Платон Беседин - Чётки
— Дальше я сам.
— Хорошо, — кивает Дмитрий, — во сколько у вас поезд?
— В полдесятого утра.
— Тогда в восемь буду у вас.
— Спасибо, — мы прощаемся за руку.
Поднимаюсь в номер. Налево — ванная комната: унитаз, душевая, коврик в виде рыбы. Прямо — гостиная: просторная кровать (хорошо бы пригласить сюда Жанну), тумбочка с шухлядами, небольшой телевизор.
Разбираю сумку. Сначала водку в холодильник, потом ноутбук и пиво на стол. Никаких соцсетей — только почта.
Три письма в Gmail. Первое — от Алика Добрина, писателя и редактора. Лично мы незнакомы, но мне нравится, как он пишет. Просил его о рецензии. И вот, спустя три недели, он ответил:
Алик Добрин [email protected] кому: мне Показать детали 12.02.12
Дорогой Юрий! Рад получить от вас письмо.
Конечно, я бы написали рецензию на ваш последний роман, но написание рецензии требует времени и сил.
К тому же, у меня проблемы, связанные с зарплатой, с которой тянут в издательстве вот уже второй месяц. Честно говоря, не на что купить утренний круассан и выпить рюмку коньяка.
На вечерний — ещё удаётся кое-как наскрести, а вот на утренний — нет. Может, одолжите мне, как человек милосердный, 1000 долларов до зарплаты?
Искренне ваш,
Алик
Второе письмо от Александра Воробьёва, московского писателя с солидными тиражами. Он отвечает не мне, а Ольге Зайцевой, литературному представителю Юрия Каменина. Хотя она ему не писала. Ольга, моя бывшая жена, до развода занималась всей перепиской, а после я продолжил писать от её имени. Воробьёву «Ольга» отправляла мою книгу об Антонии Печерском для серии «ЖЗЛ».
Alex Vorobey [email protected] кому: мне Показать детали 12.02.12
Ольга! Начал читать книгу вашего подопечного Юрия. Буду откровенен — читал только лишь из уважения к вам. Но даже моего уважения не хватило, чтобы дочитать. Уж простите, Оленька!
И вроде бы линия есть, да и фигура выбрана любопытная, но поймите — есть ещё такая вещь как талант. Понимаете? Т-А-Л-А-Н-Т…
Послушайте моего совета — бегите от Юрия. Пока не поздно. К тридцати пяти он поймёт, что никакой он не гений и даже не талант, а так, ещё один убогий графоман, и тогда у него начнутся жуткие истерики, депрессии. Зачем оно вам надо!? Бегите от него. Пока не поздно.
А.
Эх, Саша, Саша, ай да сукин сын! Иду к холодильнику. Беру бутылку «Зелёной марки», пью из горла. Третье письмо от критика Любарского. В «теле» письма только ссылка. Кликаю.
Неудачливый инквизитор, о романе Юрия Каменина «Молот ведьм».
…тотальный кошмар в трёх частях с прологом и эпилогом…
…среди прочих недостатков книги выделяются языковые небрежности…
..вряд ли получится разобраться в той расписной матрешке, которую представляет собой череда жертв, но в этом вовсе нет нужды: все они — отражения, тени и двойники…
…социальная сатира поверхностна и неоригинальна…
…всё понятно, перед нами типичный образчик маргинальной литературы для горстки сектантов…
Нет сил, читать дальше. Можно захлебнуться злобой. В туалет, на балкон — успокоиться, надо успокоиться! Есть средство, есть способ — сёрфинг по Интернету.
Новости на ukr.net: объявлен короткий список «Русской премии». Точно, сегодня; как же я мог забыть? Номинация «Крупная проза», шорт-лист: Алешковский (США), Васильева (Германия), Птицина (Украина), Катишонок (США), Соколов (Канада).
А я? Где же я? Почему нет меня? И кто такая Птицина?
Гуглю. Ада Птицина. В 19 лет — публикация в «Новом мире». В 20 — лауреат премии «Дебют». В 23 года — первая, всего четыре, книга, вышедшая в АСТ.
А мне тридцать три, и мне одиноко. Три романа в маргинальных изданиях. Разведён, бездетен. Безработный, живу на фриланс. Сам себе не хозяин. И водки почти не осталось.
Нет, хватит литературы! Это всё из-за неё, все эти нервы! Выключить ноутбук, забыть, отвлечься! У меня же есть телефоны девушек. Ощупываю карманы пиджака. Вот он флайер с презентации, на нём губной помадой — номер.
— Да?
— Добрый вечер! Это Юрий Каменин.
— Да, да…
— Вы просили позвонить.
— Да, да…
Впечатление, что жуёт. Или что-то во рту.
— Собственно, звоню. Мы могли бы встретиться сегодня?
