Владимир Качан - Юность Бабы-Яги
– Гости веселятся, – со странной смесью брезгливости и смущения сказал Марат, указывая на мусор вокруг стола. – Пьяные все.
Одного только его взгляда было достаточно, чтобы слуги все в тех же ливреях засуетились, кто-то уже подметал, кто-то вытирал пол, а еще трое спешно расчищали стол и сервировали его по новой. Как всякий воспитанный человек, Саша дал понять Марату, что он не об объедках спрашивает, он мусора никакого вообще не заметил, а спрашивает лишь о том, что там наверху? кто поет?
– Ах это, – засмеялся Марат. – Это караоке. Пока накрывают, пошли посмотрим. Знакомить не буду, не бойтесь. Да они все и уедут скоро.
Четверка новоприбывших гостей поднялась наверх, полтора пролета по винтовой лестнице из темного дуба и сразу иррациональная картина открылась перед их глазами. Точнее – только перед Сашей, потому что для Алены и Даши обстановка была вполне нормальной, а хозяин Марат лишь забавлялся, глядя на то, с каким азартом резвятся его гости.
А гости продолжали пугать привидений и гонять их по темным углам замка ничем иным, как песнями советских композиторов. У одной из стен был установлен экран домашнего кинотеатра, на нем внизу крупными буквами появлялись слова песни, меняющиеся построчно и покуплетно в полном соответствии с фонограммой. Попутно на экране сменялись видеоизображения, но не фотографии, а именно что-то вроде видеоряда, который отвечал смыслу того, что поется в данный момент. У желающего попеть, (а после пьянки такое желание у русского человека возникает постоянно, а иногда становится прямо-таки нестерпимым) – в руках радиомикрофон, с которым он может спокойно передвигаться по залу и даже танцевать. В момент появления в зале новой группы во главе с хозяином – исполнялась полузабытая вещь со словами «Опять от меня сбежала последняя электричка». На экране тем временем, разумеется, показывался отъезжающий от станции Серпухов электропоезд. «И я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке» – не столько пел, сколько кричал с неоправданной злостью потный мужчина в фиолетовом смокинге. Неоправданной потому, что, если он злился просто так, вообще, то это совсем глупо, а если испытывал досаду от сбежавшей электрички, то ему мало верилось. Представить его в электричке, а затем бредущим за ней в фиолетовом смокинге по шпалам было бы точно так же нереально, как вообразить появление болида «формулы-1» в автомобильной пробке на Каширском шоссе.
Но потом привидениям дали немного передохнуть после яростного пения «фиолетового». Отдохнуть под спокойную песню Пахмутовой и Добронравова «Надежда – мой компас земной», исполнявшуюся всеми гостями нестройным хором. Весь танц-пол включился. Все пели «Надежду», одновременно танцуя. Это был трогательный момент единения русских предпринимателей, когда игорный, нефтяной и все другие русские бизнесы соединились в одно. Все пели прочувствованно, с душевной теплотой, невесть откуда взявшейся в их закаленных жестокостью организмах. Так, что казалось – вот-вот они все возьмутся за руки, на хитрых и стальных глазах выступят слезы умиления, и, поддавшись душевному порыву, они кинутся обнимать друг друга. Во всем была какая-то странная, непонятная в их нынешнем положении ностальгия по прежним песням и прежней России. Польша-Люблин-замок-Вип-гости из криминального мира – герои перестройки и… советские песни. И только один Саша, да еще, пожалуй, хозяин Марат чувствовали весь специфический юмор происходящего. Они переглянулись пару раз во время хорового пения «Надежды» и друг друга поняли.
Но что каждый из них собой представляет сегодня, – все-таки неожиданно прорвалось. Наиболее близки всем оказались слова «А удача – награда за смелость». Они, видно, были точным попаданием в жизненную позицию исполнителей и были спеты с особым воодушевлением, с каким-то категорическим экстазом и восторгом по поводу пойманной некогда удачи.
Когда началась «Летка-енка» на русском языке и все выстроились гуськом, держась за плечи впередистоящего, Марат, на которого никто, пока он стоял в дверях, и внимания не обратил, предложил покинуть зал «ретрокараоке» и снова спуститься вниз.
– Там уже все поставили, – сказал Марат.
И действительно, изысканные напитки и еда, о которой можно только сказать «яства», ждали их вместе со свечами на стерильно убранном столе, с которого всего за 7 минут, в течение двух песен, были убраны все остатки пищевого разгрома, а красиво расположенные канделябры возвращали всe к началу праздника. День рождения снова вошел в цивилизованное русло. Тихая общеобразовательная беседа, свечи, феодальная роскошь в полумраке, а также утешительная информация о том, что прежде, чем наверху начались выступления гостевой самодеятельности, тут, до их приезда выступили и профессионалы, что буквально час назад уехал Энрике Иглесиас, а еще раньше привозили Паваротти, который пел целых полчаса.
