Юрий Покальчук - На южном берегу
Их тогда перебил Юрко, вылезший из воды (утром он всегда далеко плавает), и начал о чем-то, как всегда, с шутками-прибаутками. А я уже вытерся, оделся и сидел под солнцем, как будто грелся, ожидая их. Даже глаза зажмурил. А сам думаю. Вот тебе и друзья! Столько времени проводят вместе, и все в беседах. И что же — вот так они и разговаривают? На чем же тогда основана их дружба?
Даже если этот разговор для Роберто с Виталием случаен, а в принципе они лучше понимают друг друга, то как же общаются те, что друг в друге не заинтересованы. Выходит, они просто не слышат, что им говорят, а лишь делают вид и думают о своем, и только?
Я целый день обращал внимание на говорящих и беседующих. Потому у меня и не выходило ничего сегодня, и шатался я как неприкаянный.
Ведь все так и было. Каждый в себе, каждый говорит о себе, о своих делах, а другого воспринимает постольку-поскольку. Представляю, ты можешь сказать, что все это глупости, условности, относительность, просто бзик у меня и так далее. Согласен. Я не прав, но вот сообразить, как выйти сейчас из этого круга, не могу.
Я хотел бы с кем-нибудь обо всем этом поговорить. Но не с кем. Потому что ни с того ни с сего подойти к Виталию не могу, хотя он и хорошо ко мне относится, но все же...
Мне тут страшно интересно и вместе с тем трудно. Очень трудно.
Потому что я самый молодой в группе, и все меня считают маленьким. Даже Роберто. Виталий и то ко мне внимательнее, а Роберто часто подчеркивает: «Ну, ты еще мал, Сашко, тебе этого не понять», или что-то в этом духе. Меня эти реплики страшно обижают. Я знаю, что Роберто ко мне очень хорошо относится и все ребята, но... Они не воспринимают меня всерьез. Вот и получается, что я и с ними, и как-то всегда один, потому что у них свои дела, сложности, которых мне не доверяют. Мне бы очень хотелось быть сейчас хоть на два года старше. Чтобы уже закончить школу и учиться в институте или работать. Ну, быть самостоятельным. Я бы тогда среди них чувствовал себя намного лучше. Хотя и понимаю, что у меня просто такое настроение сегодня, а вообще все идет хорошо.
Впереди еще целый длинный год в школе. Хочется, чтобы он миновал скорее, и перейти в новую жизнь. И в то же время я боюсь, просто боюсь этой новой жизни. Я прекрасно понимаю, что говорю сейчас глупости, но все это истинная правда — я так чувствую. Я уже давно понял, что взрослым быть трудно, а в чем-то и плохо. А на протяжении этого года мое восприятие окружающего слишком уж обострилось, я осознал, что детство мое уже кончилось, что этот последний год в школе будет совсем не таким, как предыдущие, да и стал я другим, и постоянно меняюсь.
Вот начали у меня расти усы, и мне приятно, я даже горжусь, что у меня такой густой и темный пух. И вместе с тем знаю, что вот побрею его в первый раз и стану уже бриться время от времени, буду становиться мужчиной, а не мальчиком. А за этим придет столько проблем.
Я бы хотел всегда оставаться маленьким, даже меньше, чем сейчас. Мне очень приятно играть с малышами. Ты знаешь, и сейчас всегда вожусь во дворе с младшими, играю и сам в их игры, и они всегда со мной, куда я ни скажу, что бы я ни придумал.
Я понимаю, что этого не может быть, и мне грустно, ибо взрослые годы надвигаются на меня как что-то тяжелое, неумолимое и неприятное.
Я никогда никому об этом не говорил — надо мной стали бы смеяться. А сейчас мне хочется быть до конца откровенным, потому что слишком много всего вокруг — трудности уже начались.
Помнишь, когда мне было лет десять, я допытывался у тебя, почему люди умирают? Ты спокойно отвечал, что умирают, потому что, мол, все умирают. Как — все? Я не мог поверить, что и ты умрешь, и мама, и я. Особенно я. Я тогда даже плакать начал, что не хочу умирать, а ты просто смеялся, — тебе было приблизительно столько лет, как мне сейчас, может, как Роберто. Я тебя просто смешил. А я надолго задержал в себе ту мысль, тот страх, и сейчас, когда думаю о том, что каждому человеку когда-нибудь придет конец, мне становится страшно.
Если видел взрослого человека впервые, то воспринимал его как нечто завершенное, целое, так же я воспринял и нашего режиссера Миколу Андриевича Каминского, ты его видел. Прошло немного Времени — мы в одной группе, все обо всех знаем и начинаем видеть недостатки каждого. Знаешь, что меня особенно поражает в нашем Каминском? Даже Соломко, второй режиссер, не так интересен. Ну, может, фальшивое совершенство, фальшивая взрослость. То есть на самом деле он совсем не такой «взрослый», «режиссер», «умный», «опытный» и так далее, каким себя считает, а может, нет, не считает, а просто старается показать перед другими. Сам прекрасно знает свои недостатки, а перед другими изображает: такого суперкинодеятеля, что становится даже немного смешно.
