Николай Двойник - Повесть об одиноком велосипедисте
Отрывок 47
Конец июля.
Неделю я живу на даче.
После продолжительной тишины пришла эсэмэска, и я поехал в Кратово. В старом дачном поселке с трудом отыскал нужный дом. На звонок из-за зеленого забора появилась грузная широколицая женщина лет шестидесяти пяти. Я сказал, что было нужно сказать, и она отвела меня в маленькую комнату, которую сдавала в сезон – ничего лишнего и ценного. Комната выходила на большую террасу. Тут я поставил у двери велосипед и облюбовал просиженный диван, рядом с которым стопками лежали двадцатилетней и большей давности журналы. Переселение было таким спонтанным, что удивляться некогда было.
Женщину зовут Мария Петровна, но реально получается Марь-Петровна. Она добрая, ненавязчивая, ни о чем особенно не спрашивает и, похоже, не в теме. За завтраками и ужинами рассказывает о муже, дочке, зяте, внучке, соседях, других дачах, вспоминает какие-то истории… в общем, все как обычно. Я плохо усваиваю эту информацию и играю отведенную мне роль отпускника, каждый день уезжаю на велосипеде и только один раз ездил по делу. Ломать голову, зачем я тут, мне уже надоело. Слишком много неизвестных в этом уравнении.
Как это ни покажется странным, но ездить тут особенно негде. Кругом дачные поселки, отображающиеся на карте мелкой сеткой улиц, иногда попадаются лесные островки, где днем под каждым кустом можно обнаружить бабушку с ребенком, а вечером – компанию молодежи, и круглосуточно – свалку мусора.
Улицы представляют собой глухие кирпично-деревянные коридоры, тянущиеся по несколько километров и временами пересекающиеся другими коридорами. Вдоль растут обычно кустарники или деревья, в отдельных местах, напротив старых дач они настолько разрослись, что заборов не видно и, глядя в перспективу, представляешь, будто едешь по просеке. Иногда эти коридоры так и называются – Восьмая просека, Вторая поперечная просека и т. д.
Я живу на улице Карла I. Кажется, это английский король, которого казнили в середине XVII века в ходе революции. Вокруг много революционных названий – улица Розы Люксембург, улица Фрунзе, аллея Крупской и другие. Но Карл I меня удивил – все-таки он был из другого лагеря. Хотя был же анекдот про то, что Хрущев хотел «Золотой Звездой» Героя наградить Николая II за создание в России революционной ситуации.
Я спросил у Марь-Петровны, и она ответила, что наша улица на самом деле называется Карла Маркса, просто почти вся фамилия отвалилась с таблички и осталась только одна палочка от буквы М.
Отрывок 48
Дальше я проезжал мусорный лес, по которому ветер гонял целлофановые пакеты. Среди негустой истоптанной травы проглядывали пластиковые бутылки, обрывки газет, угли кострищ, деревянные обломки, металлические детали и прочие остатки жизнедеятельности человека. Ехал здесь осторожно – по дороге было много вдавленных в землю стеклянных осколков. Страннее всего среди этого пейзажа было видеть в выходной день дымок и расположившуюся компанию. Как им удавалось найти свободное от мусора место? Или сперва, ругаясь, они очищали его от мусора, а потом уже добавляли туда свой?
Отрывок 49
…И вынырнувший откуда-то из детства запах кукурузы. Я не помнил до этого момента, как она пахнет, но как только почувствовал эту молочную сладость, сразу понял, что это кукуруза.
Хотя ничего не было видно. С одной стороны – луг, с другой – деревья.
По примятой траве я прошел за деревья и вышел на окаймленное проселочной дорогой кукурузное поле.
Я положил велосипед в траву, и тут же на него запрыгнул десяток кузнечиков.
Один из них цокнул о матовую поверхность диска, закрывавшего шестерни, и не мог прыгнуть с нее дальше, потому что было скользко. Крутился, переминался, но ничего не выходило.
Потом сбоку прошел самолет, развернулся, снижаясь, по большой дуге, и я видел его, пока мне не стали мешать белые мушки.
Потом я ловил кузнечиков, вспомнив, как это делается. Один из них привык к моим рукам и неспешно, щекоча, залез на выставленный вверх большой палец. И сидел на нем, пока не решил, что наигрался со мной, или пока не испугался уставившихся на него глаз. И наконец – я почувствовал силу толчка – перемахнул через мое плечо.
Мне кажется, кузнечики, в отличие от самолетов, не всегда знают, куда приземлятся.
Отрывок 50
Иногда я проезжаю столько, что уже не помню, где был и что видел. Найти свой маршрут на карте сложно – подробной карты области у меня нет, только потрепанная двухкилометровка, и я только гадаю: где был тот лес, где я ел чернику, и что за поле, куда я попал потом; и если это поле – вот оно, то почему я не видел вот этой нарисованной дороги?
