Толмач - Гиголашвили Михаил

– Хуи-хуи бизнес в Руссия. Прокляты суки-блади вся денга украй! Капут! Нету бизнес!.. Иоб твоя мать!.. Вот, дажа брука нету, – мотнул он курчавой головой.

Действительно, одет не так шикарно, как обычно: мятые штаны, кроссовки, какой-то индюшачий женский жакет. И даже похудел как будто.

– Что такое? Что случилось? – участливо спросил я, догадываясь о причинах краха.

Суза махнул рукой:

– А… Руска многи товар брай и денга не давай. А потома я узнавай, что этот фирм ужа нету, банкрота. Директур в Эспана бежил, весь денга украй, свулуч!

– Ну, ты в России долго жил, должен был знать, что к чему, – ответил я.

– Чтой чемуй я знай! – подскочил Суза со стула и близко подошел ко мне. – Но таки подлюки не думай! Москва-батюш прокляты был, жирны сука взатка давай, все брай, а сичасы? – повысил он голос и так агрессивно зажестикулировал, что мне пришлось остановить его:

– Спокойнее, я при чем?.. Это не я тебя кинул! Если кому-то борщ не нравится – я не виноват!

– Борщи?.. Нет-нет, друга, я знай, ты не виновай, пруста я волновай! Даж никаки девучка в Руссия не ебай, так езжай. Плох! Такий подлюка не ожидай! – И он злобно, с размаху плюнул в мусорное ведро (от щелчка слюны о целлофан обе маленькие женщины вздрогнули и замолкли).

– И что сейчас делать?

– Хуи делай! Фирма закрывай – и вот. Такой не думати!.. Кавиар кушай, баня ходи, всяки свулуч братка денга давай, все брай – и потома такая ответа давай!.. Почема?.. Такой глупы дурак руска! Хотит сразу денга украдит. Мозг нету башка, тиха-тиха бизнес делай!..

Слушая одним ухом проклятия в адрес «свулуч Руссия», другим я прислушиваюсь к спору Хонг и Линь Минь. Они говорят о каком-то звере Воа, про которого была недавно передача по ТВ.

– Что за зверь такой? – спросил я у Хонг.

Она откинула жестяные волосы, объяснила:

– Этот сказочный зверь Воа, из китайского фольклора, похож на оленя с рогами и питается только ядовитыми змеями. Его рога – лучшее противоядие. А экскрементами можно врачевать укушенных змеями людей и животных.

Суза, слушая это, презрительно сморщился:

– Глупы баб, всяки черт вериги!.. Воа!.. У нас в Африк многа всяки звер маска делай!.. – И он скорчил рожу, подняв над затылком растопыренные светло-розовые ладони.

В ответ я ему громко (пусть Линь Минь слышит!) рассказал о том, что в китайским ресторане «Дары будки» ежемесячно проводятся выставки породистых собак, причем участников, занявших последние три места, тут же сервируют для членов жюри в вареном, жареном или печеном видах.

Тут в комнату вплыла Ацуби – и все умолкли, уставившись в ее юное лицо. На Ацуби был белый свитер в обтяжку, черные слаксы и ботиночки на высокой платформе. Она приветливо поздоровалась и начала перебирать папки:

– Вот Вьетнам… Китай… Это вам, Суза, многодетная семья из Танзании… А для вас – молодая дама из России, прошу.

Homo erectus во мне распрямился и заговорил во весь голос:

– Вы выглядите сегодня очаровательно, просто роза с мороза! Не обижаетесь на комплименты?.. А то недавно одна студентка в суд подала на своего профессора, который сказал ей, что она хорошо выглядит. Оказывается, по-научному комплимент женщине называется «сексуальное домогательство». Вы знали?.. – начал я ей заливать, подходя ближе положенного и ощущая запах душистых волос. Да, сегодня в лагере много дел у коменданта!..

– Нет, я так не считаю, – зарделась Ацуби. – Люди имеют право высказывать свое мнение. В разумных границах, конечно.

– А где они, эти границы?

Ацуби постучала пальчиком по виску:

– Здесь, где же еще?

– Там у всех по-разному. Может быть, мы как-нибудь обсудим этот вопрос в более уютной обстановке?.. – тише спросил я у нее.

– Зачем? – удивилась она. – У меня есть фройнд [72].

– Ну и что?.. Один есть – два будет!.. Разве запасной не нужен? Всегда хорошо иметь запасного игрока, это сделает вас более независимой, поверьте!

