Наталия Вико - Шизофрения
— Мне кажется, мы здесь не шли, — обеспокоено заметила Александра через некоторое время, не обнаружив знакомую кованую решетку. — Мы заблудились?
— Отсюда нельзя выйти тем же путем, которым вошел, — пояснил Николя. — Смертельно опасно нельзя, — добавил он. — Так все здесь устроено…
* * *…— Не понимаю, почему не открывается, — Николя в растерянности стоял возле небольшой, меньше человеческого роста металлической двери.
— Может быть, заперли снаружи? — предположила Александра.
— Замочная скважина есть только изнутри, — задумчиво сказал он. — Снаружи можно только подпереть.
— Может быть стоит позвонить кому-нибудь, чтобы открыли? — предложила Александра, намекая на Клариссу.
— Снаружи дверь не открывается, — повторил Николя. — Так задумано. Вход от реки, а выход только здесь. К тому же, отсюда мобильник не берет, — хмуро пробормотал он. — За дверью длинная лестница наверх, а здесь — мы под землей. Метров пятнадцать, — сказав это, он извлек старинный ключ из замочной скважины, осмотрел в свете фонаря, снова вставил, повернул и опять безуспешно толкнул дверь.
— Не понимаю, — озадаченно пробормотал он.
— А другого выхода здесь нет? Запасного или пожарного, для эвакуации людей? А то у меня завтра самолет в Москву, — жалобно протянула Александра. — Правда, только вечером, — добавила она, намекая, что пока еще не опоздала и у Николя еще есть время что-нибудь придумать.
— Я других ходов не знаю, — хмуро сказал он.
— А люди часто сюда ходят? — поинтересовалась она.
— Четыре раза в год, — Николя опустился на ступеньку у двери. — Они были здесь неделю назад. В день осеннего равноденствия.
— И когда будет следующий раз? — живо поинтересовалась Александра.
— В день зимнего солнцестояния. На Рождество.
— Не-ет, — она быстренько посчитала в уме, сколько осталось до ближайшей группы, — столько без воды и еды мы точно не продержимся.
Николя усмехнулся.
— И часто у вас тут такое случается? — нарочито беззаботным тоном поинтересовалась она.
— На моей памяти первый раз, — озабоченно ответил Николя.
— А что, — Александра придала голосу ласковую интонацию, — ваша Кларисса разве не будет беспокоиться, что нас так долго нет?
— Может и будет, только, если она даже сможет войти от реки, то окажется вместе с нами у этой вот двери, — он постучал кулаком по металлической поверхности, которая равнодушно поглотила звук.
Александра опустилась на ступеньку.
— Не расстраивайтесь, Николя. Зато успеете мне рассказать все, что хотели. И погасите пока фонарь, — подергала она спутника за рукав куртки. — Электричество надо экономить. А в темноте — думается лучше, — сказала с оптимизмом и обхватила себя за плечи. Только сейчас почувствовала, что в подземелье не так уж тепло. Николя понял и даже попытался снять свою куртку, но она его остановила, взамен позволив обнять себя за плечи. Некоторое время они молча сидели в полной темноте и тишине, прислушиваясь к собственному дыханию.
«Мертвая тишина — это, когда просто ничего не слышно, или когда уже в гробу? — спросила себя Александра, но решила пока не отвечать на этот вопрос. — Приключения — как в дешевом романе. Если Вадику рассказать — не поверит и засмеет… А Кузя расстроится… Жаль, конечно, если все так закончится. Я ведь и не жила еще совсем. Школа, институт, работа, диссертация…» — перечисление этапов жизни показалось ей удручающе коротким.
— Скажите, Николя, вы масон? — неожиданно для себя самой спросила Александра и почувствовала, что рука Николя, обхватившая ее плечо, немного напряглась.
— Почему вы так подумали?
— Вы такой… необычный. И знаете столько тайн, — решила она отшутиться.
— Которые открываю вам одну за одной, забыв о судьбе Моцарта? — чуть насмешливо сказал он.
— Ну и что? Рискуете жизнью ради дамы, — уточнила Александра. — Это благородно. Женщинам нравится.
— А вам?
— Николя, не увиливайте, признавайтесь. Может мы никогда уже и не выйдем отсюда и кому тогда будет нужен ваш секрет.
— Похоже, весь мир помешался на тайных обществах!
— А как же? Люди хотят знать, почему все происходит именно так, а не иначе, а если не могут чего-то понять — ищут скрытые силы.
