Дина Рубина - Русская канарейка. Голос
Он помедлил. Вытащил из внутреннего кармана куртки один из снимков, что отпечатал по пути в фотоателье, — черно-белый, с двумя одинаковыми монетами в разных руках Адиля. Аккуратно выложил на стол перед эфиопом:
— Посмотрим, сумеешь ли ты определить, которая фальшивка.
Лю взял фотографию, слегка отдалил ее, всмотрелся.
— Черт! Что ж ты не предупредил? Я оставил дома свои нюхательные очки!
(Он называл так свои очки с какими-то особыми, как уверял, линзами, которые позволяли «вынюхивать» подделку.)
— Ничего, надень обычные и рассмотри получше.
Он терпеливо ждал, пока Кнопка Лю заведется по-настоящему. Ждал момента, когда камера сможет «отъехать», предъявив ту, другую фотографию, на которую, возможно, Леон возлагал сегодня слишком много надежд. А прояснить кое-что нужно было именно сегодня, пока не дошла открытка, брошенная в почтовый ящик в аэропорту Краби.
— Монеты, скажу тебе… одна в одну, — бормотал эфиоп, то приближая, то отдаляя карточку. — Работа отличная. Но… нет! Чтобы точно определить, нужно своими глазами увидеть: взвесить, осмотреть через лупу… — Он снова приблизил фотографию к своему бугристому, как пемза, носяре: — Между прочим, этот приемчик настораживает: тебе демонстрируют ее на ладони взрослого и на ладони ребенка, чтобы сбить впечатление: вес, размер. Говорю тебе: мошенничество!
Вот ты и попался…
— Это руки одного и того же человека, продавца-антиквара, — сдержанно возразил Леон и достал из кармана второй снимок. — Просто он калека. Я просил увеличить руки с монетами — для тебя, чтобы взгляд сосредоточить. Но если тебе интересно… вот весь кадр целиком.
Кнопка Лю умолк, всматриваясь в карточку. Леон попросил сделать ее довольно крупным форматом, но не настолько, чтобы это выглядело нарочито и вызывало подозрения.
— Это где — в Каире? Или в Бейруте? Хороший магазин.
— Да бог его знает, — рассеянно отозвался Леон. — Монету мне предлагает… вот этот мужик. — Щелкнул ногтем по фигуре «дяди Фридриха». — Он коллекционер. Купил там обе и теперь меня заботит… ну, ты сам понимаешь опасения бедного лоха: не втюхает ли мне этот дядя жалкий подлинник вместо подделки.
Кнопка Лю уткнулся в фотографию, вдруг быстро отложил ее — и что-то в нем изменилось: в руках, во взгляде, в лице.
— Закажи мне еще пива, — велел он, наклонясь над своей котомкой и что-то суетливо там перебирая. — Должен же я раскрутить тебя на приличную сумму.
— А ничего, что наклюкаешься? — озабоченно спросил Леон. — Тебе же до вечера тут крутиться.
— Давай-давай! — прикрикнул старик. — Не беспокойся обо мне. Я неразбавленный ром знаешь как заглатывал! Оп! И в брюхе… Это ты, Тру-ля-ля, нежный птенчик, фарфоровое горлышко… Что ты понимаешь в настоящей выпивке!
— Не понимаю ни черта, — смиренно согласился Леон по-русски и подозвал официанта.
А тут и мидии принесли в большой керамической плошке: целую гору темно-синих ракушек, дразнивших оранжевыми язычками в распахнутых голубоватых створах. Все, как положено, щедро посыпано свежей петрушкой.
Кнопка Лю жадно вылакал еще кружку пива и, наоборот, как-то вяло отнесся к еде. Фотографию он отодвинул на край стола, а Леон — тот и вообще словно забыл о ней.
— Вкусно, а? — спросил он, подмигнув эфиопу. — Это правильные moulles. Некоторые любят южный вариант, знаешь, когда в огромной сковороде жарят картошку с луком, потом на минутку бросают туда же moulles… Тоже неплохо, но, между нами говоря, это шаг к варварству. Лишает блюдо главного компонента — сока!
— И где же ты встретил того мужика? — вдруг спросил Лю, не отрывая глаз от кружки, в которой пиво убывало так быстро, словно в донышке была трещина.
— В отпуске, в Таиланде, — легко обронил Леон, расправляясь с мидиями. — На круизном кораблике. Разговорились, он показал снимок на «айпаде»… Почему ты не ешь? Не нравится? Ей-богу, неплохие moulles! Но вот я готовлю их по-настоящему — под белым вином, со сметаной, с сельдереем… У меня есть даже особая такая кастрюлька, и крышка у нее специальная.
— Леон… — медленно проговорил крошечный эфиоп, не поднимая от пива глаз. От волнения у него посерело лицо.
— …И лучше всего использовать эльзасский рислинг… Если вино не очень кислое, лимонного сока можно капнуть. А для вкуса, — вдохновенно продолжал Леон, — для вкуса я добавляю ложечку «фюме де пуассон» — так это просто объедение! Когда-нибудь приглашу тебя на…
— Леон, — повторил Кнопка Лю, положив, как на допросе, обе корявые лапки на скатерть. Голос требовательный и одновременно жалобный: — Я тебя заклю́наю всеми боѓами! — (это по-русски), — я тебя просто умоляю, мон шер Тру-ля-ля! Никогда не имей дела с этим мужиком. Держись от него подальше. Хрен с ними, с монетами! Плюнь.
— А в чем дело? — Изображаем удивление, тем более, что оно вполне натуральное. — Ты что, знаешь его?
— Да закажи мне что-нибудь покрепче, ты, птенчик голосистый! — рявкнул Кнопка Лю. — Это ж просто издевательство. Эй, гарсон!
И минуты через три уже накачивался принесенным «Алокс-Кортон» 2007 года, быстро одолевая бутылку. Леон терпеливо ждал, слегка ошарашенный — он не надеялся на столь откровенную и бурную реакцию. Он вообще ни на что почти не надеялся, просто, зная некоторые подробности бандитской молодости Кнопки Лю, представляя несусветный круг его профессиональных знакомств, делишек и связей, посчитал целесообразным…
— А ты, кстати, на каком языке с ним говорил? — спросил Лю, прищурясь. Его moulles на тарелке лежали нетронутыми.
— На английском, конечно. Он из Лондона.
Тот фыркнул, схватил бутылку и долил себе вина.
— Да он по-русски говорит, знаешь… не мне чета!
— Неужели! — ахнул Леон. — Ты что, сам слышал?
— Дело не в том, что слышал, а в том, где я это слышал! — сказал вспотевший и уже фиолетовый то ли от спиртного, то ли от волнения эфиоп.
— Ну, где? — лениво спросил Леон.
— У тибья на ба-ра-дье!
— Очень остроумно. Умираю со смеху.
Сделаем вид, что обиделись, с Лю это работает безотказно: всем своим крошечным сморщенным существом он умоляет, чтобы его любили…
Преимущество привычки садиться лицом к входу — в том, что видишь изрядную часть площади перед забегаловкой, видишь людей, проходящих мимо навесов и фургонов, привычно контролируешь пространство. Однако почти не видишь в контражуре бурую взволнованную физиономию Кнопки Лю, хотя день с утра облачный и по освещению ровный.