Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
Автор относился к Нобору Ватая вполне доброжелательно. Компетентный политический и экономический обозреватель, человек с острым умом, отличающийся красноречием. Молодой, из известной семьи, подающий большие надежды политик. Поэтому «долгосрочная стратегия», о которой он говорит, — это не пустые мечты, а очень даже реальная вещь. Многие избиратели — за то, чтобы он участвовал в выборах. Впрочем, его округ относится к консервативным и кое-какие проблемы могут быть с тем, что он разводился и теперь живет один, но молодость и способности Нобору Ватая с лихвой компенсируют этот недостаток. Голоса женщин ему тоже обеспечены. В общем, «кандидат лучше некуда», — слегка язвительно подытоживал журнал. «Критикуемую господином Ватая „безыдейную политику“ он, можно думать, использует, чтобы получить в наследство избирательный округ дяди и выставить свою кандидатуру на выборах. Благородные политические взгляды господина Ватая по-своему убедительны, однако только будущее позволит судить о том, насколько эффективными они окажутся в приложении к практической политической деятельности».
Кончив читать, я швырнул журнал в стоявший на кухне ящик для мусора и начал складывать в чемодан одежду и другие вещи, которые собирался взять с собой на Крит. Я совершенно не представлял, холодно ли там зимой. На карте Крит — совсем рядом с Африкой, но и в Африке в некоторых районах зимой довольно прохладно. Я положил в чемодан кожаную куртку, два джемпера, двое брюк. Две рубашки с длинным рукавом, три — с коротким. Твидовый пиджак. Майки и шорты. Носки и трусы. Кепку и солнечные очки. Плавки. Полотенце. Набор умывальных принадлежностей для путешествий. И все равно чемодан заполнился только наполовину. Я ума не мог приложить, что еще может мне понадобиться.
Удовлетворившись пока этим, я захлопнул крышку, и тут до меня, наконец, дошло, что я и вправду собираюсь уехать отсюда. Из этого дома, из этой страны. Кинув в рот лимонную карамельку, я посмотрел на свой новенький чемодан и вспомнил, что Кумико ушла из дома даже без чемодана. В то ясное летнее утро с ней была только маленькая сумочка через плечо да блузка с юбкой, которые она забрала в химчистке на станции. Выходит, багаж у нее был еще меньше, чем у меня сейчас.
Потом я стал думать о медузах. «Такая безыдейная политика превратила эту страну в плывущую по течению гигантскую колышущуюся медузу», — вещал Нобору Ватая. Интересно, приходилось ли ему наблюдать настоящую медузу вблизи? Скорее всего, нет. А мне приходилось. В том самом аквариуме, куда я зашел с Кумико против своей воли и где видел медуз, собранных со всего света. Кумико переходила от одного аквариума с этими тварями к другому и, почти не проронив ни слова, как завороженная, следила за их спокойными, пластичными движениями. Хоть это было наше первое свидание, она, похоже, совсем забыла о моем существовании.
Каких только медуз там не было! Разных видов, форм и размеров. Кумико была от них без ума. После этого я даже подарил ей иллюстрированную энциклопедию медуз. Для Нобору Ватая это, наверное, новость, но у некоторых видов медуз, между прочим, имеются кости и мышцы. Они дышат кислородом и выбрасывают из себя продукты распада. У них есть молоки, икра. Медузы движутся, развернув свои зонтики и пошевеливая щупальцами, движения их красивы. Они вовсе не плывут, колыхаясь, бессмысленно по течению. Совсем не собираюсь их защищать, но у них тоже есть свои цели и желания в жизни.
Вот так, господин Ватая! Хотите стать политиком — пожалуйста, мне наплевать. Это ваше дело. Ничего не имею против. Одно только хочу сказать. Не надо оскорблять медуз неточными метафорами.
Вечером, в десятом часу, вдруг затрещал телефон. Он звонил и звонил, а я все не брал трубку и смотрел на аппарат, заливавшийся трелями на столике. Кто бы это мог быть? Кому еще я понадобился?
И тут меня осенило. Это же моя телефонная знакомая. Не знаю, почему я так подумал, — но точно она. Из той загадочной темной комнаты, где все еще плавает в воздухе густой, тяжелый аромат цветов, до сих пор витают ее сумасшедшие сексуальные порывы. «Я тебе сделаю все, что захочешь. Даже от жены такого не дождешься». Трубку я так и не снял. После десяти звонков телефон смолк, потом прозвонил еще двенадцать раз. И стало тихо. Еще тише, чем до того, как он зазвонил. Сердце громко стучало в груди. Уставившись, я долго смотрел на кончики пальцев, представляя, как перекачиваемая сердцем кровь постепенно приливает к ним. Потом закрыл лицо руками и тяжело вздохнул.
Тишину комнаты нарушало лишь сухое тиканье часов. Я пошел в спальню, уселся на пол и снова вперился глазами в свой новый чемодан. На Крит? Извините, но я уезжаю на Крит. Утомила меня здешняя жизнь, да и имя — Тору Окада — слегка надоело. «Мужчина, бывший Тору Окада, и женщина — та, которую прежде звали Критой Кано, — решили отправиться на Крит», — попробовал было произнести я вслух. Однако к кому я, собственно, обращаюсь? Сам не пойму. Так к кому же?
Тик-так, тик-так, тик-так — отбивали свой ритм часы. Казалось, они звучат в унисон с ударами моего сердца.
16. Единственная неприятность в доме Мэй Касахары
Размышления о желеобразном источнике тепла
— Привет, Заводная Птица! — раздался женский голос. Прижав к уху трубку, я взглянул на часы. 16:00. Телефон поднял меня, всего в поту, с дивана, на котором я забылся коротким неприятным сном. Не оставляло ощущение, будто все время, пока я спал, на мне кто-то сидел. Этот неизвестный кто-то уселся на меня, дождавшись, когда я усну, а потом, за несколько мгновений до моего пробуждения, поднялся и удалился.
— Алло! — На том конце говорили тихо, почти шепотом. Звук, казалось, доходил до меня через слой разреженного воздуха. — Это Мэй Касахара…
— Да-а? — протянул я, но губы еще плохо шевелились, и как у меня получилось это междометие — не знаю. Может, Мэй подумала, что я стону.
— Чем занимаешься? — поинтересовалась она.
— Ничем, — отозвался я и убрал трубку подальше ото рта, чтобы откашляться. — Ничем не занимаюсь. Спал.
— Я тебя разбудила, что ли?
— В общем, да. Но ничего страшного. Я просто задремал.
— Послушай, Заводная Птица! Ты не мог бы сейчас зайти ко мне? — спросила Мэй после небольшой заминки.
Я зажмурился. Перед глазами во мраке поплыли пятна света разного цвета и разной формы.
— Хорошо.
— Я в саду загораю, так что заходи спокойно со двора.
— О’кей.
— Злишься на меня, Заводная Птица?
— Да я не знаю. Но так или эдак, все равно сейчас приду. Только приму душ и переоденусь. Мне с тобой поговорить надо.