– А как это? Вы знакомы?! С Лучано Паваротти?!! – обалдело всплеснули девушки руками.
– До сегодняшнего дня знакомы не были, – усмехнулся Марат. – Теперь знакомы.
– А как это? – повторила Алена, – у него и у этого Энрике тут гастроли?
– Да нет же, – терпеливо объяснял Марат, – это Серега Каргин, ну тот, кто пел «Электричку», мне решил такой подарок сделать на день рождения. Вот и прилетели. На частных самолетах. А сейчас обратно улетели. Вот и все.
– Ни фига себе подарочки… – вдумчиво промолвила Даша. – Сколько ж это надо зап…
– А вот об этом не стоит, – не дал ей закончить вполне, впрочем, естественный вопрос Марат. – Человек, которому принадлежит пятая часть Лас-Вегаса, кое-что может себе позволить, верно? – и Марат подмигнул Саше и Дареку.
– Ой, да вы все врете, пардон, обманываете, наверно, – простодушно заподозрила Даша, – разыгрываете меня, да? Дурочка такая из России приехала, да? Да? Тока честно?
– Ну почему же вру, – серьезно сказал Марат, но посмотрел на Дашу с этаким веселым огоньком в глазах. – Все на видео записано. Хотите, пойдем, посмотрим.
– Так экран же занят. Этой самой караокой, – подала голос Алена, поскольку видела, что большая часть гостей осталась там для совместного пения и танцев.
– Он у меня не один, – опять усмехнулся Марат. – Пошли.
Через 10 минут девушки убедились, что Марат не только не врал, но еще и увидели, с каким почтением поздравляли юбиляра суперзнаменитости, после чего их уважение к хозяину, которого и так было предостаточно, возросло до высот невообразимых. Вплоть до того, что уже изрядно подвыпившая Даша бросила своего Дарека и стала оказывать Марату такие знаки внимания, что тому стало даже неудобно.
– Я должен вернуться к гостям. Сожалею, – сказал Марат и встал в темном просмотровом зале со светским полупоклоном. – Смотрите дальше. Если захотите выпить или еще что-то съесть, не стесняйтесь, нажмите вот эту кнопочку, к вам придут, вы закажете и вам тут же принесут. Не стесняйтесь, любые фантазии. Когда устанете, – продолжал он, отлепляя от себя Дашу, которая (скорее всего от желания попрощаться с максимальной сердечностью) приникла к нему всем своим телом, – так вот, когда устанете, нажмите другую кнопочку, вот эту, и вас проводят в ваши комнаты. Ну все, пока, увидимся утром, – и великолепный Крез-Марат вышел из просмотрового зала.
Оба концерта посмотрели. Дарек, не успевший даже обидеться на то, что ему чуть ли не предпочли другого, держал Дашу за слабеющую руку. Выпито было немерено. Им носили виски и коньяки с выдержкой не менее 20-ти лет. Пищевые фантазии дальше омаров не пошли, и пьяный уже Шурец все пытался разрезать омара ножом, но тот весело выскальзывал и падал на пол, пока, наконец, Маратовский лакей не принес другого и сам не освободил его от панциря со сноровкой бывалого расчленителя.
Вечеринка таки удалась. Вторая кнопочка была нажата, и наши друзья попарно разошлись по комнатам в западном крыле замка. Но перед этим Шурец еще попросил доставить ему, как он попытался выговорить – «в пртменты» – несколько бутылок немецкого и несколько бутылок чешского пива. Пиво было доставлено. Желание каждого выполнялось быстро и неукоснительно: Марат отдал соответствующие распоряжения.
И, поскольку у Саши с Аленой все было заранее слажено, отношения определены, то Саша и проснулся утром, совершенно не понимая, где находится, на огромной постели под балдахином и наткнулся левой рукой на чье-то голое тело, лежащее рядом с ним. Он выпил столько, а пиво настолько завершило разгром организма, что память напрочь отказывалась воссоздать события предыдущей ночи, и Шурец никак не мог врубиться – кто это с ним рядом лежит. Он решил проверить, но сначала надо было выпить пива, без этого не слушалось ничего: ни руки, ни ноги, ни, тем более, голова, не способная не только к простейшему анализу, но даже к принятию полноценных глотков. Саша нашарил на тумбочке справа – к счастью открытую и ополовиненную бутылку «Баварского». Втолкнув в себя несколько глотков, Саша оказался в силах открыть следующую бутылку и залпом выпить. После чего полежал неподвижно с минуту и почувствовал, что жизнь возвращается. Затем он залез рукой под соседнее одеяло и, легонько касаясь, провел ею вдоль по спящему телу.
