Кристина Арноти - Африканский ветер
— Хватит! Что вы хотите?
— Все, — сказал он с улыбкой, — Власть, всю целиком. Вы становитесь владельцем компании, но сразу же отказываетесь от нее, назначаете меня пожизненным президентом с безотзывными полномочиями. Вы начнете рассказывать о вашем горе, станете безутешным вдовцом. Я потихоньку приобрету полный пакет акций компании. Я составил долгосрочный юридический договор. Вы продаете мне ваши акции, за которые я не буду платить ни доллара. Мы устроим честную сделку. Завтра на заседании административного совета вы разыграете эту сцену. Поведете себя как человек, убитый горем, решивший отойти от дел и передать мне все полномочия по управлению фирмой. Все!
Он прикоснулся к плечу Энни. Она хотела отстраниться, но Сэндерс ее удержал.
— Вы позаботитесь об этой девушке, я ей так признателен! Если бы она мне не рассказала все, я не чувствовал бы себя так хорошо.
Я повернулся к Энни:
— Ты понимаешь, что с нами происходит?
— Да, — сказала она, — но мне было очень страшно. Он пригрозил мне, что выставит меня подстрекательницей этого дела. Прежде чем усадить меня около бассейна и снять на пленку, он сказал, что сможет доказать мое участие в преступлении, что я руководила тобой на расстоянии и ждала тебя в Лас-Вегасе, зная об убийстве.
Сэндерс развел руки в стороны, словно желая прижать нас к своей груди:
— Спасибо за признания на видеокассете. Я так вам признателен… Верный Син Сэндерс, доверенный человек на протяжении тридцати лет, великий адвокат, выдающийся человек, скромный холостяк будет наконец-то вознагражден.
— А я? — спросил я его. — Что будет со мной?
— Вы станете рантье в возрасте тридцати восьми лет. В момент вашего полного отречения от дел вы попросите у компании выделить вам пенсию в тысячу долларов в месяц. Неплохо получать тысячу долларов, ничего не делая, а?.. Энни могла бы работать, а вы тоже займетесь чем-нибудь по специальности. Почему бы и нет? Для того чтобы продлить действие столь дорогой вам грин-карты, надо будет доказать, что у вас есть работа. Но, естественно, в компании я вас не оставлю. Вы завалили свою работу, Эрик. Вы плохой психолог. Вы решили, что Энджи была эгоисткой, женщиной, лишенной всяких чувств, и приняли меня за всемогущего бога… ваше доверие было весьма трогательным. Сколько же вы совершили ошибок! Но было бы несправедливо упрекать вас в этом, вы стали моей удачей, посланной старушкой Европой. У вас есть неоспоримые качества, чтобы покорить Америку…
— Возьмешь меня с собой? — спросила Энни. — Не оставляй меня… Эрик, что теперь с нами будет?
Я схватил Сэндерса за руку:
— Что бы вы сделали на моем месте? Скажите. После того несчастного случая…
— Я бы попросил помощи у старого Сэндерса.
— Который стал бы меня шантажировать точно таким же образом…
— Именно так, — произнес он — Я не ставлю под сомнение вашу версию. Я прекрасно понимаю причины вашего приступа гнева. Иногда Энджи вела себя так, что ее хотелось прикончить. Она бывала невыносимой, властной, такой уверенной в себе… Вы проявили необычайную ловкость, почти смогли добиться своего. А теперь я отвезу вас в Беверли-Хиллз.
— Я забираю Энни с собой.
— Нет. Не стоит озадачивать Филиппа.
— Я поселю Энни в отеле, но вначале мне надо вернуться к «Китайской пагоде».
— Отлично, забирайте вашу прекрасную машину. Возможно, я оставлю ее вам с вашими личными вещами. Но если когда-нибудь вам придет в голову глупая мысль о том, чтобы скрыться, гарантирую вам, что вы будете очень скоро арестованы. Я сообщу в полицию, заставлю отрыть тело Энджи, причем в вашем присутствии. После убийства в дом никто не входил. Я позвонил сторожу и велел ему не ходить туда. Чисто инстинктивно. С того момента, как у меня появились подозрения, очень смутные подозрения, я решил, что никто не должен ни к чему прикасаться в этом доме. Представляете себе картину эксгумации… В каком состоянии должно быть ее тело…
— Замолчите!
— Видите, какое это оказывает действие? Вы совсем не похожи на преступника. Мне-то это известно, но чтобы убедить в этом суд… Итак, мои дорогие, водитель отвезет вас сейчас к «Китайской пагоде», а я доставлю вам доверенности на передачу полномочий, которые вы, Эрик, подпишете. Фильм с признанием нашей дорогой Энни будет находиться в надежном месте. До самой моей или вашей смерти я буду держать вас на крючке с помощью этого фильма. Знаете, какого момента я жду? Когда я заставлю снять со стен портреты Энди Фергюсона и разместиться в доме Энджи. В ее комнате, в ее кровати.