Но изображают все. Каждый из себя что-то изображает, старается показаться перед другими в наиболее привлекательном виде. Я когда думал об этом, то понял, что и сам тоже что-то изображаю, и мне стало неприятно. Теперь я постараюсь быть все-таки самим собой. Я говорю — постараюсь!
Но я еще мал. А вот как же быть со взрослыми, с этой взрослостью. Как понять, где действительная взрослость, что она такое и кто взрослый?
Ведь тот же Каминский, когда забывает, что он «взрослый», «суперкинорежиссер», то очень приятно и мило себя держит. И вдруг проявляет живой интерес к чему-то, обычный, человеческий, или возникает у него какое-то обычное «невзрослое» настроение, а потом спохватился — и уже «режиссер».
Леня, я запутался во всем этом.
Тут еще такое дело. Эти девчата из Львовского политехника. Мы с ними всегда на пляже, и на танцы к ним ходим, и вообще вместе. И у меня снова проблема — как себя с ними вести? Все они старше меня. И, например, та же самая Леся очень симпатичная, и очень мне нравится, хотя я прекрасно понимаю, что там уже Роберто и все такое. Но все равно мне с ней приятно находиться рядом, вообще с этими девчатами. Они со мной очень легко держатся, запросто, гораздо проще, чем с другими ребятами. Часто зовут меня с собой куда-то то одна, то другая, когда надо что-то принести, или пойти воды напиться на пляже «за компанию», или что-то еще.
Мне страшно приятно, но, понимаешь, это все невсамделишное. Они воспринимают меня как маленького и потому чувствуют себя со мной легче и свободнее.
А я, кстати, не такой уж и маленький! И прекрасно понимаю, что такое девчата, и мне бы хотелось, чтобы они ко мне относились, как к другим ребятам, словом, принимали всерьез. Снова ничего не поделаешь, приходится мириться. Но временами такая досада! Вот, скажем, ни с кем из наших ребят Леся так не говорила бы. Были мы на пляже, Юрко и Роберто уплыли далеко в море, а девчата захотели мороженого, ну и Лесе выпало идти за мороженым, а она позвала меня с собой. Я с радостью пошел с ней. А идти было прилично, да там еще очередь. Вот мы и разговаривали дорогой.
Она вдруг спрашивает:
— Сашко, ты не знаешь, чего это Роберто стал вести себя как-то странно. Будто сонный ходит? И с сестрой почти совсем не разговаривает. Они, может, поссорились?
— Не знаю, Леся. Это все заметили. Наш Каминский как-то из себя вышел на съемках, начал на него кричать: «Ты же испанец, понимаешь, испанец, а не вареная морковка! Ты что, не проспался или у тебя живот болит? Ты можешь двигаться или нет?» Потому что Роберто действительно как-то не воспринимал того, что ему говорили. Все не туда лезет, не то делает...
— Может, он болен?
— Да нет, вроде здоров. Во всяком случае зарядку утром делает такую, что больному не под силу. А ты так им интересуешься, Леся?
— Почему это особо интересуюсь? Просто спросила — вижу, что-то творится с парнем.
— Скажи, Леся, а тебе Роберто нравится?
— Ишь ты какой! Что это за вопрос вдруг? Чего ты?
— Да ничего, просто мне показалось, что ты могла бы ответить даже на такой вопрос. Не хочешь — можешь не отвечать.
— Знаешь, Сашко, ты меня так неожиданно спросил об этом, что я просто растерялась. Собственно, ты и сам знаешь, что нравится. Но, искренне говоря, я его до конца не понимаю. Слушай, а ты можешь дать честное слово, что все, что я говорю, ему или кому-то из ребят пересказывать не станешь?
— Ну конечно! Честное слово. Я б и так даже не подумал. Я уже понимаю.
— Видишь, Роберто безусловно интересный парень, ну и симпатичный, и все так у него складно. Но что-то в нем, ну не то чтобы не искренне, а какое-то другое, будто не его, несвойственное ему, чужое. Он как будто состоит из нескольких частей. Его собственная основа и что-то другое, и я не пойму, где его собственное, а где — то, другое. Понимаешь, у парней разный интерес к девчатам. Но мне интересно, что у него внутри на самом деле. Потому что бывает момент, когда я вижу, что он абсолютно откровенен со мной, а бывает и так, что мы смотрим друг на друга будто сквозь стекло. Все хорошее, но ненастоящее. Скажи, а тебе он нравится? Вот ты, парень, как ты его оцениваешь?
— Мне Роберто очень нравится. Хоть я его и не знаю хорошо, мы не так давно и познакомились, но все равно. Я думаю, это очень хороший парень, хотя у него, как и у каждого, есть свои недостатки. И немало. Но это все, я думаю, не главное в нем. Одним словом, Роберто мне нравится.
