Сергей Минаев - Р.А.Б.
– Ну, ты наливаешь или как?
Мы крепко выпили в тот вечер, и я рассказал ему про бунт. Я говорил долго, глядя прямо перед собой. Оказалось, что мне даже не нужна аудитория. Просто говорить, впервые рассказать то, что видел собственными глазами, то, что почти вытравил у себя из памяти, пряча от следователей ОСБ, и коллег почтарей, и случайных прохожих. Я рассказывал про общий сбор, и про танцующие толпы на улицах, про чертов раскол и последнюю ночь в том борделе. Про Загорецкого и революцию. Про оружие, которое так и не появилось, про солдат, для устрашения бьющих дубинками в щиты. Про охранников в масках и разгромленный офис. А еще про тюрьму, про слепящий свет и всхлипывающего бухгалтера. Про глаза Володи и смех следователей. Нотов за все это время не проронил ни слова. Он сидел за столом и вертел в узловатых пальцах свернутый из папиросной бумаги косяк, постукивая им о столешницу или поправляя края.
– Знаешь, как пахнут горящие деревянные дома? – зачем-то спросил я Нотова.
– Они пахнут гарью. А еще смолой. И чужим страхом, – кивнул он. – Это запах паники. Вставай.
Мы вышли на улицу и прошли в один из трех Нотовских гаражей, где стояла зачехленная машина. Это был старый советский автомобиль. «Семерка», вроде тех, на которых «бомбят». Нотов открыл багажник, и я увидел железный ящик с какими-то индикаторами и проводами.
– Это что? – непонимающе уставился я. Нотов залез в салон и включил магнитолу:
– «Мы свое призванье не забудем», – зазвучали из колонок знакомые позывные. Нотов достал из бардачка маленький черный микрофон на гибком проводе, поднес его к губам и тихо сказал: – Добрый вечер, страна. В эфире «Радио Гутен Таг». Не всегда хорошие новости.
– Это ты?! – Я сел на пол, и в голове закружились воспоминания тех дней. Последний эфир «Гутен Таг» в ту ночь в клубе. – «На город движутся армейские грузовики. Вы проиграли, ребята! Не подставляйте ваших людей. Оружие нужно было брать в руки с первого дня. Или вообще не выходить на улицы. Система не ведет переговоров». Так, кажется, ты сказал?
Мы вернулись в комнату. Я лег на диван и запрокинул голову, выпуская под потолок струи серовато-зеленого дыма:
– Нотов, скажи, у нас были шансы?
– Шансы? – Он на секунду задумался. – Не больше, чем у улитки в десяти метрах от катка. Одна надежда, что каток ржавый, советский, и не доедет до улитки. Но картель не каток. Он доехал. Он не мог не доехать.
– Но нас же было много, Нотов! Очень много. Больше миллиона в крупных городах, понимаешь? – Я глубоко затянулся и начал рыскать глазами по столу в поисках воды.
– Проблема не в количестве, старик, а в качестве! – Нотов хитро прищурился. – У вас не было идеи.
– Ты как Загорецкий. – Я сделал пару глотков из пластиковой бутылки. – Он, кстати, тоже курил.
– Молодец! – рассмеялся Нотов.
– Загорецкий говорил о лидерах, об оружии и революции.
– Лидеры тут ни при чем. Даже если бы ваш главный, как его?..
– Том.
– …Если бы Том раздал вам оружие, вы бы все равно проиграли. Вас бы разорвали там же, на улицах. – Нотов двумя короткими затяжками добил косяк и ввинтил его в пепельницу. – Вы же не всерьез это делали. Вы думали, что это игра. Вы сами себя победили. Картель – это вы.
– Меня забирает, что ли? – Я потер переносицу. – Странно ты говоришь. Никто не играл.
– Ничего странного. Помнишь, я говорил про Систему? – Он свинтил пробку с новой бутылки. – Она в нас с самого рождения. Мы знаем, что все устройство логично, а следовательно, справедливо. В школе есть преподаватели и директор, в институте декан, на работе начальник и генеральный директор.
– Тоже мне, новости! – Я усмехнулся. – Так устроено любое государство.
– Какими бы козлами ни были все эти люди, они важные узлы Системы. И даже зная, что они козлы, мы считаем, что Система, в общем, правильная, просто отдельные люди в ней уроды.
Бутч хрипло зарычал, как бы акцентируя внимание на этих словах хозяина.
– Кошка, наверное, – бросил Нотов.
– Логично, – я протянул свой стакан, который немедленно наполнился.
– А признавая правильность общественного устройства, ты признаешь также, что являешься винтиком. Сам не сознавая этого подписываешь пожизненный контракт. – Нотов залпом опрокинул стакан и вытер губы тыльной стороной ладони. – А у винтика какие мысли?
– Никаких, – тупо мотнул головой я.
– Ну что ты! Винтик тоже существо думающее. Если его смазали, он думает, что все хорошо. Если сильно или криво закрутили, начинает сопротивляться. А если еще и смазать при этом забыли, – протестует. А еще у винтика есть соседи. Болтики, скобы и прочие шурупы, которые его со всех сторон давят. – Собака снова зарычала. – Бутч! Прекрати! Так вот… есть винтики, которым хочется, чтобы их просто смазали, есть те, кто хочет стать болтиком или даже скобой. Перепрыгнуть на другой уровень конструкции или сменить соседей по дыркам.
– Есть и такие. – У меня перед глазами почему-то нарисовался Нестеров.
– Но ни один болтик не собирается выпрыгнуть из гнезда. Сорваться с резьбы и выскочить. Он даже не представляет себе, что есть еще что-то, кроме конструкции, в которую ввинчен. Конструкция хорошая, просто его неправильно завинтили. А если сменить дырку, все и наладится. Этажом выше и масла больше, и отвертка не такая тугая.
– А без винтиков никак нельзя объяснить?
– Легко! – Нотов засмеялся. – Девяносто процентов людей пишут заявление об уходе не потому, что на самом деле хотят уйти, а в надежде, что им тут же зарплату прибавят. Статистика. Так же и вы вышли на улицу в надежде, что вам тут прибавят, там не сократят, а рабочее время уменьшат. То есть вы, по сути, соглашались с тем, что корпорации – нормальное явление. И их правила – нормальные правила. Просто можно было бы им правила немного смягчить.
– Так оно и было, – кивнул я.
– Вы вышли торговаться с Системой, играя в революцию. А с врагом не торгуются, его ненавидят и убивают. Но картель вам не враг – он ваш работодатель. Вы признаете его своей Системой.
– Погоди, Нотов, но это же правильно! Картель ведь не захватчик, – я налил себе еще, – не напавшее на нас государство. Это обычные корпорации, только и всего.
– Они уже давно не обычные, – Нотов встал и открыл окно, – они уже давно не обычные. Банальный пример – доходы пятерки самых больших корпораций больше бюджета Африки. В Африке сколько государств?
– Не знаю.
– Много, Саша, много. Когда ты разговариваешь наравне с государством, ты можешь диктовать условия. Когда ты больше, чем оно, тебе остается только самому стать государством.
– Но мы не граждане корпораций, – неуверенно сказал я.
