Анна Борисова - Креативщик
У нас тихо, только комары звенят.
– Всё, – сказал режиссер. – Кранты. Запись идет?
Это он уже перестроился. Раз нельзя спасти, будет сенсационная видеозапись. Мне от такого профессионализма стало еще страшней, чем от картинки на мониторе… Ты что затихла?»
«Слушаю», – тихонько прошептала девочка.
«Олеся на земле сидит, сжалась вся, а бандит то на золото фонарем светит, то на нее. И приговаривает:
– Ну жизнь, ну кошка полосатая. То наждаком по рылу, то на тебе: и Гагра, и виагра».
«Чего?» – переспросила девочка.
«Поговорка такая. В смысле разом и богатство, и красивая женщина. „Гагра“ это раньше такой курорт был, по прежним временам считался шикарным. Ну, а „виагра“ – лекарство, для… как тебе объяснить…»
«Знаю я, для чего оно».
«Да?»
«Вы чего? Пятиклашки, и те знают. И чего, он стал ее насиловать?»
«…Я не хотел про это, но дети теперь такие… информированные. Да, он сказал ей буквально следующее:
– Выбирай, лялька. Или я тебя сначала грохну, а потом… Нет, буквально не получится».
«Ладно вам. „Сначала грохну, потом трахну“ или „Сначала трахну, потом грохну“. Нормальное слово, меня папа с мамой за него даже не ругают. А она чего?»
Креативщик закашлялся, повздыхал.
«Ну, в общем, примерно так людоед ей и сказал.
Режиссер как закричит:
– Соглашайся! Пока он тебя трахать будет, вертолет взлетит, ребята подоспеют! Не будь идиоткой!
Уж не знаю, что у него в голове было: ее спасение или уникальная съемка. Видимо, полное совпадение приятного с полезным.
Олеся будто услышала. Перестала кричать. Трясется вся, губы прыгают, но сказала звонко:
– Ты меня не грохнешь. Я знаешь какая? Ты таких классных девушек в своей паршивой жизни не видал. Реально улетишь. Гарантирую.
Знаешь, что меня больше всего поразило? Что у нее в этот миг глаза были широко-широко открыты».
«Ну и что?»
«А то. Чувство страха испытывают все люди. Но делятся при этом на две категории. Вот ты, когда лифт застрял, первым делом что сделала?»
«Заорала».
«Нет. Ты зажмурилась и боялась глаза открыть. Случилось самое ужасное, чего ты больше всего боялась, – и ты зажмурилась. А есть люди, которые от ужаса открывают глаза как можно шире. Только так и надо себя вести в минуту страшной опасности».
«Я же ненарочно. Они сами зажмурились».
«Правильно. Они зажмурились, а ты заставь их разжмуриться обратно. Потом набери полную грудь воздуха. И страх отступит. Бывают в жизни ситуации, когда середки нет: или страх тебя победит, или ты его. Будешь держать глаза закрытыми – считай, пропала. Особенно, если помощи ждать неоткуда. Ты про это всегда помни».
«Ладно, буду помнить. Вы дальше рассказывайте».
«Лицо Олеси было хорошо видно. Я просто физически чувствовал, как она выдавливает из себя страх. Извилин в мозгу у нее, может, было и немного, но сила воли и характер ого-го какие. Поняла, что кроме как на саму себя надеяться не на кого, и вся мобилизовалась. Когда человек в минуту стресса сумел повернуть свой страх в другую сторону, он становится самым опасным существом на свете. Знаешь, и воробьиха, защищая птенца, может отогнать кошку. Вот тебе и эрноид с „фабрики звезд“.
Удивительно, но болван-уголовник этой перемены не почуял. Наоборот, расслабился.
– Валяй, – говорит. – Старайся. Покажи класс. Может, я тебя и не грохну. Может, в невесты возьму. С таким приданым – не вопрос.
Я стою, будто окаменел. Не могу отвести глаз от лица Олеси. А режиссер все бубнит в рацию:
– Взлетели, наконец? Уже над ущельем? Спускайтесь, спускайтесь! Но в пещеру без моей команды не соваться!
Олеся тем временем эротический танец изображает. Крутит бедрами, водит по себе руками. Насмотрелась пошлости по телевизору. Старается, как может.
– Идет запись, идет? – волнуется режиссер. И милиционерам: – Готовы? Минут через десять-пятнадцать, не раньше. По моей команде. Пусть он в раж войдет. Тогда его взять будет легче.
Я на него кидаюсь.
– Вы что?! С ума сошли?
У парня глаза безумные.
– Не мешайте! Такого реалити-шоу еще не бывало! А от девчонки не убудет. Она у себя в Барнауле, или откуда она, всякое повидала.
Не знаю, прав он тут был или нет, но Олеся такой ценой спасать себе жизнь не пожелала.
Один из ассистентов вдруг говорит:
– Глядите! – и показывает на монитор, где девушку видно со спины. – Что это она делает?
Я тебе уже говорил, что в снаряжение искателя среди прочего входит второй фонарик. На случай если большой разобьется.
Левой рукой Олеся водит у себя по животу, по груди, а правую завела за спину, вроде как в истоме. И шарит по ремню.
Вынимает из чехла фонарик.
Мы не возьмем в толк, что это она удумала. По голове, что ли, хочет ударить? Но фонарик легкий, из пластика.
Вдруг Олеся берет его левой рукой за шею, притягивает к себе.
– Смотри сюда…
Той же рукой оттягивает на груди майку. А когда он наклонился, быстро вынула из-за спины правую руку, щелкнула кнопкой – и лучом ему прямо в глаза. Представляешь? Он, конечно, ослеп, зажмурился, а она…»
Вдруг в кабине вспыхнуло электричество, и креативщик сам зажмурился.
Лифт качнулся, скрежетнул, пополз вниз.
«Уррааа!» – завопила девочка и даже подпрыгнула от радости, чего делать не следовало.
Лифт содрогнулся и снова встал.
«Ну вот, придется досказывать при свете. – Старик, казалось, был разочарован. – Осталось совсем немного. Только развязка. Довольно неожиданная».
«Тетенька! Мы снова застряли!», – не слушая, отчаянно закричала девочка.
Кабина качнулась. Поехала.
На первом этаже школьница с визгом выскочила. Зажав под мышкой портфель, бросилась к выходу.
«А как же развязка?» – в панике спросил старик.
Она обернулась.
«У нас на втором уроке по английскому контрольная. Я к вам потом зайду, можно? Доскажете. 76-я, я запомнила!»
И унеслась, только дверью хлопнула.
«Контрольная по английскому – это, конечно, дело серьезное…» Креативщик будто сам себя утешал. Но вид у него был кислый.
Из парадной он вышел вялой походкой, опираясь на трость.
Прищурился от солнца. Посмотрел на часы.
9:20
В застрявшем лифте старичок проторчал целый час, однако, судя по неторопливости, с которой он осматривал двор, спешить ему было совершенно некуда.
Во дворе было пусто. Все, кто рано встает, разошлись или разъехались, кто на работу, кто на учебу, кто по магазинам. На скамейке у парадной сидела одинокая старушка. На нее-то говорливый обитатель 76-й квартиры и уставился.
Она тоже смотрела на него с любопытством. Делать бабушке было нечего, а тут незнакомый человек. Притом необычный – со старинной тростью.
«Доброе утро», – чуть поклонился он.