Александра Маринина - Дорога
Леля потянула на себя дверь и скрылась в подъезде, человек в плаще ускорил шаг и через пару секунд вошел следом за ней. Мужчина в блузоне и джинсах-«пирамидах» быстро подошел к двери и, прыгая через две ступеньки, взлетел к лифту, медленно спускающемуся с верхнего этажа. Леля стояла спиной к нему. Человек в плаще был рядом с ней. Он оглянулся, увидел наблюдателя, лицо его нервно дернулось. Подошел лифт, Леля повернула ручку и открыла зарешеченную дверь. Лифт был маленьким, тесным.
– Поместимся? – лучезарно улыбаясь, спросил мужчина-наблюдатель.
Леля вошла в лифт и молча стояла, вжавшись в угол. Она была такой худенькой для своего роста, что двое взрослых мужчин вполне могли бы поместиться в кабине вместе с ней.
– Боюсь, что нет, – резко ответил человек в плаще. – Вы подошли позже нас, и вам придется подождать или подняться пешком. Правда же, девочка?
– Я могу уступить, – дрожащим голосом ответила Леля. – Я подожду, а вы поднимайтесь.
– Ну уж нет, – возразил человек в плаще. – Мы с тобой пришли первыми, мы и поедем.
– Конечно, поезжайте, – весело произнес наблюдатель и добавил, понизив голос и пристально глядя в глаза маньяку: – Тем более что я тебя видел и хорошо запомнил.
Где-то наверху хлопнула дверь, послышались торопливые шаги и голос:
– Карма, гулять, быстро.
Человек в плаще вздрогнул и рванулся вниз по ступенькам к двери подъезда. Наблюдатель крепко ухватил его за предплечье и, придерживая, вывел на улицу. Мужчина пытался вырваться, но сил у него было явно меньше.
– Не дергайся, – прошипел наблюдатель, – а то все мозги вышибу, сукин ты сын.
– Что вы пристали ко мне? – пытался возмутиться человек в плаще. – Что вам надо? Что вы себе позволяете?
– Я сейчас себе и не такое позволю, – пообещал сквозь зубы наблюдатель.
Он затащил свою жертву в кусты, на ту самую скамейку, на которой провел столько часов. Детскую площадку во дворе давно ликвидировали, теперь здесь были гаражи, и странную парочку никто не заметил.
– Документы показывай, – потребовал наблюдатель.
– С какой стати? Вы кто такой?
– Не твое собачье дело, – убедительно ответил наблюдатель, выдвигая совершенно неопровержимый аргумент – удар в челюсть.
Человек в плаще взвыл и упал. Наблюдатель быстро обшарил его карманы, но никаких документов не обнаружил. Нанеся еще пару точных ударов в область паха, он со спокойной злостью сказал:
– Имей в виду, я тебя за десять километров учую. Рожу твою поганую я теперь никогда не забуду. Еще раз увижу, что ты за девчонками в лифт лезешь, – убью сразу, даже милицию вызывать не стану. Ты все понял, ублюдок? Шагай домой и завяжи себе член бантиком, чтобы он тебя не беспокоил и не навевал неправильных мыслей.
Наблюдатель ни секунды не сомневался в своей правоте и в том, что лежащий на земле у его ног мужчина действительно тот самый маньяк. Он казался себе настоящим героем, который уберег девочку от страшного стресса. Ну что ж, свою задачу он выполнил. Наблюдатель радовался удаче и гордился собой.
* * *– Какого лешего он вмешался?! – возмущался Ворон. – Нет, ты только представь себе, как славно могло бы получиться, если бы этот крендель в «пирамидах» не сунулся к лифту! Сверху как раз в этот момент спускался мальчик, который Леле нравится, но с которым ей никак не удается познакомиться. Помнишь, я тебе рассказывал? Его зовут Вадим, у него большая овчарка, он с ней во дворе гуляет. Леля робкая девочка, она первой не может заговорить, вся в мать, Люба в ее возрасте тоже такой была, а Вадим ее пока не замечает. Представляешь, какая роскошная возможность для них была бы познакомиться? Леля пугается, кричит, зовет на помощь, Вадим натравливает на маньяка собаку, спасает Лелю… Прямо как в кино! А тут этот, будь он неладен. Ну чего он лезет? Чего ему надо?
– Ты меня спрашиваешь? – скептически осведомился Камень. – Это ты должен мне рассказать, кто это такой, чего он лезет и что ему надо. Откуда он вообще взялся?
– На скамейке сидел, – дал Ворон исчерпывающую информациию. – С самого утра. Несколько раз отходил пописать, купить водички и переодеться. Еда у него была с собой, он бутерброды ел.
– И ты считаешь, что это ответ? – рассердился Камень. – Почему он сидел на скамейке? Для чего он переодевался? С тобой сериал смотреть – все равно что детектив читать, у которого последние десять страниц вырваны. Читаешь как дурак, читаешь, а самого главного так и не узнаешь. Ну что ты на меня так смотришь? Что, я не прав?
– Не знаю, прав ты или нет, а только браниться не надо, – обиженно ответил Ворон. – Чего ты ко мне цепляешься? Что я тебе, Фигаро здесь, Фигаро там? У нас есть цель, у нас есть главные персонажи, и нечего меня гонять за каждым встречным-поперечным, эдак мы вообще никогда до конца не досмотрим. То ты меня донимал с мужиком, который перед зданием суда торчал, когда Геннадия судили, то грузина того тебе подавай, который Кольку от драки спас и его дружков в ресторане водкой поил, то теперь про этого Робин Гуда недоделанного ты хочешь знать. Нельзя так разбрасываться, мы должны быть целеустремленными.
Камень с нескрываемым любопытством взглянул на друга и пошевелил бровями. Движение было едва заметным, но при ограниченных возможностях мимики вполне достаточным, чтобы выразить мысль: «Что это ты, парень, так расхрабрился?» Ворон все заметил и правильно прочитал, поэтому подбоченился, насколько позволяло еще пока не зажившее крыло, и с вызывающим видом объявил:
– А я тебя предупреждал, что у меня движение протеста.
– Как? – изумился Камень. – Оно еще не закончилось? Я думал, мы это давно проехали. Послушай, нельзя же так долго топтаться на одном месте, это прямо какой-то застой получается. Ты попротестовал немножко – и хватит уже, давай сериал смотреть.
– Ты никогда меня всерьез не принимал, – не на шутку разобиделся Ворон. – Ты меня полностью закабалил, ты меня поработил. А моя внутренняя сущность рвется к свободе и независимости.
– Внутренняя сущность – это душа, что ли? – с улыбкой осведомился Камень.
– Ну, пусть душа, если тебе так понятнее.
– Твоя душа всю жизнь рвется только к одному – к романтической любви. Я тебя, слава богу, не одну тысячу лет знаю. Так что не надо мне тут развивать идеи либерализма и демократии. Всё, птица, кончай базар, ты меня утомила. Даже акции протеста должны иметь свои пределы.
– Почему? – живо заинтересовался Ворон, сразу же забыв о своих амбициях.
– Потому что в противном случае протестующие во имя демократии превращаются в диктаторов, то есть в свою противоположность. Они так поглощены самой идеей протеста, что перестают замечать все остальное и пытаются это самое остальное полностью подчинить своему протесту.