Она странно посмотрела на меня, поджала губы, повернулась и ушла в музгостиную. Тут Суза, с большим неудовольствием поковырявшись в своих папках (многодетная семья из Танзании явно не вызывала его интереса), со вздохом произнес:

– Метелица-бар ходити, там пуста, люди нетути, толки тристы крашены шлюха и три черна морда сидити, апельсин кушати… Никто давай ебай, пока денга не положай…

– И что? – не понял я, куда он клонит.

Суза возмущенно повел головой, похожей на бараний курдюк:

– Да, за двести доллар один глупы баб покупай. Толки нумер входити и пятнад минут играти, ишо сто доллар давай, ужа твоя времени кончай, говорит этот наглы Дашутка. Как кончай? Ишо не начинай нормаль?.. Бодигард мине гнал, драк быти. Такой свулуч все!

Я пожал плечами – «Не ходи в “Метелицу”, кто теперь виноват?» – и открыл папку.

В приемной было людно: прибавились шумные албанцы, семья из Африки громко возилась в углу, тут же тихо совещались какие-то оливковые личности в фесках. И все исподтишка глазели на яркую блондинку. А она нервно покачивала обнаженной ногой, щурилась и нагло поглядывала в ответ.

– Инга, пойдемте! – махнул я ей рукой.

Она послушно и быстро встала, но медленно продефилировала мимо всех. Высока, стройна. Дубленый рыжий полушубок – до середины мини-юбки, а мини-юбка – до середины бедра. Длинные, породистые ноги. Глаза выпуклые, как у фарфоровых дев. Лицо ухожено. Маленькая театральная сумочка. Подойдя ближе, чем надо, она обдала меня бодрящим запахом помады и спросила с табачной хрипотцой:

– Идти?.. Куда?.. Сюда? – и мотнула сумочкой на зев коридора.

– Да, пожалуйста. – Я пропустил ее в дверь и подмигнул Бирбауху, который ошалело пялился из своей клетки на это чудо.

– А что сейчас будет? – спросила она в коридоре, воровато оглядываясь и беря меня двумя пальцами за рукав.

– Сейчас?.. Ну, как обычно: одежду сорвут, в цепи закуют, в кожу залепят, на наручниках подвесят – и давай!.. – серьезно объяснил я ей и, увидев всю гамму чувств, пробежавших по ее лицу, поспешил участливо пожать узкую льдистую кисть на моем рукаве: – Не бойтесь, ничего страшного. Снимут фото, отпечатки. А потом расскажете о своих проблемах – и все.

– Ох, а то я испугалась, что вы меня, правда, кожуру скинуть заставите, обыскивать будете… Это женский туалет? Я забегу на секундочку?

– Пожалуйста. Помощь не нужна? – помог я ей открыть тугую дверь женского «00», нагло и жадно заглядывая в это обиталище мальчишечьих грез.

– Пока сама справляюсь, а дальше видно будет, – ответила она с понимающей улыбкой. – Ну-ну, наглый какой! Сюда нельзя! Пропусти!

Думая о том, что если я перестану думать о женщинах как о секс-объектах, то кончусь как мужчина, это же ясно, как летний день в темную ночь, я ждал ее у музгостиной, где злая Линь Минь переливчатыми гласными звуками гоняла от стола к станку, от фотоаппарата к умывальнику трех китайцев:

– Ааа-ою!.. Ууеее-э!.. Юю-юу-аии!.. Уиу-иу-у! Яйиин!

Китайцы с белыми от страха лицами послушно перемещались по комнате, а Ацуби молча делала свое дело.

– Уже шпаргалка не нужна? – вспомнил я нашу первую встречу, на что она сухо не ответила и отвернулась.

Зацокали каблучки, появилась Инга. Все, кроме Ацуби, опять уставились на нее. Волосы полыхают сусальным золотом, на веках – лазурь небес, ресницы черны, как планетарий. Она по-хозяйски прошествовала к столу и небрежно кинула на него шитую фальшивым бисером сумочку:

– Я готова. Что делать?

Я указал ей на стул перед фотоаппаратом. Ацуби сменила кассету.

– Как в милиции. Там тоже ужас любят щелкать, – сказала Инга, после фото направляясь мыть руки перед отпечатками, которые Ацуби сняла быстро и споро, с насмешкой поглядывая на длинные холеные пальцы в белесых полосках от снятых колец.