Маша Царева - Золушки для холостяков
Мало того что этот экземпляр был красив, как Брэд Питт, так вокруг него еще и чувствовалась особенная аура мужественности, и, учуяв этот неслышный сигнал, все присутствующие в зале женщины устремились к красавцу, как мухи к тазу со свежесваренным клубничным вареньем!
А буквально через несколько минут выяснилось, что таинственный рыцарь еще и образован, начитан и крайне приятен в общении.
– Это Григорий, мой жених, – объявила сияющая от гордости именинница.
Альбину передернуло – жаба хвасталась своим мужчиной, как будто бы тот был не живым человеком, а новым, специально сшитым для нее нарядом.
– И у нас есть небольшое объявление.
Ну вот, подумала Альбина. Сейчас они обнародуют дату свадьбы и пригласят всех присутствующих на торжество, и совсем не потому, что и в самом деле хотят всех их видеть в столь ответственный день, а потому что им нравится замечать зависть в глазах окружающих. Взорвется очередная стодолларовая бутылка шампанского, и праздник будет испорчен окончательно. А потом Аля вернется домой, скинет туфли на шпильках с измученных неудобной обувкой ног, аккуратно обернет полиэтиленом свою выстраданную норковую шубенцию и подумает о том, что у девушки, чей папа работает простым школьным завучем, почти нет шансов на социальный успех. Если только эта самая девушка не подсуетится и вовремя под кого надо не ляжет, что тоже весьма проблематично, потому что «те, кто надо» нынче слишком уж разборчивые.
Но выяснилось, что сладкая парочка желает оповестить общественность о другом.
– Мы с Григорием не только любим друг друга, но и собираемся стать… деловыми партнерами, – застенчиво объявила жаба.
– Какими? Половыми? – уточнила у кого-то Аля, за что была награждена ледяным молчанием, которому предшествовал недовольный презрительный взгляд.
Счастливая невеста тем временем продолжала хвалиться своими достижениями:
– Как вы знаете, я певица…
(В этом месте Аля фыркнула, нечаянно забрызгав элитным шампанским белое платье впереди стоящей девушки.)
– А Григорий, по случайному совпадению, бизнесмен, который желает заняться музыкальным продюсированием.
«Ну да, действительно, по чистой случайности, – подумала Альбина, попутно запихивая в рот целую пригоршню прихваченных с фуршетного стола креветок. – Да я ручаться готова, что твой папаша вас специально для этого и свел! Да я не удивлюсь, если он еще и приплатил твоему продюсеру, чтобы тот согласился ублажать такую жабу, как ты! Черт, какая же я все-таки недобрая!»
– И вот на этой неделе мы наконец пришли к соглашению, которое изменит всю мою жизнь. – Невеста промокнула краешек абсолютно сухого глаза бумажным платком.
(И надо же было именно в этот момент взгляду Альбины встретиться со взглядом этого Григория!)
– Изменит всю мою жизнь… – с придыханием вещала жаба.
Она еще и знать не могла, что на самом деле в тот момент изменилась вовсе не ее жизнь, а жизнь, ни много ни мало, Альбины.
В тот момент, когда Алька мне все это рассказывала, она была похожа не на простую смертную, не на полуживую от стресса муху, трепыхающуюся в паутине бытовых проблем, а на фею из фильма в жанре фэнтези. Ее глаза сияли, как будто бы Аля в них накапала белладонны, и лихорадочный румянец на щеках упрямо пробивался сквозь незаметную человеческому глазу толщу аристократически-беловатого тонального крема.
– Настька, он так на меня посмотрел! На меня так никто и никогда не смотрел, – шептала она.
А я гадала, что же означает это загадочное «так», потому что в данный момент половина присутствующих в кофейне «Аристократъ» мужчин пялилась на одухотворенное Альбинино лицо с восхищением истинных ценителей искусства. Если она не замечает таких вот пылких взглядов, то как же смотрел на нее этот роковой Григорий?
– Как электрический ток, как шаровая молния, – бормотала Аля. – Я сразу поняла, что у нас с ним будет нечто особенное. Не просто флирт, не просто секс и даже не тривиальный затяжной романчик. О-со-бен-но-е! Понимаешь?
– Не понимаю, – честно призналась я. – Он же вроде как будущий муж твоей подруги.
– Да какая она мне подруга, жаба эта, – досадливо поморщилась Альбина, – мы всегда друг друга недолюбливали. Ума не приложу, зачем она вообще меня туда позвала. Наверное, просто покрасоваться хотела.
– Ну и покрасовалась, видимо, – с кривой ухмылкой подытожила я, – раз ты несколько суток спустя звонишь мне и объявляешь, что у тебя появился продюсер.
Альбина попыталась выдать смущенную улыбку, намекающую на наличие совести, но ничего у нее не получилось. Она сияла, как начищенная песком сковородка, и ничего поделать с этим не могла.
– Ну да. Он сам ко мне подошел, мы обменялись телефонами. Я думала, что мы потом созвонимся и все будет как у людей, но… Короче, Настька, мы занимались этим прямо в гардеробе.
Она выглядела как ребенок-диатезник, который тайком от родителей ухитрился слопать килограмм шоколадных конфет, и вот теперь, когда уже ничего нельзя поделать, делится впечатлениями.
Я уточнила:
– Под «этим» ты, видимо, подразумеваешь секс?
– Нет, распевание романсов, – съязвила она. – Конечно, секс! Хотя нет, это был не просто секс… Это была любовь!
– Ну ты даешь, – протянула я, – ты хочешь сказать, что соблазнила мужика прямо на глазах у его невесты, да еще и умудрилась в него влюбиться, и теперь у вас роман?
– И не просто роман, – заявила эта сумасшедшая. – Вчера я подписала с его продюсерским центром контракт! Мы будем вместе работать.
– А эта… Как ты там ее называешь… жаба?
– Ее побоку, – махнула рукой Аля, – да что ей сделается, ей папаша еще десяток продюсеров организует. По оптовой цене!
Мне даже как-то не по себе стало, ведь Альбине всего двадцать два года. Какой я была в двадцать два? Почему-то сейчас мне кажется, что это было жутко давно, еще в эпоху палеолита. Кажется, я накручивала челку на бигуди, стеснялась лишнего веса, подрабатывала курьером и мечтала о том, что когда-нибудь моя грудь, возможно, подрастет размера на полтора, и тогда у меня будет откровенное красное платье, которое я стану носить с темными очками, как блондинка из рекламного ролика мартини.
Зимой я каждую субботу ходила с однокурсниками на каток. Летом любила играть в парке в бадминтон. Конечно, идиллией моя юность не была – например, однажды меня поймали с косячком на заднем дворе университета, а еще один раз я выпила полбутылки портвейна прямо перед зачетом по античной литературе и, вместо того чтобы нараспев читать Гомера, блевала в туалетной кабинке, а подружка Лена услужливо поддерживала мои волосы. Еще у меня был пейджер, и мне казалось, что, когда он пиликает, все смотрят на меня с нескрываемым уважением. Тайком из телефона-автомата я отправляла себе сообщения с интервалом в пятнадцать минут, а потом садилась в журфаковскую библиотеку и пожинала лавры. Еще я была влюблена в аспиранта, который одно время вел у нас философию. И один раз написала ему любовное письмо, прочитав которое он покраснел, снял очки и долго всматривался в лица присутствующих, но так ничего и не сказал.
