Фрида Вигдорова - Семейное счастье. Любимая улица
— Знакомься, — говорит Марк Белоцерковский, — вот моя жена, а это сын.
Сыну двенадцать лет. Совсем большой парень. А жена серьезная, спокойная. Навела в комнате чистоту, повесила занавески. Марк-то оказался в годах. У него семья. Заботы.
— Приходи вечером чай пить, — говорит Марк.
И Леша приходит. И что самое странное, они действительно пьют чай. Даа… Тут живет не забулдыга Марк Белоцерковский, а семейный человек — Марк Григорьевич с женой и сыном. Сюда не зайдешь в полночь после вечера самодеятельности в Доме офицеров. И сюда не явишься с кем попало. Одних жена Марка любит, а других — нет. Она считает, что водиться с Колькой Плущенко Марку совсем не обязательно. Ей куда приятнее, когда приходит Петя Соколов, с Петиной женой она в дружбе. Да, то-то и оно: они дружат семьями.
И Леше там делать нечего. Неужели же только стемнеет — ложиться спать? Это ни на что не похоже! А впрочем, день забит, да и вообще убить время не так уж трудно: вечером можно пойти в кино с Валей, в субботу концерт или спектакль в Доме офицеров. И все-таки Леша снова послал рапорт насчет академии — а вдруг?
Никогда еще не было так тоскливо, как сейчас. Валя, бухгалтер из вещотдела, вернулась из отпуска, сказала:
— Меня там один сватал. Маминой подруги сын. Электротехникум кончил, хороший такой парень. Выходи, говорит, замуж. Пристал прямо с ножом к горлу.
Леша провожал Валю после кино домой. Он крепко держал ее под руку, слушал и молчал.
— Ну, как посоветуешь? — спросила Валя.
— А ты его любишь? — спросил Леша сквозь зубы.
— Ты знаешь, кого я люблю, — ответила Валя. И теперь замолчали оба.
Леша знал, что молчать нельзя. Знал, каких слов она ждет. Но сказать их не мог.
— Значит, не любишь? — веселым голосом сказала Валя. — Понятно… Мне бы, конечно, кого-нибудь попроще. Ты для меня чересчур образованный.
— Ну что ты мелешь? Какой я образованный? Я даже в десятом не учился.
— Ну, родители у тебя… отец культурный, мать…
— У меня мать, как и ты, бухгалтером работает. Замолчи.
— Почему это я должна молчать? Я спрашиваю, как ты ко мне относишься, а ты не отвечаешь.
— Ну что ты меня мучаешь?
— Это я-то мучаю? Интересно… Но, конечно, я понимаю, что я тебе не пара.
Леша остановился:
— Замолчи, а то я уйду сейчас же.
— Не уйдешь. Разве ты меня одну в темноте оставишь? Нет, тебя не так воспитывали: ты девушку одну в темноте не оставишь. Ты ее до дому доведешь и "до свиданья" скажешь.
Леша покрепче сжал зубы и шел рядом, не прерывая ее и не оправдываясь. Когда-то Кононов Антон Николаевич сказал ему: "Если женщина тебя ругает — молчи. Она всегда права. Ты, может, в одном не виноват, так уж непременно в чем другом провинился. Слушай и говори: да, мол, виноват, и прошу, мол, прости меня".
Ну, в чем я виноват? — думал Леша. Ладно, не будем. Но я же не говорил, что люблю. Мало ли что не говорил!..
— Не горюй, Леша, — услышал он веселый и злой Валин голос, — выйду я замуж за своего электротехника и очень даже прекрасно буду жить. Ждать, чтоб тебя полюбил, кого ты любишь, это, знаешь, надо в запасе пять жизней иметь.
— Если не любишь, не выходи.
— Оставь при себе советы. Меня устраивает, чтобы меня любили. Понятно? А он любит. Так и указал: больше, говорит, жизни люблю. Это на дороге не валяется, такое отношение.
— Если не любишь, не выходи, — тупо повторил Леша.
И тогда она заплакала. Леша остановился. С горя он готов был сказать ей все что угодно. Что очень любит, что жить без нее не может.
— Валечка, — повторял он, целуя Валины мокрые глаза, — не плачь, милая… послушай…
А она вырвалась и взбежала на крыльцо.
— Валя! — позвал он.
Она не ответила и скрылась за дверью. Он еще постоял у ее окна. Она не зажгла свет. Окно было темное.
Прежде Леша стучал в темное окно, и ему открывали. А теперь, после этого разговора, он не смел постучать. Леша больше не спрашивал себя, прав он или виноват…
Что потом было — и вспоминать неохота. Это был какой-то спектакль. Валя закрутила с Генкой Львовым, которого прежде и не замечала. Танцевать — с Генкой, в кино — с Генкой. Леша только скрипел зубами, но подступиться к ней не мог. Стоило ему подойти к ней в клубе или на улице, как она говорила что-нибудь в пику ему: "Честные — они безжалостные. Нипочем не соврут! Я таких знаю!", или: "Кто меня потерял, не найдет, нет! Кончен бал, погасли свечи!"
Леше было невыносимо видеть рядом с ней этого долговязого Генку. И он стал думать: "А почему бы нам не пожениться? А может, это и есть любовь? Иначе зачем у меня все холодеет внутри, когда я вижу ее с Генкой?"
Он подстерег ее однажды, когда она шла к подругам в общежитие.
— Давай поговорим…
— Не о чем, — ответила она устало.
— Валя, давай забудем тот разговор.
— Нет, не забудем. И если б я за тебя пошла и кучу детей тебе нарожала — все равно не забыла бы. До самой смерти. "Давай пожмем друг другу руки", как в песне поется… Будь здоров и не поминай лихом…А потом Валя уехала, и Леша никогда не чувствовал себя таким одиноким, как после ее отъезда. Тоска его сгрызла, и одно только могло его спасти: вызов из академии. Дом. Москва. И тут его вызвал к себе комполка, это было где-то в начале сорок седьмого года. Новый командир полка, сменивший Валентика, вызвал Лешу и сказал так:
— Товарищ капитан, приказом по воздушной армии вы назначены штурманом эскадрильи. На вас ложатся большие обязанности по воспитанию молодых кадров вверенного мне полка. Я согласился на ваше выдвижение по предложению ушедших в запас штурмана полка и штурмана эскадрильи, и я надеюсь, что вы поймете всю свою ответственность…
Он долго говорил в этом роде. Да, это был не Валентик… Тоже герой, тоже молодой и уже заслуженный летчик. Но до чего же сухой. Все его недолюбливали, не только Леша. Леша набрал воздуху в легкие и спросил:
— А как же академия? Товарищ полковник?
— Товарищ капитан, вам сейчас надо думать не об академии, а о своей эскадрилье.
— Так точно, товарищ полковник, буду думать о своей эскадрилье. Но как же все-таки с академией? Я второй рапорт посылаю.
— В связи с вашим новым назначением рапорт возвращается.
— Но как же все-таки…
— Я и сам академии не кончал. Командование считает, что мы с вами здесь более необходимы.
— А как же все-таки с академией, товарищ полковник?
— Можете быть свободны, — ответил полковник. Вот и весь разговор. Но если по совести — командир
Прав. Кому же, как не Леше, стать штурманом эскадрильи? Он здоровый парень, а если посмотреть вокруг… У кого язва, у кого туберкулез. Кто прежде думал о своих болезнях? Да никто. А сейчас…
