Маргарет Этвуд - Слепой убийца
Я начала понимать.
— Не думаю, что Лора хочет быть забавной, — заметила я.
— Но так трудно понять! — Мы помолчали, глядя друг на друга через стол. — У неё и последователи есть, — прибавила директриса не без зависти. Подождав, пока я переварю эту информацию, она продолжила: — И потом, у неё слишком много пропусков. Я понимаю, проблемы со здоровьем, но все же…
— Какие ещё проблемы? — удивилась я. — С Лорой все в порядке.
— Ну, она столько ходит к врачу, я решила…
— К какому врачу?
— Это не вы писали? — И она предъявила мне пачку писем. Я сразу же узнала свою бумагу. Потом просмотрела письма: я их не писала, но подпись стояла моя.
— Понятно, — сказала я, забирая пальто и сумочку. — Придется с Лорой поговорить. Спасибо, что уделили мне время. — И я пожала директрисе кончики пальцев. Было ясно без слов, что Лору из школы придется забрать.
— Мы так старались. — Бедняжка чуть не рыдала. Еще одна мисс Вивисекция. Рабочая лошадка. Благие намерения и никакого толку. Лоре не чета.
Вечером Ричард спросил, как прошла встреча, и я рассказала о Лорином пагубном влиянии на одноклассниц. Ричарда это не рассердило, а позабавило, едва ли не восхитило. Он сказал, у Лоры есть характер. Умеренно бунтует — значит, заводная. Он и сам не любил школу, учителя с ним мучились. Вряд ли по тем же причинам, что с Лорой, подумала я, но промолчала.
О подложных письмах я не упомянула: пусти лису в курятник. Дразнить учителей — одно дело, прогуливать — совсем другое. Попахивало преступлением.
— Зря ты подделала мой почерк, — сказала я Лоре наедине.
— Почерк Ричарда не получается. Он совсем другой. Твой гораздо проще.
— Почерк — личная вещь. Смахивает на воровство. Секунду она казалась расстроенной.
— Прости. Я просто одолжила. Подумала, ты не будешь против.
— Думаю, нет нужды спрашивать, зачем?
— Я не просила, чтобы меня посылали в школу, — сказала Лора. — Меня там все любят не больше, чем я их. Не принимают всерьёз. Они сами не серьёзные. Если б мне пришлось туда все время ходить, я бы и правда заболела.
— А чем ты занималась вместо школы? — спросила я. — Куда ты ходила? — Я боялась, не встречается ли она с кем-нибудь — с мужчиной. Уже пора.
— Куда придется, — ответила Лора. — Ездила в центр, сидела в парке или ещё где. Или просто бродила. Пару раз видела тебя, но ты меня не заметила. Ты, наверное, в магазин шла.
К сердцу прилила кровь, потом его стиснуло: меня скрутило паникой. Должно быть, я побледнела.
— Что с тобой? — спросила Лора. — Тебе плохо?
В мае мы отправились в Англию на «Беренжерии», а в Нью-Йорк возвращались первым рейсом «Куин Мэри»[102]. «Куин Мэри» — крупнейший и самый роскошный океанский лайнер за всю историю кораблестроения — во всяком случае, так писали в рекламных буклетах. Ричард сказал, это эпохальное событие.
С нами поехала Уинифред. И Лора. Путешествие пойдет ей на пользу, сказал Ричард: после внезапного ухода из школы она подавлена, бледна и болтается без дела. Оно расширит Лорин кругозор, такая девушка, как она, сумеет извлечь из него пользу. В любом случае, не оставлять же её одну.
Публика была ненасытна. Каждый дюйм «Куин Мэри» описали и сфотографировали, разукрасили её тоже везде: лампы дневного света, пластик, колонны с каннелюрами и кленовые панели — сплошь роскошный глянец. Но качало свински; кроме того, палуба второго класса нависала над первым: стоило выйти, и вдоль перил выстраивалась толпа не столь богатых придурков.
В первый день меня мутило, но потом все наладилось. На пароходе постоянно танцевали. Я уже научилась танцевать — не слишком хорошо, но вполне прилично. (Ничего не делай слишком хорошо, говорила Уинифред, а то подумают, ты из кожи вон лезешь.) Я танцевала не только с Ричардом, но и с его деловыми партнерами, которым он меня представил. Позаботьтесь об Айрис для меня, говорил он, улыбаясь и хлопая их по плечу. Он тоже танцевал с другими женщинами, с женами знакомых. Иногда выходил покурить или погулять по палубе — так он говорил. Мне же казалось, он злится или размышляет. Отсутствовал, к примеру, час. Затем возвращался, садился за столик и смотрел, как я танцую, а я не знала, давно ли он здесь.
Я решила, он недоволен, потому что плавание сложилось не так, как он рассчитывал. Он не смог заказать столик в зале «Веранда Гриль» и не познакомился с теми, с кем хотел познакомиться. Дома он был крупной шишкой, но на «Куин Мэри» встречались шишки покрупнее. Уинифред тоже не котировалась, и вся её энергия пропадала зря. Я не раз видела, как её ставили на место женщины, с которыми она заговаривала. В конце концов она ограничилась, как она выражалась, «нашим кругом», надеясь, что это не бросается в глаза.
Лора не танцевала. Не умела и не проявляла к танцам интереса — кроме того, она была слишком молода. После ужина запиралась в каюте и говорила, что читает. На третий день за завтраком глаза у неё были красные и опухшие.
Вскоре после завтрака я пошла её искать. Лора сидела в шезлонге на палубе, закутавшись в плед по самую шею, и апатично следила за игрой в серсо. Я села рядом. Крепкая молодая женщина прошла мимо с семью собаками, каждый пес — на отдельном поводке; несмотря на холод, женщина была в шортах, открывавших загорелые ноги.
— Я тоже могла бы так работать, — сказала Лора. — Как?
— Гулять с собаками, — пояснила она. — С чужими собаками. Я люблю собак.
— Может, хозяев не полюбила бы.
— Я бы и не с ними гуляла. — Лора надела темные очки, но тряслась.
— Что-нибудь случилось? — спросила я.
— Ничего.
— Ты же замерзла. Ты не заболеваешь?
— Со мной все в порядке. Не суетись.
— Я же волнуюсь.
— Ну и не надо. Мне уже шестнадцать. Скажу, если заболею.
— Я обещала папе о тебе заботиться, — сказала я сухо. — И маме тоже.
— Глупо с твоей стороны.
— Это уж точно. По молодости. Не знала, как поступить. В молодости вечно так.
Лора сняла темные очки, но на меня не смотрела.
— Чужие обеты — не моя вина, — сказала она. — Папа меня тебе навязал. Не знал, что со мной делать — с нами обеими. Но он уже умер, они оба умерли, так что ничего страшного. Я тебя отпускаю. Ты свободна.
— Лора, что с тобой?
— Ничего, — сказала она. — Но каждый раз, когда мне хочется подумать — разобраться во всем — ты говоришь, что я больна, и начинаешь придираться. Свихнуться можно.
— Ты несправедлива, — возразила я. — Я очень старалась, я всегда позволяла тебе роскошь сомневаться, я давала тебе самое…
