Александр Терехов - Немцы
— Эрна, — оказался рядом, вспомнилось, не удержался, — я в церкви, у рынка. Куда мы ходили с тобой на крестный ход. Думал, вдруг встречу тебя.
— Я в гостях, — поторопилась она и добавила для верности: — На даче.
— Подаю записки за всех наших. Твои прадедушки, прабабушки, мамины папа и мама. Никого не забыл?
— Напиши Машу.
Вспомнила давнюю кошку, и не откажешь; Эбергард дописал «Мария» и только вздохнул, когда кассир уточнила:
— Все православные?
Свернув и просунув записки в щель ящика, поставленного под иконами, он вдруг понял: за день голосует второй раз.
В восемь избирательные участки закрывались; Эбергард подъехал к половине десятого в ДК «Высотник», где в избирательной комиссии председательствовала Виктория Васильевна Бородкина. Как и всякая служивая женщина, «выбиравшая» не первый раз, Виктория Васильевна в период от «начало подсчета» до «сдачи» не могла сидеть, не могла неподвижно стоять, не могла не кричать и казалась пьяной.
— О, Эбергард, — и обняла, хотя прежде не дружили. — Так хочется к кому-то прижаться.
— Пожалуйста. Но осторожней. А то получится надолго.
— А как бы хотелось надолго… — Виктория Васильевна сделала вид, что слабеет в его руках, они выбрались из фойе, где лысые и полуседые разнополые люди укладывали в мешок стопки подсчитанных бюллетеней, и свернули в комнату с табличкой «Детский фольклорный коллектив „Радуга счастья“» — там усатый управский системный администратор в углу, очищенном от нарядов красных девиц, молодцев и хлопцев, избавившись от пиджака, подолгу, боясь сморгнуть, смотрел в монитор, будто карауля проплывание чего-то малоизученного и подводного, а потом, не сразу решившись, всё-таки шлепал указательным по единственной клавише с такою мукой, словно она была раскалена, — в угол монитора была воткнута квадратная бумажка с красно-маркерными «68» и «89» — за «Единую Россию», за Медведева — меньше получиться не могло.
— Получается? — Бородкина махнула Эбергарду: да разгреби что-нибудь и садись!
— Сошлось, — не очень уверенно сказал системный администратор, — всё бьется. Вводить?
— Виктория Васильна…
— Да, дорогой Эбергард!
— Скоро суд. Нельзя как-то активизировать, что ли, позицию опеки?
— Опять! Да мы и так уже нагнули… Против всяких правил. Без обид, Эбергард!
— Виктория Васильевна, — постучался и всунул голову гуманитарный и тайно в чем-то ущемленный природой мужик из тех, что крутятся возле ветеранских организаций и носят на пиджаках не угадываемые никем награды, — «яблочница» протокол не подписывает.
— Приведи. Дорогой Эбергард, мы, муниципалитет, органы опеки, — должны быть на стороне ребенка! Не амбиции родителей, не… Пришла? — администратор подусох, и за монитором его не стало видно, Эбергард почему-то отодвинулся от стола; едва вступившую с уже начатым словом полуслепую (Эбергард увидел только огромные выпученные очки и защищающе взметнувшуюся руку в вязаном рукаве) женщину уборщицкого вида Бородкина пихнула за шкаф. — Ты че? — сквозь какие-то отбивающиеся мяукающие звуки, не складывавшиеся в человечьи слова: — Ты бюллетени считала? Ты видела? Ты здесь жрала? Ты здесь сколько сожрала? Ты сколько домой брала? Знаешь, что участковый видел тебя пьяной? Ты протокол видела? У тебя ребенка в сад взяли? По очереди — да? Рванина! Ты вообще почему живешь? Ты в округе живешь? Ты чего? Протокол видела? Иди — подписывай! — Выволокла, пихнула в коридор и заперлась на ключ.
— Виктория Васильевна, может, не стоило… прямо так, — тихо (переживаю за вас) спросил Эбергард.
— А что мне сделают? Все знают, я бывший завуч! Так… Во главу угла — интересы ребенка, девочки, а они требуют домашнего тепла…
В дверь по-милицейски постучали, властно и громко: откройте немедленно, мы знаем, что вы здесь!
Системный администратор почему-то по-быстрому влез в пиджак и застегнулся, шепотом спросил:
— Может, не вводить?
Бородкина поглядела на дверь, на Эбергарда, на него — системный администратор удивленно пощипывал усы: откуда у него на лице вот такое вот появилось?
— Это почему?
— А вдруг прокуратура?
— Какая прокуратура? — Бородкина от души рассмеялась: «кто тебе рассказывал?», «и ты веришь?», «такое бывает только в сказках!» и показала Эбергарду, на всякий случай — молча: нет, с опекой больше она не сможет, что могли — делали, оказывали уважение, но есть предел, закон превыше земных сил…
Страшно постучали опять — без оклика, от этого страшнее. Виктория Васильевна недоуменно взглянула на телефон: свои бы позвонили; встала, оправила нарядную блузку и отперла — ввалился глава управы «Смородино», сменивший Хассо Ваня Троицкий, племянник какого-то древнего монстрова друга, прозванный в районе Поляроид за привычку при объезде территории всех увольнять: «Снять с должности!», «Снять!», «Снять!»
— Не вводите! — гаркнул Ваня. — Нужно семьдесят один по «Единой России», а по Медведеву — девяносто четыре! Префект позвонил — округ должен быть лучшим! Что делать? Что делать, Виктория Васильевна? Спасайте — я денег привез! Еще привезу! Надо решать! — и хватал за плечи системного администратора, пытавшегося что-то показать на мониторе: — Отставить! — дергал компьютерные шнуры.
— Не истери! — наперекор кричала Бородкина и сильно схватила вспотевшего Ваню за локоть. — Пошел вон, сопляк, не мешай! Я всё поняла, езжай в управу и жди. Не показывай никому деньги!!!
— Семьдесят…
— Запомнила — семьдесят один и девяносто четыре! Вали! Нет на тебя времени! — вытолкала Ваню Поляроида, растерла щеки, лоб, хлопнула ладонью о ладонь. — Видите, с кем работаю?! Орет, а сам — даже не представляет, как делается. Что за люди они, а? Откуда они к нам? Собрал председателей участковых комиссий: за каждый сверхплановый процент я заплачу по три тысячи долларов. Вы представляете? Не могут по-другому решать. А если еще мэра уберут…
Эбергард соглашался; напрасно приехал, Бородкина уже не слышит, забыла, она бормотала:
— ДК заминирован, членов комиссии выводим… Приезжает милиция… Я остаюсь с опечатанным мешком с бюллетенями… Девочек спрячу под лестницей — они помогут… Два часа — пока милиция со спаниелем всё не спеша так… И успеем, — и неожиданно: — Эбергард, позвонишь в ОВД? Ты же на улицу, я не могу своих посылать, пусть уж лучше у меня на глазах, позвонишь? Миша! — Заглянул милицейский лейтенант. — Проводи до таксофона… Знаешь, где остановка? Эбергард, спасибо, дорогой!
Кончался день, под снегом, аукцион выигран, выборы проведены, не трогает пока Гуляев, смирился, через месяц он выиграет суд, сегодня говорил с Эрной… Лейтенант довел до таксофона, сам набрал номер ОВД «Смородино» (Эбергард никогда не пользовался таксофонами, оказывается, оплата карточкой) и передал трубку, убедившись: есть ответ!
