Энтони Бёрджес - Враг под покрывалом
Хаджа Зейнал Абидин весьма осторожно сообщил Хардману, что обоих, «возможно», коммунисты убили. Две идентичные смерти не вызывали никаких сомнений: долбильщики равнодушно стояли вокруг с открытыми ртами в момент совершения казни. Но может быть, на уме у хаджи Зейнал Абидина был более тонкий, более судебный вопрос о конечной ответственности. Макбет не втыкал в Банко нож, но все-таки убил его. Известно, что террористы-коммунисты, профессиональные убийцы, частенько по просьбе долбильщиков убирали непопулярных десятников. Они время от времени с радостью принимали заказ на убийство, довольствуясь вознаграждением в виде риса и нескольких банок говяжьей тушенки. Может быть, стоит, а может, не стоит принять во внимание, что и Биллем Пийпер и Джон Хит были застрелены за несколько дней до отъезда на родину. Мусульманский брак не нуждается в гражданском контракте, чтобы считаться законным в мусульманском штате, но в христианской стране брак без благословения регистратуры не брак. Просто есть вероятность, что и Пийпер и Хит легкомысленно относились к женитьбе на чи Норме, хотели просто «трахаться», выражаясь по-американски; носили мусульманские имена, как смешной маскарадный костюм. Но чи Норма – не Чио-чио-сан. Ружейными выстрелами коммунистов говорил Аллах, и чи Норма дважды стала богатой вдовой: премии надежно лежали в Англо-китайском банке, каучуковые компании выплатили приличную компенсацию, жизнь была застрахована. Теперь она, хозяйка в собственном доме, снова думала о замужестве, может быть о последнем. Сама продумала детали брачного контракта: если уж придется хорошо заплатить Руперту Хардману, решила оправдать свои деньги. Новый брак выше рангом: Хардман – специалист, не пресловутый десятник. Последуют приглашения в Резиденцию в день рождения королевы, танцы в клубе, престижные прогулки под руку с мужчиной, белую незагоравшую кожу которого с евразийской не спутаешь. Джон Хит пришел пьяный из клуба – один только раз, – и с жаром объявил, что кто-то назвал его серани. Коричневое лицо и руки – работа на воздухе, – женитьба на малайке; клубные кошечки с большой охотой ждали прикосновения смоляных черных усов. Он врывался бурей, многословно раскаивался в женитьбе, чи Норма в ответ метала ножи смертоносных речей, в заключение швыряла стул, потом, возбудившись, тащила его в постель. Биллем Пийпер не позволял себе никаких окровавленных раненых криков: возможно, действительно был евразийцем.
Дом был хороший, прочный, полный свежего воздуха даже без вентиляторов. Пока служанка убирала, чи Норма одобрительно оглядела комнаты, не жалея о высокой заплаченной за дом цене. И вид хороший. С веранды виден суд, банк и Большая мечеть, пикантная антология архитектурных стилей: колониальный палладианский, робкое подражание Корбюзье, голливудская Альгамбра. Никаких вопросов к мужу, явившемуся домой, благоухая хлорофилловыми таблетками, с жалобами на долгий день, проведенный в суде. Она его увидит на входе и на выходе. Другое дело – контора на джалан Лакшмаиа, но на джалан Лакшмана полным-полно ее соглядатаев. Чи Норма направилась к задним дверям, выглянула в прохладный сад: дождевое дерево и «лесной огонь», кричащие малайские цветы, в потугах любви классифицированные служащими Министерства сельского хозяйства на холодной латыни, но получившие от свободных крестьян более грубые прозвища, прозвища, чи Норме практически неизвестные, так как для нее все цветы относились к одной широкой категории бунга. Ибо единственное значение в ее жизни имела плоть. У ног ее лежала куча листьев под названием «недотрога»: они прикидывались умирающими и сворачивались при приближении руки или ноги. Видя это, чи Норма чему-то тайком улыбнулась.
Чи Норма была красивой женщиной. (Еще одно самодовольное европейское заблуждение, будто восточные женщины быстро утрачивают красоту.) Чи Норме исполнилось сорок два, но волосы под перманентом не потеряли блеска, гладкая кофейная кожа, большие глаза, подтянутый подбородок. Прекрасно сложена: широкие бедра, но тонкая талия; пышнотелая, как гомеровская героиня. Походка ее заставляла припомнить образы, свойственные малайским поэтам, писавшим под персидским влиянием: дыни в сезон дынь; никогда не тающие луны-близнецы; но чи Норма старалась и не расплываться. Ела немного риса, обожала салат из огурцов, «дамских пальчиков», красного перца; чуточку нежного мяса из сингапурского холодильника, изысканный выбор морепродуктов. Ела только когда была голодна. Умела танцевать, но в игры не играла. Немножечко знала голландский, разговаривала на писклявом английском без интонаций. Говорила на малайском языке штата Ланчап, штата, где, пользуясь идиомой, впервые пролилась ее кровь; говорила на нем пламенно, с резкими гортанными перебивками, с массой клокочущих удвоений. (Малайцы по своему усмотрению повторяют слова ради множественности и усиления. Оба эти случая справедливы по отношению к чи Норме.)