Я поднял стекло, отделявшее нас от водителя, и во время поездки принялся расспрашивать Энни, которая была бледной, словно привидение:
— Где же ты была весь этот год?
— В его доме.
— Здесь, в Малибу?
— Да.
— Под замком?
— Нет.
— Почему он ждал целый год?
— Надо было, чтобы за тобой признали право наследования. Иначе ты не смог бы переуступить ему права управления. Он забавлялся, когда получал твои приказы, и каждый день говорил мне о тебе.
— А почему ты меня не предупредила?
— При первом же контакте с тобой меня отправили бы к окружному прокурору, которому он отдал бы этот фильм. Я желала его смерти. Я мечтала о том, что я смогу его убить, но он только смеялся и знал об этом. Он сказал мне, что я — пропащая женщина, меньше, чем ничто.
Я попросил водителя остановиться у отеля «Беверли-Хиллз». Там меня прекрасно знали, мы были почти соседями. Благодаря их стараниям и моему умению убеждать и вознаграждать усердие людей, мне удалось получить для Энни номер на ночь.
— Я приду к тебе вечером.
— Если ты еще хочешь меня видеть, — сказала она.
— Мне надо с тобой поговорить.
Я дал Энни мою кредитную карточку «Американ Экспресс» и сказал, чтобы она купила все, что было нужно на эту ночь. И протянул ей четыреста долларов наличными.
— Проводите мисс Уайт в ее номер, чемоданы будут доставлены позднее.
Багаж был просто необходим. Я не хотел терять лицо.
— Я ничего не буду покупать, не выйду из номера, — сказала она угрюмо — Я отвыкла ходить по магазинам. Я была заложницей.
Я остановился:
— А как он вывез тебя из Кении?
— Через границу с Танзанией.
31
В розовый дом я вернулся в необычном состоянии духа. Как это часто бывало в моменты большого напряжения, я наблюдал за собой как бы со стороны. Парижский Эрик глядел на действия Эрика, который хотел остаться в Америке и на свободе. Я позвонил в офис, сказал, чтобы сюда переключали срочные звонки, и начал укладывать личные вещи. Филипп спросил, не собираюсь ли я в поездку и не нужна ли его помощь.
— Я думаю, Филипп.
— Удачно ли прошла ваша встреча, мсье?
— Очень удачно.
— Вы сейчас выглядите намного лучше, чем утром.
— Точно.
В шесть часов вечера водитель Сэндерса привез толстый пакет с документами, которые мне надо было подписать. Я провел несколько часов за их просмотром, это был великолепный труд знающего свое дело адвоката. Чтобы не слишком запутывать совет, он перемешал чувства с юридическими аргументами. Адвокат представил мое отречение, о нем я должен заявить сразу же после вступления в силу завещания, как доказательство глубокой любви. Раздавленный горем, которое, естественно, не смогу пережить никогда, я отказывался от всех прав на компанию в пользу Сэндерса, всегда преданного семейству Фергюсонов. Он должен будет управлять компанией без ограничения во времени. Его власть может закончиться только с его смертью. Все пожертвования на Африку были отменены. Но для того, чтобы завещание было неоспоримым, Сэндерс предусмотрел выделение тех же сумм на медицинские исследования в Калифорнии, оставив за собой контроль над этим фондом. Этот поступок он оправдывал лицемерной фразой: «Америка и ее бедняки нуждаются в помощи не меньше, чем Африка и ее природа».
Я изучал документы, делал пометки, попросил принести мне крепкого кофе и фруктового сока. Позвонив Энни, я сказал, что приду к ней только завтра после заседания, которое грозило стать длительным и бурным.
— Ты правда придешь или только обещаешь?
— Успокойся, посмотри телевизор. Я тебя не брошу. Обязательно приду’.
— Ты не испытываешь ко мне ненависти?
— Нет.
— Ты не презираешь меня?
— Нет. Мне не стоило рассказывать тебе все той ночью. Твоя реакция была совершенно нормальной.
— Сможешь ли ты когда-нибудь полюбить меня?
— Не знаю. Сейчас у меня другие проблемы. Но я приду.
В девять часов утра следующего дня мой «кадиллак» остановился перед небоскребом Фергюсона. Я поднялся на сороковой этаж, увидел в коридорах нескольких членов административного совета, которые направлялись в зал заседаний, хотя до начала совета было еще достаточно много времени.
