Валерий Залотуха - Свечка. Том 2
Она взяла тебя под руку и повела.
Конечно, ты все перепутал – женщина твоей мечты жила не в этом доме, а в другом, здесь же оказалась потому, что шла к больной лежачей женщине, и это одна из четырех ее работ – еще моет полы в подъезде и гуляет с собаками. «Какой породы?» – спросил ты. «Маленькие какие-то», – равнодушно ответила женщина твоей мечты; также она рассказала, что на рынке в Теплом стане такое творится, что просто дурдом, потому что мало Казбека избитого, еще, оказывается, из тюрьмы кто-то сбежал и где-то там в районе рынка ошивается, перекрыли все, мужиков не выпускают, а женщин – пожалуйста, вот она и ушла, все равно торговли никакой.
– Мы сидим с девками, гадаем – под кем теперь будем, под Мансуром или под Джанибеком, а тут омоновцы забегают с автоматами: «Стоять!», бояться – как же. Я даже в ихнюю сторону не повернулась. Маньяк, оказывается, какой-то из тюрьмы сбежал. Бегают, орут, а чего орать, если он уже сбежал, правда же? – Все боялись сбежавшего из тюрьмы маньяка, одна она нет.
Квартира, которую женщина твоей мечты снимала вместе с тувинкой Юлей, находилась на первом этаже и была совсем бедная, но очень чистая.
Тебя колотило от пробравшего до костей холода, как щенка гладкошерстной породы на морозе, и, чтобы этого не было видно, ты вжался в темный угол у двери.
Она вошла в ванную, включила горячую воду и приказала:
– Раздевайтесь.
– Нет, – сказал ты, испугавшись и еще сильней вжимаясь спиной в угол.
– Не нет, а да! – строго остановила тебя женщина. – Раздевайтесь! Или что, мне вас раздевать?
Об этом не могло быть и речи, нет, об этом не могло быть и речи, и ты решительно протиснулся к двери, чтобы уйти, но услышал вдруг за спиной голос – усталый и насмешливый:
– От вас тюрьмой пахнет, Евгений Алексеевич. У меня муж сидел, я ему передачи три года возила, я этот запах ни с каким другим не спутаю.
Ты повернулся к ней лицом и смотрел, как беззащитный беспомощный зверек – испуганно и виновато.
Она смотрела не моргая, и ее большие темные, принадлежащие какому-то неведомому высокому и прекрасному существу глаза увлажнились.
– А… за что ваш муж сидел? – спросил ты.
Она сердито мотнула головой, прогоняя близкие слезы, и, усмехнувшись, спросила:
– А вы за что?
– Ни за что, – не задумываясь, ответил ты.
– Вот и он тоже… Дорогу перешел начальству… Хорошо, по УДО отпустили. А то бы и сейчас сидел… Зато, может, здоровый был бы. И сын живой… – Лицо ее исказилось, но вновь усилием воли она удержала слезы.
– Вы не поняли – я и есть тот маньяк! – воскликнул ты, чтобы помочь ей, поддержать и заодно все расставить по местам.
– Да все я поняла, – махнула он рукой. – Маньяк… Что мы, бабы, не знаем, какие бывают маньяки? Я, когда вы спали, все про вас поняла… Малой и малой… – И, увидев твой удивленный взгляд, объяснила: – Ребенок… Ладошки сложил, положил под щечку…
Женщина твоей мечты улыбнулась, смутившись, как когда вы носили бананы, и, усмехнувшись, сказала скорей себе, чем тебе:
– Я… может… всю жизнь о таком мечтала – в беретике…
Ты смутился и торопливо стянул берет с головы.
– Вот-вот… – закивала она, и, в этом твоем жесте видя подтверждение своим мыслям и глянув прямо и открыто, вызывая этим взглядом тебя на откровенность, проговорила: – Только я никогда не поверю, что ты сбежал…
– А я и не сбегал… – вскинувшись, торопливо ответил ты.
– А как же?
– Да можно сказать – прогнали, – признался ты.
Ответ удовлетворил ее, и она тут же о нем забыла – ее больше не интересовали подробности твоего побега. Она тихо засмеялась, глядя на тебя, и тихо же заговорила сама с собой:
– Чтоб в беретике был и чтобы книжки мне читал… Я читать никогда не любила, а слушала с удовольствием… Только никто не читал… Все больше в койку тащили…
Она хотела что-то еще сказать, но ты вдруг громко и отчаянно чихнул.
– Ну всё, – деловито и строго проговорила она. – Раздевайтесь и садитесь в ванну. Юлька сегодня не придет, не бойтесь. И меня не бойтесь, я тоже не маньяк. И мужу не изменяю… Хоть он у меня и лежачий, а все равно ведь муж… Так что не бойтесь… Евгений Алексеевич… А я пойду, мне еще полы в подъезде надо вымыть…
…Вспоминая потом ту необыкновенную встречу с женщиной своей мечты, много раз ее вспоминая, ты удивлялся, как мог в той ситуации, сидя в горячей ванне, заснуть, и без удивления уже, но с какой-то восторженной благодарностью вспоминал, как, проснувшись, увидел ее, устало сидящую на краю – одной рукой она пробовала остывшую воду, другой подливала из крана горячую.
А дальше, что же было дальше…
В своем ненаучно-теоретическом труде «Собаки и кошки как фактор любви» автор, которого мы знаем довольно-таки неплохо, настолько неплохо, что лишний раз можем не называть его имя, если помните, рассуждал о праве животных на личную жизнь, которую они, животные, в силу своей природы не могут защитить от посторонних глаз, – лично мне тот пассаж запомнился своей неожиданностью и если ничего не доказал в отношении животных, то кое-что подсказал в отношении автора, и совершенно неожиданно помог мне закончить эту желанную и трудную, может быть, самую желанную и самую трудную главу моего романа.
Дальше, что же было дальше…
Тут испорченная кинематографом и гламурными караванами любовных историй читательская фантазия рисует себе пылкие слова признания в любви, поцелуи, объятия, соитие, бесчисленные фрикции и конечно же – вершину отношений между современными мужчиной и женщиной – его величество оргазм.
Так вот, товарищи дорогие, ничего этого там не было, а если что и было, ничего этого мы не узнаем. Не только вы, читатели, но и я, автор, потому что литературные герои, как те беззащитные зверушки, также имеют право на свою тайную, закрытую от посторонних глаз жизнь.
Да это, в конце концов, не так уж и важно, есть вещи важнее этих самых, чёрт бы их побрал, фрикций – гораздо важнее. Например, слова – те, которые говорила тебе женщина твоей мечты в ту бесконечно долгую и прекрасную ночь, и я не могу их здесь не привести, не все, разумеется, а, так сказать, избранное.
– Когда я родилась, мое счастье кончилось.
* * *– Я свекрови говорю: какая же я шлюха, если твой сын – мой единственный мужчина?
* * *– Мне спокойно, когда дома суп есть.
* * *– Я швабру не признаю. С ней углы непромытые остаются.
* * *– Люблю быть беременной. Хорошо себя чувствую, когда он там бьется.
* * *– Когда УЗИ показало, что третий тоже мальчик, иду по улице – рыдаю. Пришла – свекровь навстречу: «Что? Больной? Больной?» А он как забьется там… А я ему: «Не волнуйся, все равно любить тебя буду».