— Втроём или вдвоём? — перестаёт жевать.
— Не понял.
— Вы хотели бы заказать нас двоих или одну из нас?
— В смысле?
— Одна: час — 300 гривен. Две: час — 500 гривен. Это со скидками. Как для нашего любимого автора…
Наконец, понимаю:
— Перезвоню.
— Да, да, — её рот, кажется, вновь чем-то заполняется.
Ничего, всё нормально. Есть ещё брюнетка Жанна. Надо только сначала взять вдохновение, потому что в гостинице дорого, а после назначить встречу.
VIII
Парк Победы, где находится гостиница «Аллигатор», занимает несколько гектаров зелёных насаждений от жилых домов до галечного пляжа. Море здесь открытое, чистое. Летом много отдыхающих, похожих на шашлык и люля-кебаб, и ещё больше местных, продающих чебуреки и пахлаву. В незалежной Украине Парк Победы превратился в заброшенную лесополосу, любимое место люмпенов Гагаринского района, поделивших территорию между собой: наркоманам достался лес, бомжам — дзоты, оставшиеся со Второй обороны Севастополя.
В середине девяностых Парк Победы наводнили «чёрные археологи», искавшие ордена, медали, оружие, и самозахватчики, строившие бары, генделики, кафе. Но постепенно все они ушли, оставив развалины среди крымских сосен.
Возрождение Парка Победы началось с установки, по инициативе Лужкова, памятника Георгию Победоносцу, длинной мраморной стелы с окончанием в виде всадника, пронзающего Змея. Затем понадобилось ещё несколько лет, чтобы зажечь фонари, установить скамейки и выложить красно-белой плиткой, — которой тогда выкладывали весь Севастополь — дорожки.
Из крайности в крайность, и вместо заброшенной лесополосы Парк превратился в любимое место московских застройщиков. Начали с «Аквапарка» и гостиницы. Теперь строят жилые дома, отели, развлекательные центры.
Февральским вечером в Парке Победы никого нет. Стемнело. Иду среди сосен по плиточным дорожкам, похожим на соты. Много фонарей, но мало горящих. Несколько неработающих палаток, затянутых тентами с рекламой пива.
У моря на скамейках, обнявшись, сидят парочки в зимних дутых куртках. Летние кафе превратились в пустующие остовы. Вход на пирс закрыт ржавой решёткой. Сам пирс уродливым выступом нависает над морем, зияя пустотами между железобетонными балками.
Зато есть работающий магазин. Беру бутылку «Зелёной марки», шампанское для Жанны, колбасную нарезку «Глобино», томатный сок «Садочек», шоколад «Рошен», печенье, сыр. Складываю всё это в жёлтый пакет «Lipton».
Спускаюсь к морю. Ноги скользят по отшлифованной волнами и временем гальке. Море тёмное, цельное, как глаза дьявола в американских фильмах. Располагаюсь на остатках топчана. Пишу смс брюнетке Жанне с предложением встретиться. Первый раз за сегодняшний день, хотя начался уже день следующий, пью размеренно, с наслаждением, закусывая сервелатом и запивая томатным соком. Небо бескрайнее, вечное, единое с морем, берегом, со мной.
Больше не пить, не сейчас и не здесь. Потому что это передышка. Кажется, в Ведах сказано, что природа — первое проявление Бога. И это свидание с Ним. Не повторить.
Вибрирует «Сатисфакцией» Stones телефон. На бледном экране, как смолы на рентгене лёгких, чёрные буквы: «Привет начала читать твою книгу не понимаю зачем писать такое встретиться не хочу. Жанна».
Говорят, что вода забирает все проблемы и неприятности. Море огромное, в нём растворятся горечь, разочарование, страх. Кричать, орать, вопить, кормя эту огромную движущуюся массу, отдавать ей свою боль и получать нового себя взамен, дрожа то ли от холода, то ли от одиночества; наделённый тысячей прав, но лишённый права жаловаться.
IX
Центральный вход в гостиницу закрыт, захожу в боковые двери. Настя-ресепшионистка сидит за стойкой, смотрит в ноутбук.
— Тяжёлая у вас работа, — выпитое на берегу делает разговорчивым.
— Бывают и хуже, — пожимает плечами. — А сейчас вообще не сезон, из постояльцев — вы и ещё одна пожилая семейная пара.
Разговорчивая Настя, спасибо. Сегодня весь день говорил я, потому что кто-то пришёл, кто-то сказал слушать. Но, когда остаёшься один в почти пустой, как Луна за окном, гостинице, где спят двое, а двое смотрят друг на друга, то видишь себя со стороны и хочется молчать, слушать простые, слишком человеческие вещи. И, слава Богу, некуда спешить. И ноутбук на столе гудит, как летящий самолёт в детстве.