Сегодня у ее суженого дело в суде. Ей было известно, что в двенадцать тридцать суд отправляется перекусить, скоро она увидит, как он выходит, худой, очень белый, вполне элегантный в неоплаченном тропическом костюме. (Столько его счетов придется оплатить; что ж, она заплатит.) Чи Норма приготовилась до реального подписания брачного контракта пользоваться своим будущим правом контролировать его передвижения и контакты. Времени много. Но ей почти сентиментально хотелось прорепетировать роль жены, которая ждет на пороге, машет тощей приближающейся фигуре, белому мальчишескому лицу, возможно расплывшемуся в приветственной улыбке. Реалистично мыслящая, как все аче, она знала, приветственная улыбка недолго продержится, или, даже если продержится, перекосится. Но старалась продлить редкое сентиментальное настроение, даже попыталась усилить его, применительно к будущему и к прошлому, поэтому сходила за фотоальбомом, усевшись босиком на ступеньке.
Фотографии из ателье: она сама в богатом малайском костюме; в пенистом вечернем наряде; в профиль с обнаженными коричневыми плечами; в довоенном Сингапуре с подружкой-яванкой; групповой снимок в поместье, рядом с ней обреченный голландец; она в купальнике, провокационно раскинувшись на солнце; китайский обед со вторым мужем, неловко запихивающим в рот кусочки; рассеянно улыбающийся Биллем, обнявший ее. Сентиментальное настроение не удержалось. Ее взгляд стал жестким.
Вскоре она вынесла на лестницу тарелку холодного кэрри с говядиной, с кусочками жгучего перца, принялась деликатно тыкать вилкой. Потом, не сознавая иронии, загудела «В один прекрасный день», ковыряя в зубах. «Человек, человечек идет по падангу». Слов она не знала.
Около двенадцати тридцати суд прекратил работу. Чи Норма увидела, как выходит ее нареченный, разговаривая с тамилом в белом костюме, по-адвокатски жестикулирует, держа портфель под мышкой. Потом увидела, как он готовится отъезжать, потом еще кто-то слева вышел на сцену и дружески его приветствовал.
В глазах ее замерцала гроза, ибо она, несмотря ни на что, была дочь ислама, а Руперт говорил с мужчиной, с которым не должен был говорить. Чи Норма стукнула кулаком на пустой тарелке из-под кэрри, и та раскололась на две половинки.
5
Позвонив еще ожидавшему в клубе клиенту, сообщив ему, что дело (о нарушении контракта, возбужденное слугой) будет слушаться не раньше второй половины дня, Руперт Хардман вышел из суда, раздраженно вытирая лицо и шею, зажав портфель под мышкой, слушая тараторившего тамила-переводчика, имя которого он позабыл. Китайские дела быстрые, тяжущиеся стороны спешат вернуться к делам, но индусы питают к закону нездоровую любовь, так что мелкое дельце о краже десяти долларов вырастает в высокую драму – с причитаниями, раздиранием уже рваных рубах, с горящими глазами, поэзией, с театральной демонстрацией младенцев в кульминационные моменты. Дело наверняка займет почти весь остаток дня – в связи с определенным драматургическим ритмом можно было грубо судить о его продолжительности; публика возражать безусловно не будет. Суд – цирк для бедных; скамьи были битком набиты aficionados[25] коротких ответов и длинных ответов, крещендо, кульминаций, биения в грудь и закаченных глаз, слез и повествованья о горестях.
– Наш досточтимый судья, – говорил переводчик-тамил, – чрезмерно очарован прелестями английских идиом. Он сказал китайцу-ответчику, что на сей раз прощает его, но дальше ему придется самостоятельно плыть в каноэ. Наш друг Вон перевел это слишком буквально, объявив, что ответчик во искупленье вины должен сплавать в сампане[26] вверх и вниз по реке. На что ответчик заявил, что согласен на все, кроме сампана, – на штраф в тысячу долларов, па неделю тюрьмы, – но не может в таком возрасте бросить бизнес и стать сампанщиком. Видите, какие глупые эти малайцы. Малайский судья заходит слишком далеко, включая английский язык, а, по нашему мнению, досточтимый чи Юнус не является исключеньем из правил.
