Морин Джонсон - Пусть идет снег
— Серьезность, — сказала я. — Его сущность — серьезность.
— В хорошем смысле?
— Стала бы я иначе с ним встречаться! Далеко еще?
На этот раз Стюарт понял, что от него требуется, и замолчал. Мы шли молча, пока не дошли до пустыря с парой деревьев. Вдалеке, на вершине холма, стояли дома, сверкавшие праздничными огнями. Снега в воздухе было так много, что все расплывалось перед глазами. Это было бы даже красиво, если бы снег не жегся так сильно. Руки у меня замерзли до такой степени, что теперь даже казались теплыми.
Вдруг Стюарт остановил меня.
— О'кей, — сказал он. — Сейчас нам нужно перейти через ручей. Только он замерз. Я видел, как на нем люди поскальзывались.
— А он глубокий, этот ручей?
— Не очень. Футов пять.
— И где он?
— Где-то впереди, — ответил Стюарт.
Я вгляделась в белую пелену. Где-то там, впереди, под снегом, таился ручеек.
— Мы можем вернуться, — сказал он.
— Но ты же собирался идти этой дорогой, несмотря ни на что? — спросила я.
— Да, но тебе вовсе не нужно мне ничего доказывать.
— Ничего страшного, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал уверенней, чем было на самом деле.
— Значит, будем идти вперед, и все?
— План такой.
Так мы и сделали. Мы поняли, что дошли до ручья, потому что снег уже не казался таким глубоким, плотным и хрустящим и под ним чувствовалось что-то скользкое.
В этот момент Стюарт снова решил заговорить.
— Вот везет тем ребятам в «Вафельной». Их ждет лучшая ночь в жизни, — сказал он.
В его голосе чувствовался какой-то вызов, как будто он хотел, чтобы я заглотила наживку. Не стоило вестись на эту уловку. Но я повелась.
— Ох, — вздохнула я. — И почему все мальчики такие простые?
— В смысле? — спросил он, искоса посмотрев на меня, и тут же поскользнулся на льду.
— Ну, почему ты говоришь, что им везет?
— Потому что они заперты в «Вафельной» с дюжиной черлидерш.
— Ну вот откуда эти высокомерные фантазии? — сказала я чуть резче, чем хотела. — Неужели вы, мальчики, и правда думаете, что, если в округе хоть один парень отыщется, девочки сразу на него полезут? Что мы готовы наброситься на каждого и наградить сеансом групповых ласк?
— А что, такого не бывает? — спросил он.
Я даже не стала на это отвечать.
— А что плохого в черлидершах? — спросил он, довольный тем, что меня разозлил. — Я не говорю, что мне нравятся только черлидерши. У меня просто нет предубеждений.
— Это не предубеждение, — твердо сказала я.
— Нет? А что тогда?
— Меня раздражает сама идея черлидерш, — сказала я. — Красавицы по бокам спортплощадки, убеждающие парней в том, что они крутые.
— Ты судишь о людях, которых не знаешь, обсуждаешь их внешний вид и делаешь выводы. По мне, похоже на предубеждение, — сказал он.
— Нет у меня никаких предубеждений! — не сдержалась я.
Мы были одни в этом поле. Наверху — оловянно-розовое небо, а вокруг — только силуэты голых деревьев, похожие на тонкие руки, прорывающиеся из-под земли. Белый кружащийся снег, свист ветра и тени домов вдалеке.
— Слушай, — сказал Стюарт, не желая прекращать свою дурацкую игру, — откуда тебе знать, что в свободное время они не работают медсестрами? Или, может, котят спасают или кормят бедных.
— Потому что они не делают ничего такого, — сказала я и обогнала его. Я поскользнулась, но удержала равновесие. — В свободное время они делают эпиляцию воском.
— Ты все выдумываешь, — крикнул он мне в спину.
— Ною мне бы не пришлось объяснять. Он сам бы все понял.
— Знаешь, — спокойно сказал Стюарт, — может, этот Ной и вправду такой чудесный, как ты говоришь, но лично я пока не впечатлился.
Мне все это надоело. Я развернулась и решительно зашагала обратно.
— Ты куда? — спросил он. — Эй, да ладно тебе…
Он пытался сделать вид, что не произошло ничего особенного, но мне все это надоело до чертиков. Я шла быстро, не останавливаясь.
— Обратно далеко идти! — прокричал он, стараясь догнать меня. — Не надо! Я серьезно.
— Прости, — сказала я, стараясь сделать вид, что мне все равно. — Просто я подумала, что мне лучше…
Раздался новый звук. Новый звук на фоне свиста ветра и скрипа снега. Он был похож на треск бревна в костре, и в этом чувствовалась какая-то неприятная ирония. Мы оба застыли. Стюарт бросил на меня тревожный взгляд:
— Не двиг…
И лед ушел у нас из-под ног.
(глава шестая)
Вы, наверное, никогда не проваливались под лед на замерзшем ручье. Вот как это происходит.
1. Вам холодно. Так холодно, что Отдел оценки и регулирования температуры, узнав об этом, заявляет: «Нет, это вы без нас, мы пас», вывешивает табличку «Обед» и возлагает всю ответственность на…
2. Отдел боли и реакции на нее, который, получив из температурного отдела абракадабру, в которой ничегошеньки не понимает («А наше ли это дело?»), начинает жать на все кнопки подряд, вызывая у вас странные ощущения и подключая к работе…
3. Отдел замешательства и паники, где всегда найдется тот, кто готов по первому же звонку подойти к телефону. В этом отделе только и ждут, чтобы взяться за работу. Всем известно — в Отделе замешательства и паники обожают нажимать на кнопочки.
Из-за этой бюрократической неразберихи в наших головах мы со Стюартом в первую секунду оказались неспособны что-либо сделать.
Когда мы немного пришли в себя, я смогла осознать, что происходит. Хорошие новости — мы ушли в воду только по грудь. Ну, не мы, а я. Я ушла в воду по грудь, а Стюарт — по середину живота. Плохие новости — мы провалились в дыру во льду, а выбраться из дыры во льду сложно, если ты застыл от холода. Мы оба пытались выкарабкаться, но лед ломался всякий раз, когда мы пытались за него ухватиться.
— О'кей, — дрожа, произнес Стюарт. — Х-х-холодно тут. И с-стремно.
— Да? Серьезно? — сказала я и закричала. Только воздуха в легких на то, чтобы закричать, у меня не хватило, поэтому вместо крика я издала какое-то шипение.
— Мы д-д-должны его с-с-сломать, — сказал Стюарт.
Мне эта идея тоже приходила в голову, но было приятно слышать, что он произнес это вслух. Мы оба начали ломать лед, работая окоченевшими руками, как роботы, пока не добрались до толстой корки. Вода здесь была не такая глубокая, но все равно не по щиколотку.
— Я тебе помогу, — предложил Стюарт, — подсажу снизу.
Когда я попыталась пошевелить ногой, она не сразу согласилась мне подчиниться. Ноги у меня онемели так, что отказывались шевелиться. Когда я наконец смогла закинуть коленку на лед, руки Стюарта уже слишком замерзли, и поддерживать меня он не мог.
