Нет, — сказал Эд.
— Ничего-ничего. Это только на время. Поправишься немного, и мы тебя отсюда заберем.
При словах «на время» Эд фыркнул с почти прежней иронией. И тут же снова завыл на одной ноте, но как-то отвлеченно, почти задумчиво. Эйлин встряхнула его за плечи, и он, слава богу, наконец прекратил.
— Днем я не могу здесь быть, — сказала Эйлин. — Буду приезжать после работы. Каждый день, понимаешь? Еще надоем тебе.
Брови Эда поползли вверх.
— Нет, нет, нет!
— Обо мне не беспокойся. Все будет хорошо. Мне помогут.
Она снова потянулась поправить ему волосы. Эд с неожиданной силой отбросил ее руку:
— Нет! — На этот раз в его крике звучала не мольба, а скорее приказ. Эд наставил на Эйлин указательный палец. — Нет! Нет!
— Что — нет?
Неужели он что-то понимает? Эйлин чувствовала: сейчас речь идет о Сергее, хотя она о нем и словом не обмолвилась.
— Эд, что такое?
Он снова замолк, сердито выпятив нижнюю губу и не отрывая от Эйлин взгляда.
— Нет. — Голос звучал слабо, но была в нем какая-то бесповоротность.
— Что — нет? Не хочешь, чтобы мне помогали?
— Нет.
— Хорошо. Я сама справлюсь.
— Нет, — повторил он.
Когда Эйлин собралась домой, еще не совсем стемнело. Она решила проехаться немного по городу. Свернула с Пондфилд-роуд на Вэлли-роуд и, поднявшись на холм, углубилась в лабиринт роскошных домов. Дорога петляла; один раз Эйлин пришлось притормозить, пропуская встречную машину. Буйная зелень листвы служила приятным контрастом сдержанному виду особняков в тюдоровском стиле, построенных в начале двадцатого века. Расположены дома были идеально — не слишком тесно, каждый на своем месте.
Эйлин остановилась против дома Вирджинии. Замечала ли та, как часто одна и та же машина притормаживает перед ее окнами и, постояв немного, снова уезжает?
Дальше Эйлин поехала по Гарден-авеню и вновь остановилась, на этот раз перед безлюдными теннисными кортами. Когда они жили в Джексон-Хайтс, она купила Эду курс частных уроков у инструктора-профессионала в теннисном центре во Флашинге. Она не могла забыть, как Эд радовался, когда впервые сыграл на равных с Томом Кадэхи. И как быстро он схватывал — при своем-то малом опыте играл совсем неплохо. Теннис — идеальный вид спорта для Эда... если бы только Эд организовал свою жизнь так, как хотелось Эйлин. Физические нагрузки не хуже, чем от его любимых пробежек по городу. Корты содержатся в отличном состоянии, а инструкторы — бывшие участники открытого чемпионата Соединенных Штатов или близкие к ним по уровню спортсмены. Там и с нужными людьми познакомишься, и связи заведешь, и может, у Эда наконец-то честолюбие прорезалось бы. И при этом нет лишнего пафоса, как, например, в загородных клубах. От пафоса Эда воротит. Так ведь все равно он заявил, что они себе таких расходов позволить не могут, и ни на одно занятие так и не ходил. Коннелл тоже не пошел. Зря пропал абонемент за двести долларов.
Совершив круг по городу, Эйлин снова выехала на Пондфилд-роуд. Возле ресторанчиков стояли наружные столики — через пару-тройку недель их уберут. Когда-то Эйлин мечтала, как будет сидеть за таким столиком с Эдом, а проходящие мимо люди будут останавливаться, здороваться с ними... Теперь придется сидеть одной или с друзьями, приехавшими издалека, или вовсе сюда не соваться, потому что она так и не завела знакомств среди местных жителей.
Эйлин оставила машину и дальше пошла пешком — мимо почты, бистро, магазина канцтоваров, кондитерской «Топпс», магазина деликатесов Ланжа. На другой сторон — ресторан «Альпы», цветочный магазин «Трифорос», свадебный салон «Боттичелли» с чудесным подвенечным платьем в витрине: все расшито бисером, от лифа до шлейфа. Дошла до станции и села на лавочку на платформе, откуда было видно больницу Святого Лаврентия. Там у нее впервые появилась мечта переехать в эти края. Погода была приятная — летняя влажная жара сменилась сухим осенним теплом. На противоположной платформе начали собираться пассажиры в ожидании поезда, идущего в Нью-Йорк. Сесть бы сейчас тоже в поезд и ехать куда глаза глядят... Но дома ждал Сергей. Надо было возвращаться.
С ее стороны подъехал состав — сперва крохотная искорка вдали, потом разгорается ярче и налетает с блеском и грохотом. Платформа под ногами отозвалась дрожью. Несколько секунд ожидания — и двери вагона распахнулись, выпуская людей. Пассажиры не спешили, но и не медлили — расходились по тротуарам, ныряли в подземный переход, направляясь к встречающим их на машине мужьям и женам или просто к дому пешком. Платформа быстро опустела, и Эйлин снова осталась одна. Через пару минут прибыл поезд и к противоположной платформе, и там тоже стало пусто.
А она уже никогда не будет встречать Эда на станции, и он ее больше не встретит. Никто не будет ждать ее в дождливых сумерках. Больше не отдохнешь на переднем сиденье, предоставив Эду управляться с баранкой. Не хочешь тащиться пешком от поезда — бери такси. Вон их целая вереница стоит у станции. Водители с одинаковым каменным выражением лица берут сразу по нескольку клиентов. Никогда не подъедут к самому крыльцу — просто выгрузят тебя у обочины и отправятся развозить других пассажиров, а ты стой возле пустого дома и слушай, как урчат моторами грузовики вдали и сонно шелестят листьями деревья в подступающей ночи.
Эйлин вернулась к машине и пустилась в обратный путь, стараясь избегать центральных улиц. В гараже, выключив мотор, долго еще сидела за рулем в темноте, после того как свет автоматически погас. Эйлин вслушивалась в размеренные звуки — негромкий пульс дома. В подвале гудел водонагреватель, а со второго этажа, из комнаты Сергея, слабо доносились отголоски радио.
Эйлин поднялась наверх, постояла под дверью. Передавали классическую музыку. Наверное, не зря мужчины любят слушать классическую музыку в одиночестве — должно быть, стесняются показывать на людях пробужденные ею чувства. Эйлин дождалась паузы и постучала. Сергей открыл дверь. Выглядел он слегка комично: тренировочные штаны с лампасами, ослепительно-белые кроссовки и над всем этим — обширный квадрат рубашки поло.
— Я просто хотела дать знать, что я дома, — сказала Эйлин. — Спасибо, что остались здесь.
Он взмахом руки отмел пустые любезности.
— Чаю хотите?
— Да, — сказал Сергей.
— Чай не из самовара, зато ирландский, так что довольно крепкий.
— Все равно какой.
Эйлин включила чайник и поставила на стол остатки торта — пекла для Коннелла, побаловать его перед отъездом. Когда чайник засвистел, Сергей спустился в кухню. Эйлин хлопотала с заваркой, спасаясь от неловкого молчания. Из-за языкового барьера она терялась — не знала, как себя держать. Не желая обидеть Сергея, она все-таки ловила себя на том, что говорит медленнее и громче обычного. Наконец никаких больше предлогов возиться у плиты не осталось. Эйлин налила Сергею чай и села рядом.
![Елена Белая - Дорога к себе [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