— И за внешней атрибутикой не замечают истинные причины и цели происходящих исторических процессов.
— Что вы имеете в виду?
— Например, вот вы когда видите изображение человека рядом с тиглем, одетого в накидку, окруженного колбами и ретортами, вы кем его считаете?
— Алхимиком, — не задумываясь ответила Александра.
— Который что делает?
— Добывает золото или… философский камень.
— И что это означает?
— Ну, с золотом, мне кажется все понятно. Золото — оно и есть золото, — решила отшутиться Александра.
— А философский камень? И вообще, что такое алхимия?
— И что же такое алхимия? — ответила Александра вопросом на вопрос. — Никогда не задумывалась над определением. Скажите вы.
— Алхимия — общее название существующих в различных культурах систем преобразования человека. Человека! — повторил Николя. — А не способов добывания золота из других металлов.
— Если это так, тогда зачем нас обманывают?
— Все на самом деле объясняется просто. Религии Гермеса Трисмегиста, из которой собственно и вышла алхимия, проиграв войну с христианством за право быть мировой религией, стала считаться ересью и поэтому ушла в тень. И естественно была обречена на дискредитацию.
— Гермес Трисмегист — это, кажется, греческое продолжение древнеегипетского бога Тота? — уточнила Александра.
— Верно. Но герметизм оказал прямое влияние на учение гностиков — греческих философов при дворе Птолемеев в Египте. Правда, еще до завоеваний Александра Македонского в Египте появились еврейские общины. Вот с ними-то и вступили в спор греческие философы, но часто проигрывали, потому что раввины использовали в качестве решающего аргумента ссылки на некую Книгу. Когда же по приказу Птолемея Библию перевели на греческий язык — появилась знаменитая Септуагинта.
— Что это?
— Первая Библия на греческом языке, названная в честь семидесяти старцев, которые ее перевели.
— И что было дальше?
— Греческая цивилизация была ориентирована не на веру, а на познание — на Логос. Поэтому когда греки прочитали текст Книги, они решили, что иудеи все перепутали и молятся не тому богу. Гностики офиты при Птолемее стали поклоняться не богу Сафаофу, а Змию, который по-гречески именовался Офис. Змий Офис же являлся для них воплощением Прометея, который принес людям огонь знания.
— Хотя начиналось все с плода, сорванного Евой и Адамом с запретного древа познания Добра и Зла, — вставила Александра.
— Да-да, именно в отношении к добру и злу, к познанию и вере кроются основные противоречия герметизма, гностицизма и алхимии с иудо-христианским мировоззрением. По мнению гностиков, добро и зло взаимно притягиваются.
— «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»? — по-русски процитировала Александра.
— Слова Мефистофеля? — уточнил Николя.
— Да. Кстати, я только сейчас поняла глубину высказывания.
— А вслед за гностицизмом пришли философские учения Платона и Аристотеля, — продолжил Николя. — Ересь офитов перешла в ересь персидского пророка Мани и стала основой манихейства. Из манихейства появилась ересь богомилов. А когда богомилы в двенадцатом веке переселились на юг Франции, возникла ересь катаров и альбигойцев, а в странах Востока — суфизм.
— А кстати, я подумала, — вспомнила Александра недавно прочитанную рукопись, — что учение нашего русского философа Владимир а Соловьева о Софии, пожалуй, продолжало традиции античных гностиков.
— Естественно! — согласился Николя. — Не случайно покойный папа Иоанн Павел II создал в Ватикане «Общество Владимир а Соловьева». Кажется, именно так называется.
— Николя, то, что вы рассказываете, безумно интересно, но… все-таки вы масон или нет? — напомнила Александра о своем вопросе.
— Нет, — чуть помедлив, ответил Николя. — Масонство — это всего лишь светская религия. Христианство — для бедных, масонство — для богатых и известных. А я… — служу Прекрасной Даме.
— Какая прелесть! Так вы продолжатель дела трубадуров? Обожаю сонеты! — воскликнула Александра.
— Можно и так считать, — ответил он и замолчал.
— И все же, что нам теперь делать? — грустно спросила она, возвращаясь к действительности.
— Пока не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю, — нарочито уверенным тоном ответил Николя.
Они замолчали, вслушиваясь в тишину. Вдруг шуршание неподалеку заставило Александру насторожиться.
— Как вы думаете, Николя, здесь водятся крысы? — спросила она почти спокойно, как человек, который, естественно не боится вездесущих хвостатых тварей, а спрашивает просто так, из любопытства.