Я нашел большие нехоженые и неезженые леса. Иногда, экономя силы, я еду до них несколько остановок электричкой. Длинные однообразные тропы наводят на длинные неспешные мысли.
Отрывок 51
Летчики.
Не помню, как зовут. Двое. Овальные фотографии. Одного, кажется, Беспалов. Воткнутый в бетонное основание кусок оперения или крыла самолета. На нем фотографии, фамилии, даты рождения и дата гибели. Вокруг сгустились деревья, в три стороны – болота. С четвертой – тропа, выходящая на лесную дорогу. Если смотреть в лес за памятник – видно, что там светлее, деревья растут реже, некоторые из них кривы и изломаны, возможно, это обман зрения, но мне кажется, что их самолет упал именно там.
Отрывок 52
И постепенно в этих недалеких пригородах, в этих дачах и тусклых городках-спутниках с пыльными улицами, в этих лугах и лесах мне открылась простая истина: вряд ли кто-то из тех, кто работает каждый день, видит жизнь такой, как она есть на самом деле.
Люди вообще очень редко видят дальше своего носа. Тот, кто ездит на работу на машине, редко думает о переполненных поездах метро. Тому, кто толкается утром в электричках, уличные пробки кажутся второстепенной проблемой. Милиционер главной задачей считает охрану порядка (как он ее понимает), строитель – возведение дома…
Все копошатся в гигантском муравейнике, называемом город. Нахлынут утром из спальных районов и пригородов и вечером отхлынут. Так город пульсирует. Из месяца в месяц, из года в год. Только людей становится больше и больше. Они ждут лучшей жизни, работают ради нее, но она наступает далеко не для всех, а для единиц, а остальные проводят в ее ожидании десятилетия и, поняв, что ничего не достигли и уже не достигнут, возлагают надежды на детей, а потом на детей детей…
Страшно и смешно, что я потратил столько времени на эти приливы и отливы.
А преуспевшим я тоже не очень завидую. Мало кто преуспел, а еще меньше – кто преуспел и стал счастлив. Да, их не жмут в автобусах, может даже, они не следят за дорогой, потому что есть личный шофер, но их жмет груз ответственности за свой бизнес, свои деньги, своих людей, свое будущее… А если не жмет это, то жмет что-то еще… Я точно не знаю их жизни, но предполагаю, что это так. Если ты не умеешь быть счастливым, то вряд ли тебе в этом помогут деньги.
Отрывок 53
Но люди не будут жить лучше. По крайней мере, эти. И, по крайней мере, в обозримом будущем. Потому что если они будут жить лучше, то им не нужно будет работать, а если им не нужно будет работать, то чем они будут заниматься? Велосипедных дорожек в городе нет, кружков лепки из глины в таком количестве тоже нет, даже парковых скамеек на всех не хватит. Им нечем будет заняться, а потому они не будут жить лучше.
Было бы здорово проложить за городом специальные велосипедные дороги, неширокие, метра три или даже меньше, два, я не думаю, чтобы это было дорого.
Проложить через леса, поля, можно через населенные пункты – шума они создавать не будут. Через каждые десять километров поставить магазины, кафе, может быть, даже гостиницы, устроить пропаганду семейного отдыха на велосипедах, который сочетал бы и спорт, и общение с природой, и посещение достопримечательностей. Дороги сделать кольцами вокруг города и организовать несколько радиусов. Можно проложить несколько таких дорог и в городе, хотя там это, естественно, будет сделать сложнее. Это не должно стоить дорого. Дорожное полотно и мосты обойдутся во много раз дешевле автомобильных, поскольку нагрузки другие. Лучше, конечно, чтобы они проходили мимо железнодорожных станций, захватывали населенные пригороды. Я знаю уже достаточно мест, где бы можно было их проложить. А зимой их можно использовать для лыж.
Я читал, что в Европе есть такие дороги, они даже идут из одной страны в другую. А в Канаде или в Штатах для велосипедных дорожек используют заброшенные железнодорожные пути – не мудрствуя, кладут асфальт между рельс, хотя это узковато.
Но мне кажется, что все это останется моими фантазиями. Этот проект не принесет сверхприбылей. А у нас сейчас здоровый образ жизни пропагандируется только в тех случаях, когда это сулит кому-нибудь большой доход. Например, очень удобно пропагандировать занятия на тренажерах – никаких дорог строить не надо, а стоимость тренажеров или занятий в тренажерных залах приличная. А реклама горнолыжного спорта? Тоже выгодно – хорошая экипировка и лыжи стоят тысяч долларов, плюс доход туристическим компаниям, которые доставят тебя и твои лыжи в Австрию или еще куда.
