Валерий Примост - Штабная сука
Кто же становится такими «любимцами»? Люди мягкие, слабые, неспособные за себя постоять. Частенько — интеллигенты. Все очень просто делается: шинель на голову, чтобы криков слышно не было и чтоб не кусался, голову один джигит зажимает между ног, еще двое-трое — по флангам и «форвард» — по центру. Первая шайба его.
Помню, у нас в части даже присказка ходила, которой педерастов успокаивали:
«В первый раз — не в падлу,
Во второй — не в первый,
В третий — вжик-вжик и опять, мужик».
Кстати. Нельзя не отметить также широкое распространение среди солдат онанизма. Частенько ночью в туалете можно было словить такого «самолюба». Но им обычно не везло. Где ловили — били до полусмерти.
ОДИН ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ДЕДА
Если этот день не банный и не праздничный (что не имеет, в общем-то, значения), если дед не в госпитале, не на губе, не в наряде и не на учениях (что тоже почти ничего не меняет), то день его выглядит примерно так:
6.30. Подъем (если он вообще ложился). Дед встает, пинает первого попавшегося духа и ложится досыпать. Для «гона» духов есть котлы.
6.40. Заправка коек. Дед спит сном младенца. Котлы ревут и пинают духов.
6.50. Выход на зарядку. Дед видит очередной сон. Котлы нервно крутят ремнями.
7.20. Уборка помещения. Духи переставляют койки со спящими дедами от стены к стене, чтобы натереть полы.
8.00. Утренний осмотр. Пора вставать — сейчас придут офицеры. Деда уже ждут подшитое хэбэ, начищенные бляха и сапоги.
8.30. Завтрак. Иногда дед нехотя бредет в столовую, где его ждет охраняемый духами стол. Чаще он остается в казарме и ждет, когда духи принесут его пайку,
9.00. Утренний развод на работы. Дед зевает, переговаривается с соседями, курит в кулак. По приходу в парк ложится в кабину машины досыпать.
14.00. Перерыв на обед. Дед встает и лениво идет в казарму.
14.30. Обед. На обед дед ходит еще реже, чем на завтрак.
16.00. Выход на работу. Дед либо ложится спать, либо идет куда-нибудь в гости.
19.00. Приход из парка. Дедом в роте и не пахнет.
19.30. Ужин. На ужин дед ходит исключительно редко.
20.00. Дед смотрит телевизор, идет куда-нибудь в гости или шугает духов, играет на гитаре, спит — словом, пытается себя каким-то образом занять.
22.00. Вечерняя поверка. Дед ходит на нее не часто, чтобы не баловать начальство.
22.30. Отбой. Тут-то и начинается жизнь. Одни духи срочно припахиваются готовить дедам ужин, другие берутся делать тем же дедам дембельские альбомы, обшивать парадки, тачать сапоги, резать из рандоли подвески и буквы. С кем-то из духов проводится воспитательная работа. Остальные деды уходят в самоволку или запираются в каптерках и сушилках и развлекаются.
День прошел… Ну и черт с ним!
ЖИДЯРА (Повесть)
Двое автоматчиков провели арестанта по узкому, залитому бледно-красным светом коридору к массивным железным дверям. Там его ждали двое других: альбиносно-белокурый «ваня» с пачкой поперек себя шире, нетерпеливо притоптывающий кирзачом, и смуглый, скучно-меланхоличный якут из серии «твоя моя не понимай однако». «Ваня» подтолкнул арестанта прикладом, часовые затопали следом. Моросил паршивый утренний дождик, склизкий, как похмельная слюна. Они прошли по грязному плацу мимо боксов, мимо казармы комендантской роты, мимо серого, мокрого здания окружной комендатуры. Он оглянулся. Лица часовых казались неживыми, словно маски, вылепленные из серой глины и смазанные оружейным маслом.
— Давай-давай, шевели поршнями, — негромко проворчал «ваня». — Зависать будешь на дизеле.
Они подошли к воротам, перед которыми басовито урчал на холостых «Урал» с кунгом.
Из кабины выскочил прыщеватый голенастый старлей, засуетился, матернулся, открывая заднюю дверь кунга,
— В машину! — старлей понаблюдал, как часовые запихали арестованного в кунг, закрыл дверцу на большой висячий замок и полез в кабину. Арестованный еще успел заметить, как «ваня» потянул из-за пазухи сигарету и взял у «твоя моя не понимай» коробок спичек.
Движок взревел, тяжелая машина рывком тронулась с места, пробуксовывая на грязи. «Водила еще солобон, только после курсов», — автоматически отметил арестант.
Глава 1
«Опять, — подумал Миша, когда зазвенел будильник. — Опять. Вот западло». Он сел на кровати, коснувшись ногами холодного линолеума, и протер глаза. Будильник, сделав свое дело, самодовольно — круглый и коротконогий — пыжился на тумбочке. В этот момент он был до безобразия похож на начальника дивизионного продовольственного склада. Зевая, Миша натянул спортивки, сунул ноги в тапочки и пошел умываться. Выйдя в коридор, он прислушался. В здании было тихо. Только дальним эхом доносился откуда-то от входа нервный храп дежурного по штабу. Миша зашел в умывальник. Холодный кафель и запах хлорки пришпорили его, он встрепенулся, торопливо умылся, крякая и брызгая ледяной водой на спортивки, и пошел в свою комнату за полотенцем. Затем он зашел В соседнюю комнату — кабинет начмеда. Больные, привезенные вчера из подразделений, еще спали — Ясное дело. Дай им волю — дрыхли бы до обеда. Ощутив то преимущество, которое бодрствующий всегда ощущает по отношению к спящим, Миша хотел было пнуть одно из лежащих на полу вповалку тел, но сдержался. Включил свет. Эти, на полу, зашевелились и, забормотав, начали подниматься.
— Подъем, — сказал Миша, — быстрее. Они встали.
— Становись.
Они вытянулись в нестройную шеренгу. Четверо. Двое из Средней Азии, один кавказец и еще один — совершенно бледный, вялый и безликий — русак.
— Собрать с пола матрасы, одеться, привести себя в порядок, убрать в помещении. Быстрее.
Русак нерешительно взялся за край матраса. Трое остальных стояли без движения, как будто не поняли. «Опять бурые попались. Как им не надоест?» Миша покачал головой.
— Вы че, не поняли, да? Он не повышал голоса.
Во всех трех восточных рожах появилось что-то наглое. Никто не двигался с места. Чуть поодаль испуганно застыл со своим матрасом русак.
— Э, уроды, какие трудности? — его голос не повысился ни на йоту. — Я, что ли, за вас здесь буду наводить порядок?
«Если сейчас наехать на кавказца, узбеки наверняка вписываться не будут».
— Не слышу? — Мишин взгляд остановился на кавказце.
— Не положено, — презрительно выпятив губу, ответил тот.
— Почему тебе не положено?
— Джигит — не женщина. Ему уборка заниматься не положено.
Миша поймал себя на том, что его жутко раздражает акцент кавказца. Еще не успев осмыслить это ощущение, он резко, безо всякого перехода зарядил чечену в челюсть. Тот упал на топчан и ударился головой о стену. Узбеки дернулись, но не сдвинулись с места. «Боятся». На русака Миша глянуть не успел: он встречал ударом кулака встававшего с топчана кавказца. Кавказец снова упал на топчан и заткнулся.
